Лишь один раз он вышел из себя. Где-то за пару недель до смерти дочери он возвращался с работы и по пути зашёл в табачный магазин, располагавшийся недалеко от дома. Продавец был ему хорошо знаком, то был неплохой парень по имени Макс, работавший в этой лавке последние лет восемь. Макс хорошо относился к Дмитрию, всегда откладывал для него его любимые сигареты, передавал приветы семье, и даже рассказывал последние нашумевшие новости на районе, выходя с Димкой на улицу покурить возле урны у входа в магазинчик.

Наверное, всё началось с того, что Максу вздумалось пожурить Димку за чрезмерное пристрастие к никотину в последнее время.

– Опять два блока? Слушай, Демон, ты б завязывал…

Димка молча складывал пачки сигарет в свой зелёный рюкзак.

– Я понимаю, что у тебя там всё плохо, ну, дочь, все дела… Я как бы ничего не говорю, ты сам врач, ты лучше меня понимаешь в этом…

Димка ударил. Он сам не успел сообразить, как это произошло. Он просто сжал правую ладонь в кулак и ударил Макса по лицу через прилавок. После этого развернулся и вышел из магазина, не обращая внимания на доносившиеся до его ушей крики продавца. Больше он никогда не заходил в эту лавку. Ему было стыдно.

В те непростые дни Димка жил, задыхаясь. Когда дочь легла в больницу на лечение, он понял, что их семье пришёл конец. Иринка отдалялась от него всё дальше и дальше с каждым днём. Она перестала смотреть ему в глаза. Избегала. Не пыталась скрыть своё отвращение при случайных прикосновениях. Иринка вела себя так, словно они были чужими друг другу. Страшный диагноз дочери поставил точку на их семье. Всё, что их связывало теперь, так это обсуждение течения болезни Машки, результатов её анализов, и предстоящих процедур химиотерапии. И всё. Димка не знал, как разрушить эту каменную стену между ними, как достучаться до ледяного сердца жены.

Негласно при дочери они держались непринужденно, обнимались, подшучивали друг над другом. Димку буквально сводил с ума этот театр, но он был рад хотя бы так, ненадолго, почувствовать себя частью их некогда счастливой семьи.

Когда Дмитрий и Иринка возвращались домой, в пустую квартиру, они переставали существовать друг для друга. Они становились словно двумя волками-одиночками. Каждый из них как мог переживал случившееся горе, срываясь на вой, царапая стены тесной клетки, задыхаясь от боли.

Иринка порою вела себя так неадекватно, что Дмитрию становилось страшно за неё. Она могла затеять яблочный пирог, весёлым голосом зазывая Машку ей помочь, чтобы успеть до прихода папы. Могла тщательно проутюжить лучшее платье дочери, приговаривая при этом, что Машуля должна быть самой красивой на завтрашнем утреннике в саду.

Но чаще Иринка сидела на стуле в центре Машкиной комнаты и смотрела на стену, на дочкины рисунки. И улыбалась. Димка подглядывал за ней в приоткрытую дверь, и его сковывал ужас от взгляда на улыбающуюся жену. Но он знал, что в комнату входить нельзя. Ни в коем случае.

«– Ирин…

Она не слышала. Она смотрела на стену напротив, увешанную рисунками.

– Ирин, хватит. – Димка рывком повернул её голову к себе, и, глядя ей прямо в глаза, произнёс:

– Всё будет хорошо.

Она посмотрела на него удивлённым взглядом, будто не узнавая. Потом засмеялась:

– Димка, ты чего? Всё и так хорошо…

Димка погладил её по голове. Взял за руки. Она снова улыбнулась:

– Дим, что с тобой?

Она потрепала его по щеке, и, спохватившись, добавила:

– Уже шесть! Дим, давай за Машкой в садик.

Димка опустил голову. Он был не в состоянии смотреть в её жизнерадостные глаза.

– Иринка, родная, Машуля в больнице, помнишь?.. Она умирает. Наша дочь уже почти мертва, ты понимаешь?! – Димка сорвался на крик.

Сначала Ирина просто сидела молча, на её губах всё ещё играла идиотская улыбка. Потом она заплакала навзрыд, обхватив свои плечи. Димка попытался её обнять, но в ту же секунду получил пощёчину. Иринка вскочила со стула и начала исступленно бить его ладонями по голове, рукам.

– Это ты! Ты!!! Я ненавижу тебя, тварь! Ты её убил, ты!!!»

Каждый страдает в одиночку. Неважно, какая трагедия коснулась твоей семьи. Никто и никогда не переживает беду вместе, сообща. Каждый человек всегда один со своим горем. То, что, по идее, должно объединять родных людей, делает их чужими друг другу.

Иринка чувствовала себя виноватой в происходящем, поэтому решила переложить часть бремени на мужа. Димка прекрасно это понимал. Он был согласен быть виноватым во всём, только бы ей стало легче, только бы ушли навсегда эти её помутнения рассудка, только бы она справилась со своей болью.

Машка умирала, умирала медленно. Димка часто думал о том, как всё-таки повезло тем родителям, что теряют детей внезапно, например, в аварии, или, может, вследствие несчастного случая на детской площадке. Димка читал про такие случаи в газетах. «Ребёнок погиб в результате внезапного обрыва качели! Обезумевшие от горя родители…» Димка завидовал им. Как же это здорово потерять дитя в одночасье, выплакать положенное количество слёз на маленькой могилке, потихоньку пытаясь смириться и жить дальше. Никаких бессонных ночей, щемящего чувства вины и ощущения собственного бессилия.

Димка стыдился своих мыслей. Он прекрасно понимал, что это эгоизм чистой воды.

В большинстве случаев страдания родителей не имеют ничего общего с любовью к их больным детям. Димка видел это почти каждый день на работе. Они воспринимали происходящее как несправедливость Божью, как наказание, как испытание, проецируя болезни и боль своих детей на себя. Они все хотели в первую очередь обрести собственное душевное равновесие. Поэтому лучших выходов всегда два: либо быстрая смерть, либо гарантированное выздоровление.

Семье Дмитрия просто не повезло. Дочь умирала, не имея ни единого шанса на жизнь. И если Димка хотя бы попытался принять этот факт, то Иринка не смогла.

Машка умирала дома.

Как-то сразу в их квартире стали негласно запрещены белый цвет, тишина и грустные лица. Машкина комната утопала в цветах и воздушных шариках. Горели свечи. Димка не мог отделаться от мысли, что комната напоминает склеп.

«– Пап, расскажи сказку.

– Однажды в одном маленьком-маленьком королевстве жила Принцесса. Она была очень красивой, умной и доброй девочкой. Родители очень любили её.

– Пап, а как её звали?

– Так же, как тебя. Принцесса Мария Прекрасная. Однажды она захворала и слегла. Много дней и ночей лучшие лекари королевства пытались вылечить её. Король приказал отдать все свои сокровища тому, кто сможет помочь Принцессе…

– Все-все сокровища?

– Конечно. Никакие сокровища не заменили бы ему его любимую дочь. Принцесса была самой жизнью для Короля. Он так переживал за Принцессу, что и сам заболел. Целыми днями он лежал на королевском ложе и ждал хороших вестей от придворных врачевателей. Принцессе становилось всё хуже и хуже. Королева-мать выплакала все слёзы. Но однажды ночью Король увидел дивный сон, будто он гулял по цветущему летнему саду, в котором было море цветов. Там были и тюльпаны, и розы, и пионы, и хризантемы, и много-много других. В своём сне Король чувствовал себя прекрасно, хворь отступила. Он вдруг подумал о том, что было бы здорово порадовать свою дочь этими красивыми цветами. Но лишь только он протянул руку к ближайшему цветку, как откуда ни возьмись появился огромный Волк с белоснежной шерстью и изумрудными глазами…

– Откуда он взялся, пап?

– Он просто вышел из-за розового куста. Его белая шерсть была вздыблена, морда оскалена. «Зачем ты забрёл в мой сад, человек?» – спросил Волк. «Я не знал, что это твой сад.» – ответил Король. – «Прости меня. Я хотел нарвать цветов своей дочери, которая очень сильно больна. Я надеялся, что букет из свежих цветов может её порадовать.» «Я прощаю тебя.» – сказал Волк. – «Но я хочу тебя предостеречь. Эти цветы могут подарить жизнь, но могут и отнять её. Чтобы сорвать хоть один цветок, нужно иметь самые светлые помыслы. Если в твоём сердце недостаточно любви, цветы отберут жизнь у того, кому ты их подаришь.»