Эрилин отложила меч, который все еще сжимала в руке (рана должна была быть много хуже, чтобы заставить ее бросить оружие), и позволила Элайту уложить себя на упавшее дерево. Голубые с золотом глаза горели гневом на ее чересчур бледном лице.

- Простите, что ударил вас, принцесса. Я прежде всего думал о вашей безопасности и не нашел другого способа вас оттуда увести.

Она нетерпеливо отмахнулась: - Ты бросил своих наемников на смерть.

Эльф пренебрежительно пожал плечами. - Они люди.

- И я тоже наполовину человек, - резко ответила Эрилин.

- Ты сейчас только наполовину жива, - заметил Элайт. И хотя это прозвучало мрачной шуткой, правды в словах было больше, чем Элайт привык себе позволять. Он положил на плечо упрямой воительницы руку, чтобы не дать ей встать, и опустился перед ней на колени. Вытащив нож из ножен на запястье, эльф аккуратно срезал пропитанную кровью ткань рубахи.

Когда Элайт осмотрел рану, невидимый кулак, который сжимал его сердце начал расслабляться. - Все не так плохо, как я опасался. Важные кровеносные сосуды не повреждены, и, кажется, серьезных повреждений мышц тоже нет. Тем не менее, я очищу и зашью рану.

Эрилин кивнула, отмахнувшись от куска кожи, который Элайт предложил ей, чтобы сдержать стоны. Плотно сомкнув зубы, женщина пристально следила за лесом, пока эльф обрабатывал рану.

- Вон там - ручей. Можно пройти по нему, затем перебежка - и на деревья, а после снова к ручью. Повторим это два-три раза, сделаем несколько цепочек следов и уйдем по ручью до какого-нибудь из его рукавов - тогда даже малариты не смогут выследить нас.

План был хорошим, и при более благоприятных обстоятельствах он может бы сработал. - Но как долго ты сможешь продержаться в таком темпе?

Эрилин повернулась и встретила его глаза. - Столько сколько придется.

Элайт не сомневался, что она попытается. - И если нас догонят, ты будешь сражаться?

Она подняла плечи, как будто предлагая ему говорить по существу.

Лунный эльф вздохнул. Пускай она и была лишь полуэльфийкой, Эрилин в полной мере унаследовала решительность и упрямство от своей матери, принцессы эльфов. Элайт был верен ей и как эльфийский лорд дочери принцессы, и как эльф эльфу. И все же временами - такими, как сейчас - ему хотелось просто задушить Эрилин. Элайт считал, что именно такой вот традиционный эльфийский подход к жизни уже привел к упадку расы, а его с Эрилин приведет к смерти.

Пришло время для новой тактики.

Острые глаза Элайта пристально разглядывали лес. Ниже по течению, лань опустила морду в темную воду.

Медленная, хитрая улыбка изогнула губы эльфа. - К ручью, быстро, - согласился он. - Охота начнется всерьез с восходом луны.

Вой все нарастал, наполняя жуткой музыкой окрестные леса. Гримлиш поднялся и принялся осматривать рогатый шлем и снаряжение. То же сделали и остальные. Вскоре луна должна была подняться, и волчья песнь возвещала ее приход столь же ясно, как крик петуха - зарю.

Внезапно Барсук замер. Он глухо восхищенно выругался и потянулся к самому длинному из своих ножей. Дром проследил за взглядом мужчины. В тени молодой сосны стоял крупный серебряный волк. Янтарные глаза следили за охотниками с напряженным интересом.

Забыв о своем месте в этой стае, Дром придержал руку старого охотника. - Он не станет нападать.

Но даже говоря это, Дром чувствовал сомнение. Волки были существами непредсказуемыми, и поведение их было слишком загадочным и сложным, чтобы его мог понять кто-то из людей. Для робких, словно овцы, деревенских жителей волк был жадным чудовищем. Лесничие, друиды и прочие подобные им дураки впадали в другую крайность - они романтизировали волка с его благородным сердцем, не тронутым проклятьем рода человеческого - жадностью и непостоянством. Волк, утверждали они, бескорыстно улучшает породу своих жертв, вырезая слабых, старых и немощных. Дром с презрением относился к обеим точкам зрения, и вовсе не потому, что они были полностью ложны - крупица правды была в каждой - но потому, что и та, и другая были неспособны объяснить подлинный дух волка - или Волчьего народа, искавшего и находившего вдохновение в Поющей Смерти. Четыре зимы тому все оленята в деревенском стаде попросту исчезли, хотя еще весной телки были стельны и поздних заморозков не случилось. Всё объяснили волчьи следы - на протяжении многих недель стая питалась почти одной лишь олениной. И даже несмотря на это убили они гораздо больше животных, чем могли съесть. Дром, как и все жители деревни, страдал всю следующую зиму от недостатка пищи, однако вместе с тем он узнал, что даже самым практичным северным волкам не чуждо чистое торжество охоты и радость убийства.

Короче говоря, кто мог знать, что таинственные цели скрывались за янтарными глазами волка?

Барсук отбросил руку полуорка. - Нападет? Конечно не нападет. Волки очень умные. Он один, а нас - трое. Поэтому он убежит. Но если бы мы смогли поймать его, это было бы прекрасное убийство.

- У нас другая добыча, - отметил Гримлиш. - Давайте отправляться.

Охотники быстро включились в ритм ходьбы большого орка. Идти по следу было до нелепости легко - женщина оставляла за собой заметную кровяную дорожку. Дром представлял себе эльфийку со странной смесью предвкушения от встречи и благоговейного страха. Вот это будет действительно прекрасное убийство!

Она была высокой, с дикой копной черных волос и горевшими голубым пламенем глазами. Многие из Когтей Малара пали под ударами ее меча. И даже когда стало ясно, что сопротивлению конец и смерть близка, полуэльфийка не ушла с поля боя. Так бы она и билась там, если бы не вмешался сребряновласый эльф с неистовым соколиным взглядом. Пущенное им заклинание - вспышка света и облако жалящей пыли - заставило Когтей на миг отступить, и это дало эльфам возможность уйти с поля боя, но следов их волшебство скрыть не смогло.

Кровяной след становился все незаметней, но Когти не теряли его из виду. То багровый мазок на ветке с молодыми листьями, то - глубокий отпечаток мужского сапога во мху. Обычно эльфы оставляли после себя гораздо менее заметные следы, но этот мужчина вынужден был по-прежнему нести спутницу на себе.

И все это время за охотниками следовал большой волк, чей серебристый мех отражал свет луны. Барсук поглядывал на него все более нетерпеливо, однако Гримлиш не позволил бы мужчине напасть.

- Волк - это знак, - настойчиво повторял орк, - а может даже наш дух-проводник.

Барсук сплюнул. - Волк - это волк. Кто может сказать, что он нас не испытывает?

В словах мужчины была своя правда. Волки часто испытывали свои жертвы - в течение долгих часов преследовали их, устраивая пробные выпады и отступая, если противник казался слишком опасным. Пожалуй, лишь одно из пятидесяти волчьих нападений заканчивалось смертью жертвы.

- Нас трое, а волк один. Может, это ты собираешься умереть от старости, - холодно сказал Гримлиш. Его презрительный взгляд, брошенный на человека, заставил Барсука угрюмо замолкнуть.

Тропа уводила их все глубже в лес, мимо упавшего дерева к весело бежавшему ручью. Здесь эльфы остановились - вероятно, чтобы остановить предательское кровотечение. Отпечатков мужских сапог больше не было, что означало, что эльф снова пошел налегке. Женщина же заметно ослабела и шла шатаясь. На ветках и листьях были заметны следы крови, оставить которые мог лишь эльф, окончательно потерявший осторожность из-за боли.

Она не ушла далеко. Всего лишь в сотне шагов женщина рухнула в кустарник - сломанные ветки красноречиво свидетельствовали об этом. И снова кровь.

- Рана открылась, - пробормотал Дром.

Но Барсук не был так уверен. - В одиночку мужчина мог бы выжить. Но оставаться с женщиной означало неминуемую смерть. Но достаточно ли он умён, чтобы знать это, и достаточно ли безжалостен, чтобы воспользоваться этим знанием?