Лишь один вопрос являлся испытанием храбрости сэра Хэмнета в эти три дня – местонахождение Утера. Дворецкого не видели с той самой ночи неудачной экспедиции – верный признак его вовлеченности в организацию засады для капитана Трюсильвера.

Те участники клуба, что были с монстроподобным слугой в дружеских отношениях, предпочли верить, что он сбежал из страха услышать о смерти воина; но как бы они ни были добросердечны, со временем эти запутавшиеся люди всё больше поддавались всеобщему настроению. Нет, дворецкий явно стоит за убийством капитана, и всего лишь вопрос времени, когда же правосудие, наконец, настигнет его.

Последним местом, где любой из Браввортов ожидал появления внушающего страх лакея, была сама библиотека. Однако, когда на третью ночь на Сюзейл спустились сумерки, он твёрдо вошёл в огромную, заваленную экспонатами комнату.

Он не обращал внимания на удивлённые вздохи и сердитые, обвиняющие выкрики. Любого, кто вставал на пути, прислужник предостерегал взмахом великолепной рогатой головы или отодвигал в сторону лапой с чёрными когтями. И маги, тут и там торчавшие в помещении, знали, что не стоит пытаться усмирить его волшебством: то же неверное заклинание, что исказило форму дворецкого, сделало его неуязвимым для остальной магии.

Утер добрался до одной, особенной книжной полки – почётного места около камина – и там остановился. С привычным профессионализмом он начал снимать с неё книги, свитки и карты. Большинство Браввортов знало, кем написаны эти тома; немногие оставшиеся с лёгкостью могли угадать.

- Это уже ни в какие ворота! – возмутился сэр Хэмнет, прервав наконец поражённое молчание, вызванное удивительной наглостью дворецкого. – Оставь книги на месте, убийца!

- Эти книги не на тех полках, - возразил Утер, не отрывая взгляд от работы. – Шкафы у камина выделены под историю, сэр Хэмнет. Твои же работы – выдумки.

Угрожающе надвинувшись на слугу, пожилой аристократ потянулся за рапирой, вытащив её эффектным и быстрым движением.

- Я пронжу тебя насквозь, если не прекратишь.

- Трус.

Вымученный голос, с трудом произнесённое, приглушённое слово – но достаточно понятное, чтобы привлечь всеобщее внимание к фигуре, обрамлённой массивным дверным проёмом читальни. Капитан Трюсильвер злобно обвёл комнату единственным оставленным ему глазом, и зашёл внутрь.

С каждым шагом зажатый под мышкой костыль стучал, словно молоток гробовщика. Без него Гарет Трюсильвер просто не смог бы идти – правая нога ниже колена отсутствовала. Но это была не самая ужасная из его травм. Жестокие красные кляксы покрывали его руки в тех местах, с которых срезали кожу. Разрез с обратной стороны левой руки стягивали толстые чёрные швы. Наниматель похитителей тел извлёк оттуда мышцы и жилы, оставив руку почти бесполезной. Подобные шрамы теперь иссекли когда-то красивое лицо солдата; они шли через ужасные сиреневые синяки на скулах, исчезая в провале, который раньше был носом, и в тёмной дыре, совсем недавно содержавшей глаз.

Дворецкий обернулся, держа в мощных руках содержимое двух полок.

- Вы должны отдыхать, капитан. Скоро прибудет городская стража, для снятия показаний, - на мгновение Утер перевёл взгляд на сэра Хэмнета. – Я провёл три последних дня, помогая страже отыскать капитана. Если бы ты сказал правду в тот день, когда они нашли тебя, кричавшим как сумасшедший, мы могли бы отправиться на спасение уже тогда, до того, как эти мясники успели разделать его.

- Гарет, - выдавил сэр Хэмнет, как будто даже не услышав обвинения. – Мы думали, что потеряли тебя. Клянусь Кулаком Хелма, я рад, что ты жив!

- Лжец, - медленным, полным боли голосом отчеканил Трюсильвер. То, как он исковеркал это слово, значило, вероятно, что и часть его языка исчезла под действием какого-то заклинания.

Капитан неуклюже доковылял до Утера, остановившись перед ним. Правой рукой он снял самую большую книгу с вершины груды и бросил её в огонь. Вдоль корешка заплясали языки пламени. С резким хлопком том раскрылся, показав раскрашенную вручную карту Земель Орды. Огонь жадно проглотил эту страницу и принялся за остальную часть книги.

Трюсильвер бросил ещё одну штуку, и ещё. Сэр Хэмнет поднял руку, намереваясь остановить его, но низкий, рокочущий рык Утера предостерёг его от этого.

Картограф беспомощно повернулся к остальным – его друзьям, братьям-исследователям. Но сэр Хэмнет Хоклин нашёл в их лицах лишь ненависть, отвращение и гнев. Они смотрели на него, не скрывая презрения, молча одобряя уничтожение работы всей его жизни.

Старик попытался стряхнуть это презрение, укрепить баррикады, который он возвёл вокруг своей трусливой души. Но эти стены рушились. Разделённая слава общества теперь бежала от него, как опадающая листва покидает вступающий в зиму дуб. Сотни висящих на стенах церемониальных клинков и добытых в боях щитов принадлежали и ему. Сражённые чудища и покорённый дракон были и его трофеями тоже – доказательствами доблестных деяний, превосходящих самое смелое воображение. Но не теперь. Бравворты знали правду, и каждый обвиняющий взгляд отражал её обратно, словно безупречное зеркало.

Сэр Хэмнет Хоклин был трусом.

Комната закружилась, и аристократ скрыл лицо в дрожащих руках. Он мог спрятаться от взглядов, но не мог заглушить треск и шипение огня, уничтожавшего его записи и обращавшего его карты в пепел.

И в эту секунду, за мгновение до того, как его сердце было раздавлено рухнувшими остатками позаимствованной доблести, Сэр Хэмнет услышал его – низкий, свистящий смех в языках пламени. Он был прав всё это время. Под аккомпанемент жестокой усмешки Цирика и удовлетворённого выдоха Лорда Раздора, сама сущность старика разлетелась на осколки, а проклятая душа, вереща, провалилась в Гадес.

ЗРЕНИЕ

Роджер Е. Мур

Когда меня позвали, я находился в переполненной таверне, где воздуха из-за пламени свечей почти не осталось. Вождь моего клана заворчал, но все же отпустил меня и продолжил осыпать ругательствами другого гоблина, который якобы чем-то его оскорбил. Подобные словесные баталии, зачастую сопровождавшиеся вытаскиванием ножей и короткими схватками, после которых пол в таверне становился скользким от крови, в последнее время среди моих сородичей происходили слишком часто. Я был рад уйти.

Но я бы куда больше радовался обретенной свободе, если бы позвавший меня воин не сообщил, что меня хочет видеть Скраланг, шаман нашего народа. При мысли о встрече со старым гоблином желудок у меня завязался узлом. Я не трус, но и не дурак. Посыльный отправился восвояси, а я, обуздав свои страхи, зашагал по длинным и узким тоннелям Нижней Ночи, нашего дома под Пыльными Стенами.

В свои двадцать я был капитаном стражи и помощником предводителя нашего клана, ещё один молодой кулак среди множества рук горных гоблинов. С двенадцати лет я сражался на поверхности с людьми, которые вторгались в наши земли. Однажды я оказался схвачен и провел в плену целый год, пока не сбежал. Это научило меня больше никогда не попадаться. Я неплохо знал людей и не испытывал перед ними страха, но Скраланг не был человеком, да и гоблином, как поговаривали, тоже.

Когда я добрался до конца темного, затянутого паутиной тоннеля, дверь сама собой распахнулась. Не вставая с кровати, Скраланг поприветствовал меня кивком. Небрежно взмахнув рукой, он указал на стул, стоявший у стола, на котором неверным пламенем горела единственная свеча. Попытавшись взять себя в руки, я вошел в его жилище.

Я пересек небольшую, заваленную хламом комнату. Под подошвами моих подбитых железом сапог хрустели обломки костей, корки хлеба и прочий мусор. Скралангу было плевать на грязь. Как говорили, с каждым днем мирские дела волновали его все меньше и меньше. Я не понимал, как он может жить в таких жутких условиях, но сейчас было не время и не место об этом говорить. Кто посмеет нанести оскорбление тому, кто говорит с богами?