При упоминании «Блэквотер» Кирби навострил уши – наконец-то он услышал что-то полезное.

– Когда она там работала?

– Когда я родилась, она уже работала там. Ушла только после закрытия больницы.

Что означает, подумал Кирби, что им нужно снова поговорить с Рэймондом Свитом. Он должен был знать Эну.

– Понятия не имею, что она делала после этого, – продолжила Карен. – Зная ее, можно предположить, что она перешла в другое место и стала пытать бедолаг там.

– Что вы имеете в виду под «пытать»? – спросил детектив.

– Мистер Кирби, – начала объяснять ему Карен, словно растолковывая что-то малому ребенку. – Моя мама не была приятным человеком. Одному только богу известно, как она стала медсестрой, но стала ведь. Тогда все было по-другому, не так много проверок и всего прочего. А если вы знаете, что к чему, – она постучала по виску пальцем, – то и убийство могло сойти вам с рук. Черт побери, ей-то это удалось.

– Имеете в виду, что у нее не было необходимой квалификации?

Карен пожала плечами.

– Ну, я не видела, чтобы она хоть где-то училась, давайте скажем так.

– Ладно… Где вы жили до того, как ушли из дома?

– Мы жили на территории больницы. Медсестрам выделяли там жилье, и те, у кого были дети, могли рассчитывать на один из коттеджей. Коттеджей, черт побери – скорее уж дурацких бункеров. Я хотела переехать, но – «о нет, мы должны остаться». Она думала только о себе и том проклятом месте.

– Какую должность она тогда занимала?

Карен пожала плечами.

– Не знаю… сестра-хозяйка или типа того. Она никогда об этом не говорила, но помню, что у нее был странный рабочий график. Мы почти друг друга не видели.

– И куда она пошла, когда в 1993 году больницу закрыли?

– Черт его знает. Это вы детектив, вот и разузнайте.

Карен допила остатки WKD Blue и принялась искать зажигалку, которая упала за спинку кресла. Кирби мог бы поклясться, что застежка комбинезона теперь опустилась ниже, чем была в момент его прихода, и пока она вытаскивала зажигалку-пуделя из-за подушки за спиной, он заметил лямку ее бюстгальтера. Детектив быстро отвернулся и сосредоточился на своих записях.

– Что насчет вашего отца?

– Попалась, зараза, – произнесла она, доставая зажигалку. – Отца? Никогда его не знала. – Карен зажгла еще одну сигарету и наклонилась вперед, чтобы прислонить ее к пепельнице. – Помощник из меня не очень, правда?

– Должно быть, для вас это тяжело, и я ценю вашу помощь, но скажите: вы не знаете, кто ваш отец?

Карен отрицательно покачала головой.

– Какой-то врач из психушки, скорее всего. Они там этим занимались как кролики.

– Карен, я обязан спросить: где вы были вечером во вторник?

– Думаете, это сделала я? Не смешите! Серьезно, я бы не стала тратить на это свое время, – она несколько секунд внимательно смотрела на Кирби, прежде чем продолжить. – Так уж вышло, что я была в «Добро Пожаловать». Этим местом заведует мой друг, и ему не хватало рук. Я всю ночь наливала пинты. Спросите там кого угодно – я весьма популярна, – сказала она подмигивая.

Кирби ничего не мог с собой поделать: ему нравилась Карен, несмотря на ее очевидное безразличие к смерти матери. Он задумался: каким ребенком она была? Эна вела себя настолько ужасно? Или она была просто не создана для материнства? Даже когда Кирби в детстве хулиганил – а сейчас воспоминания о том, что он творил в подростковом возрасте, заставляли его содрогаться, – его мать всегда прощала его.

– Можете рассказать что-нибудь о последних годах жизни матери: например, о ее волонтерстве в хосписе?

– Что?

На лице Карен застыло выражение, почти насмешившее его, и детективу пришлось напомнить себе, почему он здесь.

– Она никогда не упоминала, что работает в хосписе волонтером?

– Нет, черт возьми, никогда. Наверное, знала, что я скажу, если узнаю. Блин, да вы пришли с кучей новостей, да?

«Можно сказать и так», – подумал Кирби, стараясь подавить улыбку.

– Вы упоминали, что общались с ней по телефону. Когда вы разговаривали в последний раз?

– На Рождество… Нет, подождите, она и правда звонила на Рождество, что было чудом, я тогда чуть не подавилась креветочным коктейлем, – но еще она звонила мне пару недель назад. Она никогда не умела выбирать правильное время и всегда звонила, когда я чем-то была занята.

– Что ей было нужно? – поинтересовался детектив.

– Ничего. Я к тому моменту уже пропустила несколько стаканчиков, как обычно. Не могла дождаться, когда отделаюсь от старой коровы… – Она наклонилась вперед и взяла горящую сигарету. – Здесь правда жарко или мне кажется? – Карен спустила бегунок молнии еще на дюйм и сделала такую глубокую затяжку, что сигарета засветилась, словно раскаленная кочерга.

Кирби автоматически встал и подошел к окну.

– Я открою его для вас, впущу в комнату свежий воздух.

Легче сказать, чем сделать: подоконник был полностью заставлен целой стаей керамических собак, посреди которых лежал розовый телефон в форме кадиллака. Пришлось изрядно постараться, чтобы не опрокинуть фигурки. Цунами из фарфоровых собачек было бы совсем ни к чему. Кирби не мог припомнить ничего подобного за всю свою карьеру и молился, чтобы при выходе отсюда его не переехала машина, – иначе этот разговор станет последним, что с ним случилось в жизни.

– Еще не захотелось одну из этих синих штук? – донесся до него голос Карен, которая стояла у домашнего бара. – Могу налить вам в бокал, если хотите.

– Нет, вынужден отказаться, миссис МакБрайд, но все равно спасибо. – Детектив остался стоять у окна, наслаждаясь прохладным воздухом, который немного развеял смрад от «Силк Кат» и освежителя воздуха. Зловонный запах в сочетании с жарой вызывал у Кирби тошноту. – Так что Эна сказала, когда позвонила? Это может быть важным, – спросил он, пытаясь вернуть разговор в безопасное русло.

Карен теперь здорово напоминала хозяйку пансионата в Блэкпул. Она стояла, склонившись над барной стойкой и поигрывая открывашкой, и Кирби чувствовал облегчение оттого, что их разделял бар.

Немного подумав, Карен ответила:

– Мне показалось, она позвонила, чтобы похвастаться.

– Чем?

– А, в этом-то все и дело! – Карен вышла из-за стойки бара и снова села. – Возможно, я тогда и была под мухой, но я помню, как она говорила, что получит какие-то деньги. Уж не знаю, кто в здравом рассудке мог оставить старой корове хоть что-то…

– Она сказала, откуда деньги и сколько? – Деньги определенно могли стать мотивом, и Кирби спросил себя, а не напал ли он наконец на след.

– Не-а, какой-то старый знакомый или типа того. И прежде чем вы спросите – нет, она не говорила, кто это. Мне, честно говоря, хотелось побыстрее закончить разговор и вернуться к друзьям.

Кирби испытал разочарование.

– Она говорила о чем-нибудь еще?

Карен покачала головой.

– Я же уже сказала, что к тому моменту пропустила несколько стаканчиков… Эй, а вы не думаете, что она могла написать завещание? – Женщина сделала большой глоток синей жидкости, оставившей следы на ее губах. Ее глаза загорелись от волнения.

– Если она его составила и вы в нем упомянуты, уверен, вам сообщат. Вы не знаете, были ли у нее еще дети после того, как вы ушли из дома? – Кирби знал, что нет, но хотел понять, что известно Карен.

– Вы, наверное, прикалываетесь, спрашивая такое, – рассмеялась она. – Ей и меня хватило. Она бы не стала проходить через подобное еще раз… – Женщина взглянула на него так, словно рассматривала новое украшение. – А вы вполне себе ничего для копа, знаете? – Она допила одним глотком остатки второй бутылки WKD и в довершение картины рыгнула.

Кирби решил, что нужно уходить, прежде чем Карен доберется до бутылки номер три, и направился к двери.

– У вас есть сын, верно? – спросил он.

– Дуглас, – ответила Карен, сидя в кресле. – Маленькое ничтожество, если вам интересно мое мнение. Но я его мать, и я люблю его.