— Вон сколько развелось саврасых без узды — всякие Ухинхэны, Еши…
В тот же день Данзанов явился к Банзаровым. Он не слез с коня, не зашел в дом.
— Эй, Банзаровы дома?
Цоли вышла к нему.
— Муж дома?
— Нет его, зайсан. В карауле он.
— Хэшэгтэ Нуктуев у вас? Позови его.
Хэшэгтэ вышел. Тыкши стал кричать:
— Ты зачем сюда приехал? Кто тебя приглашал? Как смел Мархансай-бабая перед всеми позорить? Ты кто — судья или большой чиновник, чтобы решать, кто прав, кто виноват? Немедленно убирайся отсюда, а то плохо тебе будет, дурная голова. До седых волос дожил и не образумился…
— Подождите, зайсан. Объясните: что я неправильного сказал Мархансаю?
— Замолчи, слушать тебя не буду… Поли, если он останется здесь, отвечать будете вы. Еще казаками называетесь… Пятидесятник ашабагадского караула… Пожалуюсь атаману, он твоего Банзара по головке не погладит. — Тыкши повернул коня и поскакал, провожаемый всеми собаками Ичетуя.
— Я не хочу делать вам неприятности, — задумчиво проговорил Хэшэгтэ. — Нужно уходить.
— Не уезжайте, дядя Хэшэгтэ. Если зайсан придет, мы скажем, что вы давно уехали, — вмешался Доржи.
— Поживите хоть несколько дней, — уговаривали и Бадма с Харагшаном. — Мы вас спрячем.
— Нет, дорогие мои… Я ни в чем не виноват. А невиноватые не прячутся.
— Что за скверный человек этот Тыкши! — покачала головой мать.
— Ругать его бесполезно. Не упрекаем же мы ворону за то, что она каркает, а не поет соловьем… Его не переделаешь. Надо уходить, я и так загостился.
Хэшэгтэ сложил свои пожитки, оделся. Попил чаю на дорогу. Мать завернула ему мяса и масла, принесла теплые носки и рукавицы. Он взял палку, поцеловал ребятишек. На прощанье сказал Доржи:
— Я передал тебе, Доржи, что мог. Но все это — только первый пригорок, первый твой шаг к знаниям. Учись русской грамоте. Будешь знать ее — крылья у тебя вырастут.
Старик замолчал. Потом вновь заговорил:
— Среди русских много умных людей с хорошей душой. Я пойду сейчас по улусам и всюду буду рассказывать про русскую женщину Марию, которая взяла в свою семью сиротку бурятку. Пусть радуются люди ее доброму сердцу. И слушай меня, Доржи. Всем, кто откроет мне полог своей юрты, я буду рассказывать о богаче Мархансае. Пускай никто не подъезжает к его коновязи! Пусть все честные люди сторонятся его!
Он еще раз поцеловал ребятишек, пожелал всей семье сытно и тепло жить.
Мальчики и мать проводили его до мостика через Ичетуй. Дядя ушел на север, в незнакомые дали…
А ведь дядя так и не успел ножны золотом покрыть, не услышал Доржи и его молитвы о том, чтобы хозяин не поднимал ножа на добрых людей…
Когда дядя скрылся за поворотом дороги, Доржи разрыдался, как маленький…
Через несколько дней приехал молодой парень и увез дорогой сундучок, который постоянно напоминал Доржи о его умном, хорошем дяде Хэшэгтэ.
У ТВОЕГО ОТЦА ЕСТЬ НАГАЙКА
Дядя Хэшэгтэ рассказал Доржи много смешных небылиц, трогательных легенд и чудесных улигеров. Он не жалел сил, чтобы научить мальчика грамоте. Самое интересное на свете, говорил дядя, — это книги.
Для неграмотного книги — что? Так, пустые крючочки на бумаге, рогатые и хвостатые загогулины. А для грамотного — мудрые наставления, описания далеких стран, жизни богов и баторов, загадки и сказки или грозные повеления высоких нойонов.
Как говорил Хэшэгтэ-нагса? Где-то далеко и давно жил ученый человек. Он написал мудрую книгу. Сам он, может быть, уже умер, а книга его все живет, люди ее читают, и человек, как живой, со всеми разговаривает… Понравились Доржи эти слова. Дядя Хэшэгтэ зажег у него в душе огонек, который всю жизнь теперь не погаснет, такое окно открыл, которое никогда не захлопнется.
И еще дядя Хэшэгтэ рассказал, что у русских много хороших книг. В тех книгах обо всем написано — что было, есть и что еще только будет. Каждая страница, верно, с золотой буквы начинается. Хоть бы кто-нибудь одну страничку потерял. Нет, не теряют. Наверно, пуще глаза берегут эти книги.
Может быть, надо было удрать тайком из дому, уйти с дядей? Ходили бы они везде вместе, смотрели, как люди живут… Доржи все кожи, все серьги увидел бы, которые Хэшэгтэ-нагса сделает, все его мудрые слова запомнил бы… А потом, если бы соскучился без матери и отца, без братьев и товарищей, без своей Хоройшо — самой горластой собаки улуса, прибежал бы домой. В Ичетуй каждый, наверно, дорогу покажет…
По матери он скоро соскучился бы. Такой мамы ни у кого нет. Она угадывает даже то, чего Доржи и сказать не успел. Едва замерзнут у негр ноги, как она протягивает теплые носки; только проголодается, как она ставит перед ним чугунок с едой. Издали увидит Доржи и сразу узнает, с какой новостью он бежит домой. Все по лицу у него читает, как грамотный по книге. Необыкновенная мать у Доржи!
Но Доржи не может во всем слушаться мать. Она не велит Доржи ссориться с мальчиками. Особенно наказывает дружить с Даржаем, сыном Ухинхэна. «Вы с ним в один день родились, — говорила она. — Ты утром, а Даржай к вечеру. Мать у него заболела, так я вас обоих грудью кормила. Значит, Даржай тебе вроде брата приходится». Пускай Даржай будет братом. Ну, а если Даржай задается, как же не подраться с ним? Нет, взрослые многого не понимают. Правда, Доржи теперь не до драк. Он из юрты почти не выходит. Все мысли у него о книгах. Даже улигеры Борхонока так, пожалуй, не занимали его, даже о Рыжухе перед скачками столько не думал.
Доржи решил прочесть все монгольские книги, которые лежат в сундуке. Одну за другой вынимал он их из сундука и сидел над ними до самого вечера, пока не темнело в глазах, буквы не становились одинаковыми и, как муравьи, расползались по бумаге. Но раньше Доржи думал, что все книги интересные. А оказалось не так. В сундуке их было много: «Книга предсказаний», «Приключения Гууша-багши», «Приключения Саран-хухы» и другие. В этих книгах описывались похождения богатых баторов, ханов. Вот откуда брал свои улигеры тот важный старик сказитель в синем шелковом халате, который останавливался у Мархансая! Хранилась в сундуке и «Летопись древности», написанная дедом дедушки Доржи. Но в ней совсем уж ничего не было интересного — имена лам и нойонов, описания пожаров, засух, суровых зим.
Может быть, интересные книги лежат на самом дне сундука? Но там остались только тибетские — узкие длинные листы у них не сшиты. На каждом листе раскрашенные изображения богов и богинь. Эти книги завернуты в истлевшие куски шелка. Некоторые лежат в длинных деревянных ящиках, как в гробах. Их никто не читал, они дремлют в шелку и атласе. Кому они нужны? Сколько ни старайся, все равно не поймешь ни одного слова.
Отец рассказывал Доржи истории про жизнь этих книг. Вот, например, самая большая. Эту книгу будто бы украл из тибетского дацана один лама. Говорят, он сначала предлагал за нее верблюдов, груженных золотом. Тибетские ламы не согласились. Тогда он украл книгу. Дедушка Доржи купил ее случайно у какого-то лекаря, и не за караван верблюдов, нагруженных золотом, а за безрогую коровенку… Вот другая книга, дед отдал за нее двух коней. Но дед зря отдал коней — неинтересная книга… Доржи сунул ее в сундук. Больше читать нечего. Потянуло к ребятам.
Услышав голоса мальчиков, Доржи вышел из юрты.
Ребята играли неподалеку — сделали изгородь из палок, а внутрь изгороди положили белые камни. Камни — это пасущийся скот. Самые мелкие камешки — телята и ягнята. Шагдыр играл в сторонке. Слышно было, как он кричал на Гунгара, который выщипывал руками жесткую траву и складывал в маленькие стога:
— Ты опять мало накосил! Зря только арсу мою жрешь, бездельник!
Доржи видел, что Гунгар боится Шагдыра. А тот покрикивал на Гунгара, ну совсем как отец.
— Доржи, иди играть с нами, — позвал Даржай.
— Он с нами теперь не играет. Он ученый — книги читает, — поддразнил Аламжи.
— А разве это плохо? — Доцжи обиделся.
— Мой отец говорит: только ленивые сидят за книгами, — заявил Шагдыр.
