Они вошли в зал. Ой! Какие здесь интересные стулья! Таких он не видел даже в мебельном магазине. А вот столов нет. Странно! И как тут темно! Только по углам горят лампочки, а на сцене совсем пусто, один занавес висит, расшитый такой. Вот за занавесом, наверное, что-нибудь очень интересное. «Странный какой-то кинотеатр! — думал Сяопо.— Темно и ничего не видно!»

Они заняли три места. Люди все приходили и приходили, но в зале по-прежнему было темно. Все разговаривали между собой. Потом подошел продавец сластей. Сяопо взял у него с лотка четыре конфеты, но папа не рассердился и сразу заплатил. Сяопо ел и думал: «Вот когда у меня опять будет день рождения, попрошу папу купить мне большую машину. Наверняка купит! В день рождения папа добрый!»

Наконец занавес на сцене медленно раздвинулся, показалось белое полотно, белое-пребелое, без единого пятнышка. «Вот и кончилось кино»,— подумал Сяопо. Но в этот момент кто-то заиграл на пианино, только где оно, не было видно, наверное, в кино так и полагается. В кино, должно быть, одни тени. Тень человека играет на тени от пианино.

И вдруг на сцене вспыхнул яркий свет, лица людей в зале стали отчетливо видны, но потом свет погас, и стало темнее, чем было. Раздался какой-то странный звук, снова сверкнул свет, как будто зажгли маяк в море. На белом полотне появился огромный лев с разинутой пастью, а под ним — какие-то непонятные значки. Ой! Ой! Лев умеет читать по-заморски, это, наверное, какой-нибудь иностранный лев. Потом лев исчез, и появились буквы; потом буквы исчезли, и появилась большущая голова в огромных очках: каждое стекло больше колеса машины. Каждый глаз величиной с мяч, а вокруг — длиннющие ресницы.

— Сянь, посмотри!

Но Сяньпо грызла конфеты и ничего не видела. Наконец она взглянула на белое полотно, где показывали большого дядю, и закричала в испуге:

— Ой, мне страшно!

— Ты не бойся, это голова дьявола!

Неожиданно голова пропала, и появилось несколько человек, все в соломенных шляпах. Они шли по улице и разговаривали. Одеты они были во все черное; магазины и повозки были либо черными, либо белыми. Наверное, все эти люди носили траур по родителям. На полотне обозначались какие-то темные дорожки, как будто шел дождь. Но все были без зонтов. Так ведь это не настоящий дождь! Это же кино, поэтому и зонтики не нужны.

Вот по полотну поехали две машины, они катились с горки прямо в зал: все ближе, ближе. Сяопо и Сяньпо от страха закрыли глаза, но ничего не случилось. Когда они открыли глаза, машины по-прежнему быстро бегали по экрану, наскочили на каких-то людей, проехали по их спинам. А люди в зале громко смеялись. Сяопо тоже стало смешно.

Машина остановилась, из нее вышел человек. Папа сказал, что это тот самый дьявол, которого мы видели вначале. А белое полотно называется экраном. Сяопо не узнал дьявола, но раз папа говорит — значит, так оно и есть, тем более что дьявол был в очках. Он вышел из машины и пошел куда-то. А потом вдруг стал кувыркаться. До чего смешно! Потом снова пошел и опять перекувырнулся. Все смеялись, Сяопо вместе со всеми.

— Ты чего смеешься? — спросила Сяньпо.

— Перекувырнись еще разок, пусть моя сестренка посмотрит! — крикнул Сяопо дьяволу.— Слышишь, что я тебе говорю?

В зале все дружно рассмеялись.

Потом машина куда-то исчезла, и на полотне, то есть на экране, снова появились незнакомые знаки. Вот досада!

— Сянь, смотри! Видишь, девушка?

— Где, где? О! В самом деле! И какая красивая, да еще щенка держит!

Откуда-то снова вынырнул дьявол. Обнял девушку и стал ее целовать. Как не стыдно! Сяопо погрозил ему пальцем. А Сяньпо сказала:

— Фу, какой бессовестный!. — и даже плюнула: — Тьфу, тьфу!

К счастью, появился еще какой-то человек. Он схватил очкастого, высоко поднял его и швырнул на землю. Поделом ему! Человек схватил девушку и убежал. Очкастый поднялся с земли и медленно заковылял прочь. Вот смех!

Снова незнакомые буквы. До чего же они надоели!

Чудеса! Откуда-то вдруг появился тигр.

— Четырехглазый тигр! — вскрикнула Сяньпо и закрыла глаза.

Тигр схватил очкастого. Ну и напугался же он, прямо дрожит от страха! Даже волосы у него встали дыбом, как палочки, а соломенная шляпа то поднимается, то опускается. Лопнешь со смеху!

Что это?! Очкастый вдруг стал таким сильным! Полез на тигра и трах его! Тигр перепугался и раскрыл от удивления пасть. Сяопо закричал:

— Бей его! Бей!

Человек, видно, услышал и вступил в бой с тигром. Шляпа его куда-то улетела, очки тоже, от костюма остались клочья!

— Бей его! Не сдавайся! Молодец!

Сяопо сжал кулаки и стал колотить себя по ногам. Потом громко затопал. Плохо дело! Тигр повалил очкастого на землю. Сердце у Сяопо стучало. Какая досада, что он не может вмешаться и помочь как следует вздуть тигра! Но человек перехитрил тигра. Он ухватил его за нос, а тигр прижал уши, поджал хвост и бросился бежать.

— Сянь! Оказывается, тигры боятся, когда их хватают за нос!

И они с сестренкой стали хватать себя за нос, а тигр бежал без оглядки.

Снова на экране появилась девушка, на этот раз в руках у нее был котенок. Человек нашел и нацепил на нос свои очки. Шляпу тоже нашел, она была вся драная. Прижав к груди руку, очкастый встал на колени.

— Знаешь,— сказала Сяньпо,— у очкастого сегодня наверняка день рождения! Видишь, как он кланяется?

Очкастый с девушкой снова стали целоваться. Бессовестные! Тьфу, тьфу! Вдруг кто-то за их спиной выстрелил. Шляпа слетела с головы очкастого. О! В зале зажгли свет, и все исчезло. Осталось только белое полотно, то есть экран.

Сяопо вздохнул.

— Папа, а куда делись все эти люди? — спросил Сяопо.

— Пошли домой ужинать,— смеясь, ответил папа. Только было Сяопо собрался о чем-то еще спросить, как снова погас свет и что-то белое засверкало на экране. Какие-то знаки, снова знаки, домик, снова знаки, а в домике люди: старик, старушка, молодой человек, какая-то женщина. И снова знаки, и дом, и какие-то люди. У всех у них шевелятся губы. Совсем неинтересно! Никто не кувыркается, никто не дерется, и машины не бегают. Шевелятся только губы. Ну что в этом интересного? Море, снова какие-то знаки, гора, опять знаки, люди что-то говорят.

— Папа! — Сяопо потянул отца за руку.— А почему они но дерутся?

— Это уже другая картина.

Сяопо ничего не понял, но побоялся докучать отцу и лишь сказал сестренке:

— Знаешь, Сянь, картину сменили.

Выяснилось, что Сяньпо хочет спать.

— Не спи, Сяньпо,— тормошил ее отец.

— А я и не сплю,— прошептала Сяньпо, но глазки у нее слипались, а голова клонилась набок.

Опять дома, люди, знаки, дома, люди, знаки.

— Папа, а этот очкастый еще придет?

— Да нет же! Говорю тебе, это другая картина. Как же он может прийти?

Сяопо ничего не ответил на это, только спросил:

— А эти люди не любят драться?

— Зачем же все время драться?

— А-а!..— Сяопо сладко зевнул и подумал: «Хорошо бы сейчас поспать, хоть немножко».

12. ГУЛАБАЦЗИ

За ужином у Сяопо и Сяньпо слипались глаза — так им хотелось спать. Еще бы! Обезьяны, кино, дорога туда и обратно — и все в один день! А забот и волнений сколько!

И все же после ужина Сяопо, стараясь побороть сон, стал рассказывать маме о том, что видел в кино: как очкастый вращал глазами, как схватил за нос тигра, как тигр испугался и убежал прочь. Сяопо говорил, а глаза его, как ротик у маленькой золотой рыбки, то открывались, то закрывались. И вообще он как-то странно чувствовал себя: мысли путались, шея почему-то стала мягкая-мягкая, и голова поэтому клонилась то влево, то вправо. Наконец мама взяла Сяопо и Сяньпо за руки и повела в спальню. Они тотчас уснули.

Великолепная все же вещь — сон! Днем тебя ни на минутку не оставляют в покое: велят то стоять, то сидеть. А попробуй, например, положить руку на голову, когда идешь по улице, или ногу — на стол, или попрыгать, как обезьянка, или что-нибудь еще сделать! Не дают ни секунды побыть одному. А кто же станет при папе или при учителе вставать на голову или ходить на руках? Зато во сне пользуешься полной свободой. Кругом темно, никто за тобой не следит; можно положить руку на подушку, раскинуться на постели, свернуться калачиком, можно даже рот открыть. Никто тебе слова не скажет. Во сне ты сам себе хозяин, а твоя кровать — твой дворец. Но это еще не все. Самое увлекательное, самое интересное — это то, что тебе могут сниться удивительные, необыкновенные сны и никто не помешает снам приходить к тебе ночью. Даже учитель. Он может запретить все что угодно, только не сны. И папа тоже. Папа может сказать: ешь медленно, не прихлебывай, когда пьешь чай, но распоряжаться твоими снами он не может! Только во сне человек бывает по-настоящему свободен. Днем, например, нельзя сердить старика Цзао, а во сне можно даже отнять у него трубку или поставить ему на лбу три шишки, а то и больше, если будет охота.