— Надо любить свою сестренку, и тогда можно спокойно убегать с уроков,— хвастался Сяопо ребятам.
Никто, кроме Сяньпо, не знал о заветной мечте Сяопо стать сторожем или полицейским. Все сторожа в Сингапуре почему-то индийцы, а полицейские — малайцы.
Вид у сторожей очень внушительный: на голове белый тюрбан, лицо коричневое, усы густые, нос длинный, глаза острые. Сяопо они очень нравятся.
Они носят широкую белую рубаху с несколькими карманами, в которых, Сяопо уверен, спрятаны арахис, горох и еще два пирожных. Работа у сторожа легкая: сиди себе целый день у ворот да смотри на улицу. Делать ему нечего, вот он и забавляется тем, что нанизывает на ноги кольца.
Вот у господина Гуаня двое слуг, один слишком белый, другой слишком черный. Сторож-индиец тоже смуглый, но в меру. А какой он красивый, важный!
Нет, никто не может сравниться со сторожами!
Так думает Сяопо.
И потом, сторож может спать прямо у ворот, может ложиться, когда ему вздумается. Из ворот видно все, что делается на улице, можно послушать патефон, и мама не будет мешать (правда, неизвестно, есть ли у старого индуса мама; если нет — очень жаль его, а если есть — интересно, какого она роста?).
Захочет сторож спать — и спит: ему не надо ждать, пока уснет сестренка, чтобы укрыть ее и задернуть полог от москитов, как это каждый вечер делает Сяопо. Больше всего на свете Сяопо боится тигра с красными глазами. И еще тигра, который обижает девочек,— ведь он может утащить Сяньпо. А если задернуть полог — сестренка в безопасности.
— Сянь! Возьмешь меня к себе сторожем, когда вырастешь и откроешь лавку? Смотри, я такой высокий и красивый.
Сестренка долго думала, потом сказала:
— Я ведь буду девушкой, а у девушек разве бывают лавки?
— Но ты можешь стать мужчиной, если захочешь. Утром съешь кашу, подойдешь к кокосовой пальме в саду и скажешь: «Хочу быть мужчиной». И так каждый день. Вот увидишь, вырастешь такой же высокой, как папа. Только не становись индийцем! А то я стану индийцем, ты станешь индийцем — тогда кто у кого сторожем будет?
— Я все равно не хочу никакой лавки, если даже стану мужчиной.
— Не хочешь? А чего же ты хочешь? Быть погонщиком буйволов, да?
— Сам будь погонщиком! — Сяньпо подперла пальчиком щеку и, подумав, сказала: — Когда я вырасту, я… я… буду чиновником.
Сяопо наклонился к сестренке и шепнул ей:
— А чиновник и торговец — одно и то же. Ты разве не слышала, как папа недавно рассказывал, сколько денег потратил в Китае, чтобы купить место чиновника, а потом выручил потраченные деньги и открыл лавку.
— А-а! — протянула Сяньпо, хотя ничего не поняла.
— Папа говорит, что торговцы богаче чиновников. Дапо, когда вырастет, откроет лавку, и мама тоже. Мне бы хотелось быть сторожем у тебя. Ну посмотри, разве я не похож на индуса? — Сяопо вытянул шею, и ему показалось, что теперь он высокий-высокий, выше настоящего индийца.
Сяньпо тоже так показалось, но она упрямо сказала:
— Все равно не хочу лавки!
Сяопо понял, что лучше не приставать к сестренке, а то еще разревется, и сказал:
— Ладно, не хочешь — не надо! Не обязательно быть сторожем. Могу пойти в полицейские, как малайцы, ладно?
Сяньпо кивнула.
Полицейский носит за спиной длинную бамбуковую палку, концы ее торчат с обеих сторон, и полицейский похож на крест. Повернется лицом к югу, и все повозки, трамваи, машины, рикши, которые едут с юга на север и с севера на юг, останавливаются, пропуская те, что движутся с востока на запад и с запада на восток.
Повернется полицейский лицом к востоку, и останавливаются те, что едут с востока на запад и с запада на восток. Здорово! Правда?
Если бы Сяопо стал полицейским, какую можно было бы устроить интересную игру! Завертелся бы на своем месте и столкнул все машины. Ну и шум поднялся бы!
Сестренка пришла в восторг, но потом сказала:
— Если все машины столкнутся, плохо будет пассажирам. Правда, Сяопо?
Сяньпо, как всегда, была права, недаром Сяопо считал ее очень умной. А он был добрым и не хотел, чтобы старики и старушки, тети и дяди стукнулись лбами, поэтому он сказал:
— Знаешь, Сянь, я придумал! Перед тем как завертеться, я крикну: «Выскакивайте все из машин!» И никто не пострадает.
Такая игра пришлась Сяньпо по душе.
— Когда ты станешь полицейским,— сказала она,— я непременно выйду на улицу, чтобы посмотреть, как ты все это устроишь.
— Спасибо тебе, Сяньпо, только смотри отойди подальше, чтобы машина тебя не задавила.
Сяопо и в самом деле очень любил свою сестренку.
2. НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС
Сяопо не знал, фуцзянец он или гуандунец [Фуцзяньцы и гуандунцы — китайцы, родившиеся или живущие в китайских провинциях Фуцзянь и Гуандун], индиец или малаец, европеец или китаец. Но все эти люди почему-то против всего японского. «Бойкот японским товарам!» — кричат сингапурцы. А папа кричит громче всех, потому что в его лавке продаются только отечественные товары. Стоит ему увидеть что-либо японское, как он надувается, словно лягушка. Сяопо никак не мог понять, почему все так не любят японские товары.
Но однажды перелистывал учебник географии брата и случайно нашел там карту Японии. Сяопо долго ее разглядывал, а потом решил, что она действительно как-то странно выглядит: похожа на палочку жареного хвороста. А он терпеть не мог хворост. С тех пор Сяопо невзлюбил Японию.
Но кто же все-таки он сам по национальности?
Было у Сяопо одно сокровище, никто о нем не знал, даже мама и Дапо,— длинный кусок красной материи, рваный и полинявший, когда-то, видимо, служивший чалмой. Сяопо ни на минуту не расставался со своей драгоценностью, всегда носил ее при себе. Но один раз, вернувшись с уроков, он вдруг обнаружил, что забыл ее в классе. Сяопо помчался в школу, ворота были уже заперты, и сторож-индус не хотел их открывать. Тогда Сяопо сел у входа и стал громко кричать, пока не услышал учитель и не открыл ему. Он пожалел Сяопо и пустил его в школу. Сяопо бросился в класс и из-под грифельной доски вытащил свое сокровище. Смахнув слезы, он положил доску на место и быстро вышел из класса. Проходя мимо сторожа, Сяопо со злости толкнул его и, спрятав чалму за пазуху, побежал домой. Дома он пожалел о том, что так нехорошо поступил со сторожем, и признался в этом сестренке.
Когда после ужина пана купил им арахисовые орешки, Сяопо оставил самые маленькие и червивые и на следующее утро отдал сторожу, чтобы загладить свою вину. Но сторож лишь поглядел на орехи и дал Сяопо половину мандарина, который оказался кислее уксуса.
Чалма действительно была настоящей драгоценностью. Стоило обернуть ее вокруг головы, и Сяопо становился похожим на индийца. Если бы у него еще росли усы, а лицо было смуглее и если бы во время разговора он мог слегка покачивать головой, он был бы таким же красивым, как настоящий индиец. Да, вот еще что. Ходить надо было, как ходит черная цапля, не сгибая колен. А если снять чалму с головы и обернуть вокруг талии, как юбку, станешь похожим на малайку. При этом непременно надо сесть на пол, как сидят малайцы, и вообразить, что у тебя во рту жвачка — бетель.
Сяопо тайком взял у мамы чуточку румян и намазал зубы и губы. Они стали красными, будто он жевал бетель. Затем он стал плевать на землю, решив, что, если слюна окажется не очень красной, он возьмет еще кусочек румян и нарисует на земле красное пятнышко.
Он разыскал сестренку, ткнул пальцем в красное пятнышко и сказал:
— Сянь! Давай будем играть. Здесь как будто живет малайка. А ты как будто мужчина. Играй на барабане, а я буду танцевать.
Сяньпо взяла пустую коробочку из-под папирос и стала на ней играть, а Сяопо пустился в пляс, притопывая босыми ногами, изгибаясь и извиваясь то в одну, то в другую сторону. Затем они присели на корточки и стали жевать воображаемый бетель; правда, сегодня это была настоящая вяленая рыба и ели они ее с большим удовольствием.
