От моего дома до магазина всего десять минут ходьбы, но сегодня я шла окружным путем. Мне нужно подышать.

Первые две недели после катастрофы я проходила по девять миль каждый вечер, чтобы хоть чем-то занять беспокойное тело. Потом валилась с ног от усталости, не могла ни думать, ни плакать. Просто хотела спать. Но каждую ночь просыпалась от кошмаров.

«Сохраняйте спокойствие, сохраняйте…»

Погасли фонари.

Я обогнула грузное здание оперы и прошла под аркой на пешеходную улицу. Седьмая западная, выложенная неровной брусчаткой. Здесь с нашим магазином соседствуют только театры и мелкие кафешки.

Как обычно, я пришла первая. Черная ролета, намокшая под дождем, была опущена, наружные фонари не горели. Я нащупала ключ в кармане джинсов и наклонилась к замку, но что-то привлекло мое внимание. Какое-то движение…

Я повернулась к висячей вывеске «Heart’s bookshop» и обомлела. Сова. Настоящая белая сова. Сидит на вывеске, будто так и надо, не сводит с меня круглых желтых глаз.

Это так странно. Ее взгляд завораживал. Она смотрела прямо в меня, будто прилетела на встречу, про которую я случайно забыла.

Если бы не легкие движения головы, можно было подумать, что это макет… игрушка.

– Хэй?

Сова слегка склонила голову, но с места не сдвинулась.

Как такое возможно? Разве эти птицы могут залететь в город? Может, она чья-то?

– Лео?

Я вздрогнула. За спиной из-за угла показался Джей – сын хозяина книжного.

– Джей, посмотри на это…

Я повернулась обратно к вывеске, но сова исчезла. Будто ее и не было. А может, ее и не было?

– На что посмотреть? Что-то с вывеской?

– Там… была сова.

Или не было? Доктор Престен предупреждал, что у лекарств много побочек, включая дезориентацию и галлюцинации. Но пока со мной такого не случалось.

– В смысле, настоящая сова?

Я не знала, что ответить.

Может, не стоило и говорить? Хотя, я не боюсь показаться безумной Джею. Он та батарейка, что хоть как-то поддерживает мое бессмысленное движение в пространстве.

– Настоящая. По крайней мере, мне так показалось.

Джей достал связку ключей и открыл ролету:

– А ты не могла принять за сову, скажем, голубя, Лео?

Ему нравится звать меня Лео. Хотя мое полное имя Леола. Джею кажется Лео забавным. А мне нравится, когда он дурачится. Меня вдохновляет его свобода. Делает что хочет, умеет наслаждаться собой и жизнью. Он отучился на физмате, просто потому что нравилось, а потом осел в книжном – влюбился в дело отца.

– Это же не я продала «Алхимика» Лавкрафта вместо «Алхимика» Коэльо, правда?

– Я знал, что ты мне это припомнишь!

Мы вошли внутрь. Первые лучи солнца уже пробивались сквозь граненые стекла витрин, высвечивая в воздухе блестящую пыль. Я все же рада, что жизнь занесла меня в это место. Среди книг я чувствовала себя спокойней. Они наполняли меня своей бессмертной энергией.

Джей зажег свет и побрел наверх неспешной походкой рок-звезды.

Они с отцом – выходцы из племени оглала в Южной Дакоте. Мистер Харт уже совсем седой и неповоротливый, но Джей говорит, что в семидесятые он был тем еще активистом, участвовал в AIM и даже был арестован в замесе у Вундед-Ни. Не представляю, через что ему и его жене пришлось пройти, чтобы открыть свое дело в большом городе. Я бы так не смогла.

Сам Джей немного младше меня и чем-то походит на молодого Джонни Деппа. Горящие карие глаза, волосы до плеч, смуглое острое лицо и потрясающая улыбка.

Если бы не стойкие флюиды младшего брата, роль которого он и исполнял в своей семье, пожалуй, Джей мог бы меня очаровать. Но я рада, что обрела в его лице друга. Они с отцом сразу же взяли меня на работу. И, думаю, дело не только в хорошем знании писателей новой волны… Такие, как мы, обычно помогают друг другу. И это не кажется чем-то зазорным. Наш народ привык держаться вместе. Нам легче работать, общаться и доверять друг другу. Быть открытыми. Хотя в Сент-Поле я ни разу не сталкивалась с притеснениями, но и радушными людей здесь не назовешь. Со студенческой подругой Айаной из Сомали мы переделали знаменитое Минессота найс (так местные назвают свой сдержанный приветливый темперамент) в Минессота айс. Разница в темпераменте всегда мешает сблизиться. А с моим народом еще сложнее. Иногда я замечаю на лицах тень вины. Как после такого можно сблизиться? Я не хочу вины, не хочу жалости.

Порой мне кажется, что искренность умерла, осталась только толерантность.

– Чай будешь?

Голос Джея звучал на втором этаже, где у мистера Харта спрятался маленький кабинетик.

Я поняла, что так и стою у входа и рассматриваю покачивающуюся вывеску. Взгляд желтых глаз не выходил из моей головы.

Я прокричала в ответ:

– А нет чего покрепче?

– Конечно есть, но не для тебя.

Джей пытался перевести мое состояние в шутку. И мне это нравилось. Это лучше, чем сострадание. И уж точно лучше, чем жалость.

Я поднялась по скрипучей лестнице наверх. Второй этаж был больше похож на деревянный балкон, тянущийся по периметру магазина и огражденный невысокой балюстрадой, будто в старинных европейских библиотеках. Прямо над кассой, среди книжных стеллажей, затесалась маленькая кривая дверь в облюбованный нами кабинет мистера Харта. Письменный стол, чайник на тумбе у окна и новенький шкаф с самыми ценными изданиями.

Джей протянул мне кружку и присел на подоконник:

– Как ты?

Я усмехнулась:

– Так плохо выгляжу?

– Ну… будто сбежала из больницы доживать последние деньки на воле.

Мы оба улыбнулись.

– Наверное, и чувствую себя так же.

– Таблетки не помогают?

Я пожала плечами и сжала кружку. Пить не хотелось, но руки согревались.

– Мы же не знаем, что бы было без таблеток, верно?

Джей изучал меня пронзительным взглядом.

– Хочешь, поедем куда-нибудь на выходные? На озеро? Или в Чикаго? Можем Айану взять. А? Тачку арендуем и рванем.

– Ты опять разбил свою машину?

– Уходишь от темы.

Я вздохнула и поставила нетронутый чай на стол.

– Спасибо, Джей. Но, боюсь, у меня нет на это сил.

– Физически или морально?

– И так, и так.

– О’кей, я не наседаю, ты меня знаешь. Но я всегда рядом, хорошо?

Я улыбнулась, и на душе стало теплее:

– Спасибо.

Посетителей в магазине немного. Мы всегда выходим в плюс, но большую часть прибыли обеспечивают студенты, запасающиеся канцеляркой и тетрадями. Так что мои познания в литературе не особо и пригодились. Правильно считай деньги, клей ценники и следи за тем, чтобы все томики были на своем месте. Но даже когда магазин пустует, я брожу среди стеллажей, перелистывая красивые издания, ровняя корешки и повторяя любимые фразы.

Каждая книга обладает собственным запахом. Старые пожелтевшие страницы пахнут кофе и табаком. А свежие обычно отдают кислинкой. Их блестящие чернила источают запах смолы, глины, земли…

Дверь хлопнула, прозвенел колокольчик. В магазин вошел мужчина в бежевом плаще, с блестящим портфелем в руках и обвел взглядом комнату, будто сам не понял, зачем сюда зашел. Такие клиенты часто ищут конкретный перевод в конкретном переплете. Но обычно ничего не покупают.

Я закрыла томик Китса, поставила на место и вернулась за стойку.

Мужчина бросил на меня любопытный взгляд, прочел бейджик и тут же направился наверх.

Мой бейджик гласил: Леола Джонсон, консультант Heart’s bookshop.

Папа гордился своей фамилией и часто произносил ее на манер Йансон. До того, как родители развелись и нам с мамой пришлось вернуться в резервацию, папа любил повторять, что в моей крови истинный Запад встретился с истинной Америкой. Мне и тогда это казалось отталкивающим, а теперь и вспоминать тошно.

Джей выкатил тележку с новыми книгами в зал и вопросительно кивнул в сторону мужчины, который рассеянно бродил меж книжными рядами.

Я пожала плечами.

Наконец, он сделал выбор. Передо мной лег томик Китса. Тот самый, что я читала перед его приходом. Мне стало не по себе.