Теперь я выше этого города. И липкий безумный туман не доберется до меня.

Он в твоей голове…

Я подошла к краю. Из белой пелены выглядывали крыши, серебрился мост над затянутой дымкой рекой. Мост в облаках.

Я стала на бордюр, камешки заскрипели под кедами. В лицо дунул порывистый ветер, он гнал на город темные грозовые тучи.

Никто больше не должен пострадать из-за меня. Я сделаю шаг и все закончится. Даже если я безумна… Я обрету покой.

При слове «покой» на сердце стало легко. Этот маленький шаг остался единственным, чего я хочу.

Ветер пошатнул меня. Но страха больше нет.

Мы все исчезнем. Так почему бы просто не раствориться в тумане?

Я приготовилась отдаться в объятия ветра.

Но тут из-за стальных туч вырвался луч света. Солнце. Оно высветило верхушки небоскребов. Окна засияли, передавая друг другу мерцающий блеск. Послышался пронзительный птичий крик. Я прищурилась. Со стороны света ко мне летела сова. Она лавировала вниз, будто слетала с самих небес.

Все ближе и ближе. Так близко. Она в меня врежется! Но сова будто влетела прямо в меня и растворилась! Я потеряла сознание.

Фигура бабушки родилась из темноты. Ветер колыхал ее разноцветное платье и бусы, развевал седые волосы.

Она тянула ко мне руки.

Na vone a vo asth (день есть свет).

Nin nee ho wah vin nah tan (ты живая).

Tasoom (душа, тень).

E-eihom angi.

Бабушка раскрыла объятия. Но я не могла ее коснуться. Я – бестелесные глаза, что смотрят в пустоту.

Она повернулась на месте и обратилась в прекрасную белую сову. Два взмаха крыла, и она улетела прочь.

Картинка переменилась. Темнота ушла. Передо мной лежала дорога – путь в бескрайней холмистой степи. Дорога домой.

– Леола, Леола!

Меня трясли за плечи. В глаза ударил дневной свет.

– Ну же, Лео!

Это был Джей.

Его лицо темнело на фоне неба.

Такой обеспокоенный.

Я прошептала пересохшим голосом:

– Я в порядке!

– Оу, Лео! Иди сюда!

Он приподнял меня с мокрого бетона, накинул на плечи куртку и заключил в объятия.

– Я так испугался!

– Прости.

Я заплакала.

Мы сидели молча, в объятиях друг друга. Он покачивался, будто убаюкивал меня на своих руках.

– Откуда ты узнал, что я здесь?

– Ты убежала, ничего не сказав. На тебе лица не было. Я просто понял, почувствовал…

Его голос дрогнул.

Я прошептала:

– Прости.

– Все хорошо, хорошо.

День есть свет.

Ты живая.

Я постепенно успокаивалась.

– Замерзла?

Мы извалялись на мокром бетоне крыши. Но разве теперь это важно?

Я высвободилась из объятий Джея и взглянула в его задумчивое лицо:

– Мне нужна твоя машина.

#

Солнцу Великий Дух даровал Силу давать свет и тепло,

а земле давать развитие и излечение.

Воды одарил он способностью очищать и восстанавливать,

а ветер наделил самим дыханием жизни.

И в последнюю очередь он создал человека.

И хотя тот появился последним и был слаб телом,

получил он величайший дар —

способность видеть сны и видения.

Отрывок из легенд оджибеев.

Ветер играл тонкими стебельками ковыля, то пригибая их к земле, то отпуская на свободу.

Над дорогой нависли грозные стальные тучи, но на горизонте уже сияло солнце. Его косые лучи заливали золотом пожухшую траву, сияли бликами на лобовом стекле.

Вдали, над холмистой степью то появлялся, то пропадал из виду силуэт белой совы. Дух бабушки следует за мной. Или я за ним…

Мне нравилось ощущать руль в руках. Большой надежный пикап Джея.

Джей не задавал много вопросов. Да я бы и не смогла ответить.

Сама не знаю, что происходит. Только чувствую.

Чувствую, что со мной и правда что-то не так. Что бабушка пытается помочь. А главное, что она может помочь.

Я все время делала то, что мне говорили. Искала логичные объяснения, пила таблетки, отрицала собственные чувства. Я боялась ошибиться, кому-то навредить. Но терять больше нечего. Пора довериться себе.

После того, что случилось на крыше, я проспала до самого заката. И впервые меня не мучили кошмары. Я поняла, а точнее почувствовала, что то зло, то нечто (чем бы оно ни было) может прийти только ночью, во мраке. Что день – мой друг и защитник. День есть свет.

Я выспалась. Мозг расслабился. Остались одни чувства. И я ощущаю себя спокойно и уверенно.

Десять часов пути позади, а значит, до резервации осталось меньше часа.

Шоссе 94 было пустынно. Изредка приходилось обгонять длинные одинокие грузовики с уставшими дальнобойщиками за рулем.

Мой отец был дальнобойщиком. Так они с мамой и познакомились. Дальнобойщик и официантка в придорожном кафе. Кто еще заедет в наши края по своей воле?

Наверное, страсть к большим машинам досталась мне от отца.

Я приоткрыла окно, впуская в салон свежий утренний ветер, и надавила на педаль газа.

Резервация начиналась с разбросанных у дороги трейлеров. Многие индейцы не могут позволить себе строительство нормального дома и живут в тесных трейлерах целыми поколениями.

Мой пыл поутих. Каждый раз, когда я возвращаюсь, резервация будто уменьшается, усыхает, срастается с землей.

В детстве эта местность была для меня целым миром.

Знакомые деревянные дома пятой улицы, манящие неизведанные просторы за площадью для собраний, загадочные коммуны на окраине, окруженные бесконечными молчаливыми холмами…

Теперь я вижу лишь потрескавшиеся пыльные дороги, обветшалые дома, да поржавевшие сетки заборов. И пластиковые пакеты, кочующие вслед за ветром.

Алкоголизм, безработица и азартные игры. Три всадника апокалипсиса, пожирающие любую резервацию. Власти дали индейцам разрешение на свободную продажу алкоголя и ведение игорного бизнеса – лицензию на саморазрушение. Индейцы легко впадают в зависимости. У нас не было длительного периода адаптации к подобным веществам. Мы прыгнули в новый мир, как в омут, с головой. И чем беднее человек, тем слаще этот омут.

Я рассматривала каждый знакомый дом. По левую сторону показалось длинное кирпичное здание. Моя старая школа. Приятных воспоминаний не вызывает. Учили здесь плохо. А в младших классах, когда я только перевелась из Льюиса, многие дети смеялись надо мной. Для них я была белой. А для белых краснокожей. На мне два клейма. Я чужая везде.

Когда я подъехала к своему старому дому, сердце сжалось. Двор вытоптан, белая краска висит на деревянном фасаде, точно сухая содранная кожа.

Дворняга, привязанная у входа, подняла лай.

Мама не спала. Стоило мне выйти из машины, она выскочила во двор, раскрывая объятия:

– Леола?!

– Привет, мам.

Ее зовут Вейнона – первая дочь. У бабушки было много сыновей, но все они страдали от зависимостей и ушли рано. Как говорила бабушка, есть демоны, которых никто не может побороть за тебя. Наверное, мой демон из того же разряда.

Я кинулась в мамины объятия. Ее старая кофта пахла сигаретами.

Я предлагала увезти ее из резервации. Но с тех пор, как папа ушел к другой женщине, мама предпочитает держаться подальше от «этих белых». Так всегда. Зло совершает конкретный человек, а ненавистной становится целая нация.

Интересно, теперь я тоже зло?

Я боялась, что мама начнет задавать вопросы, но она лишь накормила меня блинами, постелила свежую постель и предложила отоспаться с дороги. Будто почувствовала что-то…

А может, и правда почувствовала?

День есть свет.

И никаких кошмаров.

Только шепот бабушки:

– Кэнти.

Когда я проснулась, то знала, что надо делать дальше:

– Мам, а бабушкина подруга Кэнти еще жива?

Мама бросила мыть посуду и посмотрела на меня слишком понимающим взглядом.