– Ну хватит уже, всю ткань мне руками затрете, заляпаете, вы уж либо берите, либо идите, только и стоите глаза таращите

– Да, куда уж тут возьмешь, такие цены, за платье коня продавать что ли, и все равно не хватит – доносился возмущенный вопль из толпы.

В ответ последовал не менее возмущенный ответ

– На что тебе это платье, людей дразнить только, тут ни у кого нет таких, да и не нужно, только шастать, пыль обтирать.

– Все, я собираюсь, расходитесь, торговля на сегодня окончена, расходитесь я говорю – не скрывающий своего раздражения купец забирал из рук крестьян свой товар и спешно раскладывал его обратно по сундукам.

В конце улицы располагался самый большой дом, с стойлами для лошадей и циклично пульсирующим потоком людей. Должно быть постоялый двор, возможно это и есть «Зеленая бабочка». У входа во двор на больших черных воротах было вырезано «Кто может плавать, тот может и утонуть» Необычная надпись для приветствия дорогого гостя, на самом же трехъярусном здание были прибиты две зеленые плиты, из окислившейся со временем меди. И снаружи и внутри было довольно шумно, да, кто любит поработать, скорее всего, любит и отдохнуть.

Зайдя внутрь я обнаружил, что картина вокруг сильно размыта, все помещение заполонил табачный дым, тонкими серыми змейками выплывающий из трубок. Разобрать в первое время можно было разве что мутные силуэты людей, все было как в тумане, нет туман это другое, он мягок, недвижим, а дым всегда норовит показать свою порочную, вертлявую натуру. Встав у самого входа, я тщательно присмотрелся, пока не увидел вдали зала Таро, которого, в общем-то, сложно не увидеть. Он сидел за небольшим вытянутым столиком в самом дальнем углу, но был уже немного другим, менее напоминающим дикое животное, правда, цвет его лица даже без копоти был довольно смуглым. Компанию ему составляли рабочие, чьи неприветливые и сосредоточенные лица я кажется уже встречал сегодня, в кузнице. С большим трудом, по змеиному протискиваясь между шатающимися, еле держащимися на ногах, в какой то степени даже слипшимися в несколько разбросанных по залу пьяных людских комков, я добрался до уединенного столика Таро. Застал его очень возбужденным с большим энтузиазмом что-то рассказывающим своим приятелям. Незаметно как тень уселся с краю на лавочку и ждал когда он закончит историю. Вокруг стоит страшный шум, с непривычки тяжело разобрать хотя бы слово, речь превращается в бурлящую густую кашу из обрывков фраз, каких то громких стуков и раскатов громового хохота. Даже сидя напротив Таро, я так и не смог разобрать сути его истории. Положив подбородок в ладонь и оперевшись локтем на затертый с моего края слегка влажный деревянный стол, заметил что Таро закончил, уткнулся в мой скучающий силуэт глазами тут же повернулся на лавке в противоположную сторону и активно замахал руками. Затем принял исходную позу и весело будто напевая говорил.

– Смотрите ка, кто пришел, монах в кабаке, первый раз такое вижу, чего же мы еще о тебе не знаем? …. – Закончив создал небольшую паузу, как бы невзначай спрашивая мое имя.

– Хидэки

– Ну смотри Хидэки, я вот как решил, тебя тут почти никто не знает, да и вид у тебя такой, будто слова не вытянешь, разве что под пыткой какой. Но пытать мы тебя совсем не хотим, и без того устали, лучше выпей с нами, посмотрим, что ты за человек, всегда хотел посмотреть на пьяного монаха, забавное наверно зрелище.

– То есть просто посмеяться хотите … – С легким привкусом обиды ответил я.

– Да брось ты, не напрягайся, выпьешь с нами, а я тебе полный список принесу, он у главного мастера есть. Где ты сейчас остановился?

– У Юко, сестры Кэтсу

– Ха-ха, слышали ребята, повезло тебе, недурна она, совсем недурна, и мужа почти никогда дома не бывает, этот кретин только и делает, что пьет и от долгов прячется, ты смотри, может, и тебе кусочек перепадет …– Едва сдерживая смех, произнес великан.

Признаться честно, она и правда показалась мне необычайно привлекательной, пусть и очень холодной, бледная кожа, грустные серые глаза, но именно в этом и было что-то сильное, притягательное. Только вот все это попросту смешно, у нас не может быть никаких взаимоотношений, она девушка порядочная и веселье на одну ночь явно не для нее, а рассчитывать на нечто серьезное простому монаху имеющему свой небольшой угол, тесноватый для двоих, ни в какие рамки не лезет.

– А можно без питья? …– Спросил я, надеясь на положительный ответ.

– Ну как же так без питья, неужели не уважишь работяг, у нас тут развлечений не много, да и честно получится, услуга за услугу, знаешь ли.

Не успел Таро договорить как полная, прихрамывающая, с легкой проседью на макушке женщина принесла две бутылки, даже не успев моргнуть резвый кузнец, разлил желтоватую жидкость по белым потертым чашкам со сколами у самих кромок.

– Значит смотри, это сакэ, и коли ты не пил никогда, то начинай постепенно, не кидайся как на воду в жару, а то с непривычки разроняешь все или вообще обратно пойдет – деловито поучал меня Таро.

Как то нехотя я взял чашу и медленно поднеся ее к лицу ощутил терпкий запах грибов и немного колючий запах остроты.

– Ну, за встречу …– Уже машинально, без энтузиазма выпалил Таро и уже собрался выпить.

Я снова поднес чашу к лицу, прислонил ее к губам и сделал небольшой глоток, стоило больших трудов проглотить даже такую маленькую часть содержимого. Мое лицо неестественно перекосило от неожиданности и неприятия. Рот сковал вкус горечи, и действительно, в какой-то момент мне показалось, что содержимое вырвется обратно, но переборов позывы я справился.

– Смотрите как скорчило…– Заливаясь от смеха произнес Таро тыча в меня пальцем.

– Ничего, ничего, быстро привыкнешь.

Больше всего мне сейчас не хотелось пить это снова, однако мой новый приятель, улыбаясь, безмолвно подлил мне еще.

Второй подход дался куда проще и даже не вызвал отторжения, хотя вкус мне все равно не нравится. Не успевал я делать глоток, сакэ молниеносно, снова и снова и снова наливалось в чашу, кажется, я даже забыл, как выглядит дно этого сосуда и есть ли оно вообще. После трех осушенных чаш, суета, царящая в этом заведении показывала новые грани, слова вокруг стали отчетливей, это все уже не воспринималось как каша, больше напоминая театральную постановку в которой актерам очень требовательно и строго приказали кривляться, во что бы то ни стало. Люди как четырёхлапые пауки ползали по полу, по стенам, казалось даже по потолку. Двое изрядно пьяных молодых ребят уперлись друг в друга головами, вскоре потеряв равновесие упали плашмя друг напротив друга. Совершенно невменяемых и особенно крикливых людей очень грубо выталкивали наружу, ногами, руками, метлой, да и вообще всем чем придется. Худой человек в одном сандале, как раненый солдат цепляющийся за свои последние мгновения, тративший все силы, медленно но уверенно полз в сторону выхода, пока наконец его просто не выволокли за ногу, правда уже босого, в ходе этих манипуляций был утерян и второй сандаль.

Посетители справа от нас, некогда вяло говорившие на языке звуков, то срываясь на смех, то забрасывая до самого потолка громкие заклинания, безмолвно уткнулись лицом в деревянный, липкий от пролитого стол, в такой же в котором и сейчас утопает мой локоть. Песни, доносившиеся до меня со всех концов зала, под стать всему, не отличались мелодичностью, было в них что-то колючее, дерганое, кусающее слух, но этот рваный животный ритм завораживал и невольно заставлял подрыгивать ногами. Постепенно, крики, звон разбившихся бутылок, ругань, смех слились в один жужжащий звук, беспощадно терроризирующий мою голову. Глаза мои меня предательски обманывали, я попросту не мог это видеть, лица раздувались до шарообразной формы, затем утягивались принимая вид бамбукового прута, или и вовсе становились рябью от брошенного в воду камня. Голова весит десять «кан»*, держать ее и все оставшееся тело в вертикальном положении очень сложно, всего меня буквально тянут к земле, злые невидимые руки.