– Теперь я заберу у тебя то, что тебе в жизни так и не пригодилось.

И она стала медленно выедать его сердце прямо из груди.

После его рассказа ненадолго воцарилось мистическое молчание, что даже придавало некий вес его истории.

– Хорошая история, я подобные неоднократно слышал, таких мстительных духов называют юрэй, в каждом городе есть своя такая притча…– Хорошей я окрестил эту историю, только чтобы проявить уважение к его рассказу, от подобных городских легенд меня уже порядком воротит, каждый, буквально каждый житель нашей страны имеет в запасе подобную страшилку.

От дальней группы сидящих работников, вдруг стал доходить легкий , слегка скрываемый от всех смех , пока наконец один, задорный круглолицый мужичок с забавным пухлым носом, казавшийся не совсем трезвым не выбросил реплику.

– Да какие духи, какие еще юрэй, Сэберо, я думал про твою жену рассказывают, ух и демон во плоти.

Лицо Сэберо, одного из встретивших меня в лагере , стало молниеносно наливаться пылким багрянцем. Распалившись, он, не долго думая, сквозь зубы злобно процедил.

– У меня хотя бы есть жена, а ты никого не найдешь с таким убогим характером.

Ответ его обидчика не заставил себя ждать

– Да уж лучше и никого, чем такую змею, а то как в притче, мне ночью сердце съест

До этого спокойный и любезный Сэберо, злился все сильней и сильней, прищурив глаза и уже сжимая кулаки, он постепенно приходил в безмолвное бешенство, как бы дракой все не закончилось.

– Какой толк тебя есть, что человека, что демона вывернет от такой гнилой трапезы … – Парировал Сэберо.

Щекастый зачинщик, до этого имевший безмятежный и веселый вид, тоже стал понемногу распаляться, поднялся и двинулся в сторону своего вечернего антагониста.

– А ну расселись, два глупых ребенка, вам работать завтра вместе, а вы что, драку тут задумали. …. – Разнесся суровый, каменный голос, в миг остановивший и разрушивший мотивы двух рассорившихся.

Голос принадлежал тому самому курящему трубку великану.

– Заканчивайте эти глупости, Широ немедленно извинись, при мне чтобы больше такого не говорил, выпил и сиди себе тихонько, зачем людей провоцируешь…. – Широ, потерял дар речи и ничего на это не ответив, просто стоял с опущенным вниз стыдливым взглядом.

– А ты тоже молодец, знаешь же чего он добивается, а все так и норовишь в его игры играть .

После его раскатистых замечаний наступил очевидный мир, Широ, робко, но как мне показалось искренне извинился, да и было видно, что Сэберо эти извинения принял, хоть ничего в ответ и не сказал, возможно просто понимал, что это не в первый и не в последний раз.

Ючи, тоже ставший на время зрителем этой внезапной сценки и все неодобрительно мотавший головой туда сюда, снова обернулся и приковал ко мне свой взгляд, как бы требуя, так и не рассказанную мной историю. Мне не жалко историй, особенно учитывая, что мне больше и нечего им дать, расскажу пожалуй одну, не думаю, что они ее знают.

– Есть у меня кое что, не знаю, слышали ли вы про цукомогами ?

Шустрый Ючи стал активно качать голово, как бы отвечая за всех , думаю он очень хотел новую историю себе в коллекцию.

– Цукомогами – так называют вещь, которая, по тем или иным причинам приобрела душу. Эту историю я услышал от паломника, идущего в самый почитаемый храм в этих краях, а может и во всей стране – Исе – Дзингу. Он посвящен покровительнице императорской семьи, богине Аматерасу, владычице неба, сияющему солнцу. Инцидент, о котором я хочу поведать, произошел в Осаке, с человеком по имени Хироми. Хироми родился в нашей первой столице, городе Нара, в семье небогатого мастера гончарных дел. Рос он довольно неумелым ребенком, отцовское дело ему никак не давалось, как впрочем и другие работы, как будто, кто то или что то прокляло его руки. Даже просьба принести что-то казалась ему непосильной, если уж и возьмется, всегда уронит, рассыплет, сломает. Время шло, тянулись его невзгоды, отец и матушка стали переживать, он был их единственный ребенок, надежда и опора. Так бы и продолжалось дальше, пока в один день в руки Хироми не попал непонятно как оказавшийся в мастерской его отца сямисэн. Мальчик видел городские выступления и слышал как он звучит, всегда приходив в восторг от завораживающих слегка нервных, надрывных мелодий. Какого же было всеобщее удивление, когда часто уединявшийся с инструментом мальчик, практически интуитивно, по памяти стал извлекать из него чудесные мелодии. Вот тебе раз, такое чудо, отец и мама были очень счастливы и приговаривали, хоть на что-то наш сын и сгодился, рождает такую красоту. Родители были уверены, что этим даром его наградили боги, вот так очевидно указав ему путь. Но мальчику не нравилось, он ненавидел себя за свое исполнение, ему казалось что можно лучше и не просто лучше, он чувствовал себя в самом начале пути. Скопив небольшую сумму денег, игрой на площадях и улицах, он твердо решил отправится в Осаку, чтобы учится у видных мастеров своего времени. Город принял его не слишком радушно, он все чаще сталкивался с тем, что местные зеваки хоть и останавливались послушать его игру, однако многие из них бросали пренебрежительные взгляды, и возмущались, когда он играл неподалеку от храмов и святынь. Через пару недель его заметил старый музыкант по прозвищу «Сохэй», прозвище, по слухам, он получил за свой несгибаемый характер и искреннюю любовь к своему делу. Сохэй взял молодого Хироми себе в ученики и объяснил ему, что сямисэн неуважаемый инструмент, орудие заработка нищих и бродяг и частый гость увеселительных заведений. Учитель предложил ему освоить игру на биве, чтобы тот больше никогда не ловил косых взглядов, и добился уважения в кругах именитых музыкантов. Хироми наотрез отказывался переучиваться, и хоть он и был скромен и робок, с огнем в глазах доказывал, что при должном усердии сможет смыть из людских голов клеймо «низкого инструмента». Пожилой Сохэй уважал это рвение и всячески поддерживал юношу. Через пару лет старик рассказал и научил его всему, что знал сам и отправил его в свободное плавание. Вскоре Хироми ждал оглушительный успех, его природный талант умножился многократно и если сам он за время своего обучения вырос на пару, тройку лет, то его умение и чувство музыки выросло небывало. Прошло не так много времени, Хироми много трудился и не смотря на то что играл на сямисэне снискал большую любовь простого народа и даже стал одним из самых узнаваемых и востребованных музыкантов в городе. Он построил себе богатый дом, обзавелся прислугой и предметами роскоши, казалось ему больше и нечего в жизни желать. В какой то момент, он даже сам уверовал, в то, что Боги на самом деле одарили его талантом. Однако как и всегда было одно непременное но, другие именитые музыканты все так же отказывались признавать его заслуги, хоть и сильно уступали ему в мастерстве, многие из зависти к его таланту пускали разные слухи и неприкрыто смеялись за его спиной. Хироми имеющий все, стал искренне жаждать, то последнее, чего ему не доставало, признания коллег. И в один день он взял свой любимый сямисэн и унес его глубоко в недра своего дома, положив его на полку в темном чулане, в тот же день прикупив себе у именитого мастера новенькую биву. С этих пор, жизнь его переменилась снова, не ушло ни богатство ни удовольствие от любимого дела, но попав наконец то в высший круг своих коллег музыкантов, он и сам не заметил, как постепенно приобрел такое же презрительное отношение к сямисэну. Родной инструмент с которого началась история Хироми, который дал ему все, что он имеет сейчас, одиноко лежал в темном маленьком чулане. Но так было не долго, отчаявшись, почувствовав себя преданным, он стал обретать облик, из его корпуса по бокам выросла пара маленьких черных ручек, из нижней части постепенно проталкивалась такая же пара, как будто детских неумело и робко вихляющих ножек. Ближе к грифу стал вырисовываться силуэт глаз, напоминающих глаза его прежнего хозяина. Сямисэн постепенно привыкал к своему новообретенному телу, по ночам, своими крошечными руками он брал широкий плектр и пытался самостоятельно играть на себе, неуклюже цепляясь за гриф и небрежно водя щуплыми пальчиками по струнам, но все было тщетно, слишком коротки были его руки. С каждым днем, обида и ревность переполняла несуразный, по меркам живого существа инструмент. Долго копя злобу на своего хозяина, по среди ночи, он практически беззвучно открыл дверь кладовки и с большим трудом, из за перевешивающего, то в одну, то в другую сторону грифа прокрался в комнату владельца. Не долго думая, взял мастерски сделанную биву, с большим трудом унес ее во двор и там разбил, осколки ее принеся на порог, чтобы их непременно заметили. Утром проснувшийся Хироми, в хорошем настроении, выходя из дома, заметил эту чудовищную картину. Гнев буквально переполнил его разум, он собрал всю свою прислугу и так и не узнав, кто из них так неудачно решил подшутить, лишил всех половины жалованья, а сам пошел подбирать новый инструмент. На следующий день история повторилась, только на этот раз ревнивый инструмент рассыпал осколки прямо в его спальне. Проснувшись и придя в ярость граничащую с сумасшествием, он взял метлу и вопя и изрыгая проклятья стал буквально выметать свою прислугу из дома, раздавая им крепкие удары, больше прислуга не заявлялась, разнеся в отместку молву о его безумии. Он снова купил новый инструмент, и на всякий случай, спать ложился с ним в обнимку. Ночью сямисэн, в третий зашел в его комнату и увидев как новый безжизненный инструмент утопает в объятьях, подошел к ни о чем не подозревающему хозяину и очень медленно, нежно с прикрытыми глазами, долго водил своими ручками по его человеческим кистям. Проделав свой обряд, он встал и медленно ушел в ближайшую деревню и отбросив от своего тельца руки и ноги, встал около чьего то бедного дома, в ожидании нового хозяина и нового приюта. Проснувшийся ранним утром Хироми был доволен тем, что гадкая прислуга в этот раз не разбила его инструмент, правда что то другое начало его беспокоить, руки не слушались его, он хотел было двинуть указательным пальцем, но шевелился мизинец, а правая рука была и вовсе парализована. Скольких врачей он не обошел, к каким бы не заявлялся целителям, все они лишь разводили руками. После долгих безрезультатных поисков лечения, он вернулся в свой большой и пустой дом, зашел в темный чулан и на удивление, не увидел там старого сямисэна, подумав, что его украла прислуга. Через пару лет все забыли о его былой славе и божественном даре, и хоть его руки постепенно смогли вернуть немного подвижности, он был не в состоянии играть так же виртуозно. Он посвятил всю свою оставшуюся жизнь обучению молодежи, жизнь его была длинной и ухабистой, не лишенной счастья и невзгод, но до конца своих дней Хироми с грустью вспоминал, свой старый сямисэн и ту музыку, которую они вместе дарили людям.