Такое заключение сужает рамки периода, к которому можно отнести начало правления Канишки с трех веков (с 57 г. до н. э. до 278 г. н. э.) до 30 лет. Еще на Международной конференции по дате Канишки в Лондоне в 1960 г. А. К. Нарайн в своем докладе, рассмотрев основные гипотезы и сведения разных источников, использованные для обоснования их, пришел к выводу, что Канишка правил со 103 по 125 г. (Нарайн, 1968, с. 221). Однако его аргументация не убедила ученое сообщество. И в 1968 г. на Международной конференции по кушанской эпохе в Душанбе согласия в этом отношении тоже не было достигнуто. Так что вопрос о начальной дате и продолжительности правления Канишки остается нерешенным. Поэтому необходимо дальнейшее максимально подробное исследование данных древнекитайских письменных источников при учете уже достигнутых результатов изучения их и других источников.
Начнем с нумизматических материалов, которые позволяют судить о некоторых важнейших аспектах внутренней политики Канишки. Согласно им Канишка, как и Вима Кадфиз, чеканил золотые и медные монеты. Золотых его монет дошло до нас около 200 (Зеймаль, 1983, с. 190), к северу от Амударьи зарегистрированы всего две (Зеймаль, 1983, с. 105, 199). Медных монет Канишки собрано в музеях предположительно несколько тысяч, из них, однако, описано всего 150–200 экземпляров (Зеймаль, 1983, с. 193), а в Южном Таджикистане — 70 (Зеймаль, 1983, с. 199–203). Здесь их найдено в полтора раза меньше, чем монет Вимы Кадфиза (104 экз.), и почти в семь раз меньше, чем монет «сотера мегаса» (около 500 экз.). Общего описания топографии находок их на территории Кушанского царства пока нет. Судя же по упоминаниям о находках в Бихаре и Ориссе (Бонгард-Левин, 1969, с. 488), т. е. на востоке Центральной Индии, а также в Восточном Туркестане, где кроме его монет обнаружена еще только одна монета его преемника Хувишки (Нарайн, 1968, с, 217, 219), и даже в Хорезме (Массон М., 1974, с. 45), они распространились и за пределами Кушанского царства.
Нумизматы установили иконографическую преемственность монет Канишки по отношению к монетам Вимы Кадфиза по типам лицевой стороны, но отметили серьезные изменения на оборотной стороне и в легенде. На оборотной стороне их, в отличие от изображения единого индуистского бога Шивы на монетах Вимы Кадфиза, появились изображения различных божеств разных религий (греческих, авестийских, индуистских, Будды), которые исповедовало население разных частей Кушанского царства (Массон, Ромодин, 1964, с. 163; Зеймаль, 1983, с. 190–196), нет на ней и легенды на кхароштхи. На обеих сторонах монет Канишки немногочисленного первого выпуска помещена легенда только на греческом, а всех остальных выпусков (и на монетах всех последующих кушанских царей) — легенда только на бактрийском языке «кушанской письменностью» (представлявшей собой особую модификацию греческого письма), а на оборотной стороне еще и имя изображенного божества (Зеймаль, 1983, с. 191). Изменился и текст легенды: вместо «царь царей великий спаситель Вима Кадфиз» — «царь царей Канишка Кушан» (Массон, Ромодин, 1964, с. 162).
Можно сказать, что Канишка провел частичную денежную реформу. Но, судя по составленным Е. В. Зеймалем таблицам монет Вимы Кадфиза и Канишки, найденным в Южном Таджикистане (Зеймаль, 1983, с. 187–189, 199–203), их монеты по весу и диаметру мало отличались. Выходит, что реформа Канишки преследовала не столько экономические, сколько политические цели. По-видимому, ко времени его правления власть собственно кушан[12], родина которых находилась к северу от Амударьи, над завоеванными ими царствами стала органичной и прочной, но их возмущали непривычные двуязычные монеты Вимы Кадфиза, да еще с изображением чуждого им бога. И Канишка закрепляет политическое господство кушан, выпустив монеты с легендой на бактрийском языке, как бы сделав его тем самым общегосударственным в многоязычном Кушанском царстве. Но он, несомненно, понимал, что этот акт, возвеличивавший кушан, может вызвать недовольство других народов его огромного царства, особенно народов Индии, имевших свою письменность и привыкших к двуязычным монетам. И потому на оборотной стороне своих монет Канишка помещает изображения божеств разных религий, которые исповедовали подвластные ему народы.
Судя по тому, что последующие кушанские цари не вносили существенных изменений ни в легенду, ни в композиционные схемы лицевой и оборотной сторон своих монет (Зеймаль, 1968, с. 50; он же, 1983, с. 216), такой учет Канишкой достоинства и кушан, и подвластных им народов устроил всех. Однако бактрийский язык кушанской письменностью не получил широкого распространения в Кушанском царстве. Немногие надписи на нем обнаружены только в Бактрии. Многочисленные же кушанские надписи, найденные в Индии, выполнены письмом кхароштхи или брахми.
Но Канишка не только провел денежную реформу. Он ввел и новое летоисчисление. Выше говорилось о надписи из Калатсе, датированной 187 (184?) годом неизвестной эры, в которой упоминается Вима Кадфиз, и о надписях, датированных 122 и 136 годами, в которых имя Кушанского царя не читается, но которым, судя по тому, что в 187 г. правил Вима, мог быть только Куджула Кадфиз. А так как, по данным «Хоу Хань шу», Вима Кадфиз точно правил в 87 г. н. э., можно с уверенностью предположить, что эти два первых кушанских царя продолжили летоисчисление, начатое царями Большого Юэчжи с года овладения ими Дася, после чего Большое Юэчжи стало большим царством, т. е. с 100 или 99 г. до н. э. Найденные же надписи с именем Канишки датированы уже со 2-го по 23-й год, а надписи последующих кушанских царей — с 24-го по 98-й год. Получается, что Канишка ввел новую эру летоисчисления с года своего вступления на трон, которую исследователи и назвали «эрой Канишки» (таблицы надписей, датированных по ней, см.: Зеймаль, 1968, с. 29–47; Нарайн, 1968, с. 238–239).
Согласно надписям, датированным по «эре Канишки», сам он правил 23 года (1–23), Васишка — 4 года (24–28), Хувишка — 32 года (28–60), Канишка II — 1 год (41), Васудева — 34 (64–98).
Таким образом, исследователи сложнейших эпиграфических памятников, определив по ним последовательность и продолжительность правления кушанских царей, начиная с Канишки, внесли неоценимый вклад в решение проблемы не только относительной, но и абсолютной кушанской хронологии в целом и вопроса о начальной дате правления Канишки в частности.
Уже две названные акции Канишки — денежная реформа и введение нового летоисчисления, достоверность сведений о которых абсолютна — не оставляют сомнения в могуществе и неординарности его как правителя. Подтверждают это и сохранившиеся в индийской буддийской традиции предания о других его деяниях. Но дошли они до нас в основном в изложении раннесредневековых китайских буддистов, совершивших в разные века паломничество в Индию и оставивших свои путевые записки, а также в еще более поздних китайских и тибетских текстах.
В буддийской традиции Канишка, явление которого в мир предсказал якобы сам Будда, предстает могущественным царем, сделавшим необычайно много для распространения и укрепления буддизма. Сначала сообщение об этом предсказании и о строительстве Канишкой ступы привел в своих записках китайский буддист Фа-сянь, совершивший паломничество в Индию в 399–412 гг. (перевод именно данного сообщения см.: Цюрхер, 1968, с. 374–375). Затем сообщение о предсказании Буддой через 300 лет после своего вступления в нирвану явления в мир царя Канишки и о строительстве им ступы привел китайский буддист Сун-юнь, посетивший Индию в 518–522 гг. (перевод его см.: Цюрхер, 1968, с. 375–376).
Особенно много такого рода сведений о Канишке узнал и изложил в своих путевых записках Сюань-цзан, китайский буддист, совершивший паломничество в Индию в 629–645 гг. Он прошел через Восточный Туркестан на северо-запад до озера Иссык-куль, оттуда на юго-запад через Среднюю Азию в Северный Афганистан и далее на восток в Северную и Центральную Индию. В двенадцати главах «Записок о западном крае [эпохи] Великой Тан» он описал в последовательности расположения по основным караванным путям 138 царств, через которые прошел сам и о которых узнал по расспросам (см. ДТСЮЦ, 1969; полный перевод см.: Бил, 1908). Поэтому его труд является ценнейшим источником по исторической географии всех этих регионов VI–VII вв. Пока же он, насколько нам известно, в основном использовался в этом качестве при решении проблем локализации царств припамирья (см.: Мандельштам, 1957, с. 108–129) и Средней Азии (Боровкова, 1989).
