Расположение Ланьши в районе, где Гиссарская долина плавно переходит в долину верхнего течения Сурхандарьи, было удобным с географической точки зрения и выгодным со стратегической. Окружающие его почти со всех сторон горы защищали не только от ветров, но и от неожиданного нападения врагов. В ближний к нему с востока район Душанбе в Гиссарской долине сходились главные караванные пути с севера, востока, юго-востока и юга. А так как они проходили по межгорным долинам, юэчжийским войскам было удобно контролировать их и, значит, всю страну. В Ланьши же с востока из района Душанбе вела только одна дорога, да еще дорога с юго-запада из земледельческой долины Сурхандарьи. Так что со стратегической точки зрения безопасность столицы в основном обеспечивал контроль над районом Душанбе и вообще Гиссарской долиной. И потому можно с уверенностью полагать, что для охраны столицы Ланьши правители Большого Юэчжи разместили в этой долине вблизи, но вне издавна существовавших здесь поселений бактрийцев крупные отряды своих войск.
В этом районе сосредоточения юэчжийских войск, охранявших подступы к столице, найдена половина известных в Северной Бактрии подражаний чекану Евкратида. Большая часть их (13 из 17 экз.) получена при раскопках могильника Туп-хона близ г. Гиссар, лежащего примерно посередине между Душанбе и Шахринау. Это монеты позднего типа, названного «гиссарским». На основании типа керамики, найденной в захоронениях вместе с этими монетами, А. М. Мандельштам отнес их выпуск ко второй половине I в. до н. э. — началу I в. н. э. (Мандельштам, 1966а, с. 153–154). А Е. В. Зеймаль, опираясь на свою датировку подражаний монетам парфянского царя Фраата IV (38/37 — 3/2 гг. до н. э.) с ложным надчеканом, сходных, полагает он, с подражаниями чекану Евкратида, относит выпуски последних ко второй четверти I — началу II в. н. э. (Зеймаль, 1983, с. 101–102). Это согласуется с поздним вариантом кушанской абсолютной хронологии, по которому правление основателя Кушанского царства Куджулы Кадфиза приходится на конец II — начало III в. н. э. и сторонником которого Е. В. Зеймаль является.
Но могильник Туп-хона был, по определению археологов, кладбищем местного населения. Здесь нет курганных захоронений, характерных для кочевников. С нашей точки зрения, захоронение юэчжей на этом и, полагаем, на других кладбищах местного населения объясняется тем, что в этом районе юэчжи жили среди бактрийского населения, а не изолированно, как в Бишкентской и Нижнекафирниганской долинах. Чем дольше это продолжалось, тем больше юэчжи усваивали их образ жизни, язык, обычаи. Поэтому и захоронение юэчжей на местных кладбищах по местным обычаям становилось привычным.
Поздний тип найденных здесь подражаний чекану Евкратида позволяет также предположить, что награжденные ими юэчжийские военачальники были похоронены на этом кладбище в последние годы существования царства Большое Юэчжи, когда шла борьба с мятежником Гуйшуан-сихоу Цюцзюцю (Куджулой Кадфизом).
Остальные 9 подражаний чекану Евкратида найдены в долине р. Кызылсу. За исключением случайной находки одной из этих монет, восемь других были обнаружены при раскопках опять же могильников — 6 экз. в могильнике Ксиров Дангаринского района и 2 экз. в могильнике Файзабад-кала в Пянджском районе. Нетрудно заметить, что все эти пункты лежат по караванному пути, который шел от Пянджа на юге до Душанбе на северо-западе. К сожалению, тип этих подражаний не назван. Но, полагаем, что они позднего, гиссарского типа. Захоронения, в которых они были найдены, появились здесь, по-видимому, в то время, когда мятежник Куджула Кадфиз сверг царя Большого Юэчжи и верные последнему остатки войск бежали из Гиссарской долины этим дальним путем на юг.
Теперь рассмотрим вопрос о монетах Герая. За более чем вековой период их изучения высказано немало гипотез о том, кто и когда выпускал их, и обсуждение продолжается (см. библиографию: Зеймаль, 1983, с. 149, прим. 7). Чтобы понять суть разногласий, приведем сначала имеющиеся объективные данные об этих монетах.
Всего известно пока более 80 экземпляров монет Герая. Они найдены как к северу от Амударьи (в Южном Таджикистане), так и к югу от нее до Гиндукуша (в Северном Афганистане). Места находок 25 монет в Южном Таджикистане известны, тогда как в Северном Афганистане сведения о местах находок ненадежные (Зеймаль, 1983, с. 149–150).
Исследователи так описывают эти монеты. На лицевой стороне по греко-бактрийской традиции изображен портрет правителя, но на оборотной стороне — кочевнический символ — всадник, в котором опознается тот же правитель, однако за ним, опять же в соответствии с греко-бактрийской традицией, изображена парящая богиня Ника с венком и легенда на греческом языке. Первое слово в ней — титул лица, стоящего ниже царя, второе слово читается «герай», третье — «кушанца» и четвертое — «санаб». Вопрос о значениях слов «герай» и «санаб» не решен окончательно, каждое из них, полагают, может быть именем или титулом. Большинство исследователей считают слово «герай» именем правителя, изображенного на портрете, но все-таки пишут его в кавычках «Герай». Значение же слова «санаб», мнения о котором особенно многообразны, не определено (Массон, Ромодин, 1964, с. 154, прим. 76; Ставиский, 1977, с. 118–119). Но недавно Е. В. Зеймаль без особых оснований принял высказанное ранее предположение о том, что «герай» — это титул, а «санаб» — имя его носителя (Зеймаль, 1983, с. 154–155).
Исследователи согласны в том, что тип монет Герая сложился под влиянием греко-бактрийского монетного чекана Евкратида. Но они согласны и в том, что монеты Герая, на оборотной стороне которых изображен кочевнический символ — всадник, схожи с поздним видом подражаний чекану Гелиокла, на оборотной стороне которых изображен конь, причем изображения коня на тех и других сходно, но отлично от изображений коней Диаскура на монетах Евкратида (Массон, Ромодин, 1964, с. 154–155; Ставиский, 1977, с. 158–159).
Так как слово «кушан» или «кушанца» сомнений не вызывает, исследователи в большинстве своем полагают, что монеты Герая чеканил один из юэчжийских князей, гуйшуанский (кушанский), который был дедом, отцом либо просто предшественником основателя Кушанского царства Куджулы Кадфиза (там же; Зеймаль, 1983, с. 153, прим. 15).
Данная наиболее распространенная гипотеза, с нашей точки зрения, сомнительна уже потому, что не мог князь чеканить монеты, ибо это было прерогативой его владыки царя. Сомнение вызывает и гипотеза о том, что Герай был кушанским царем (см. об этом: Зеймаль, 1983, с. 169), поскольку не объясняет причины, почему царь в легенде своих монет называется князем.
Посмотрим теперь на монеты Герая с точки зрения результатов вышеизложенного исследования сведений «Ши цзи» и «Хань шу» по истории юэчжей во II–I вв. до н. э.
Так как в легенде их указан титул, по-гречески означающий лицо, стоящее ниже царя, то применительно к юэчжийской системе это был, несомненно, титул «сихоу», соответствующий титулу «князь». Следовательно, в легенде сказано: «сихоу (князя) Герая, кушанца». Кроме того, в результате нашего исследования выяснилось, что владения Гуйшуан-сихоу и четырех других сихоу, его соседей, были маленькими, созданными в Большом Юэчжи после овладения им Дася в ее бывших землях к югу от р. Гуйшуй (Сырдарьи). Очевидно, что несколько поколений носителей титула Гуйшуан-сихоу жили в своем маленьком владении на севере Большого Юэчжи и не играли заметной роли в этом царстве. И уж точно они не могли чеканить собственные дорогостоящие серебряные монеты.
Такая возможность появилась лишь спустя сто с лишним лет после создания владений пяти сихоу, когда, как сказано в «Хоу Хань шу», Гуйшуан-сихоу Цюцзюцю (Куджула Кадфиз) сначала подчинил себе владения четырех своих соседей, а затем (свергнув правителя Большого Юэчжи) вступил на трон в столице Ланыии. И бывшее царство Большое Юэчжи стало называться по его титулу Гуйшуанским (Кушанским). Лишь после этого он, став царем, мог выпустить монеты кушанца Герая.
