Но он определил, что эти могильники существовали с конца II — начала I в. до н. э. до начала I в. н. э., основываясь главным образом на найденных в Тулхарском могильнике монетах, подражаниях чекану Евкратида и монете Герая (Мандельштам, 1974, с. 191–192; он же, 1966, с. 85–91). А начало выпуска подражаний чекану Евкратида он датировал, исходя из общепринятой даты завоевания кочевниками Бактрии, — 140–130 гг. до н. э.
Проведенное же нами исследование сведений древнекитайских историй, показавшее, что кочевое царство Большое Юэчжи завладело Дася, т. е. Северной Бактрией, на рубеже 100–99 гг. до н. э., позволяет уточнить эти датировки. Правитель Большого Юэчжи мог выпускать здесь подражания монетам Евкратида именно с начала I в. до н. э., и с этого же времени только и могли появиться в Северной Бактрии кочевнические курганные могильники.
Исследовав эти могильники, А. М. Мандельштам пришел, в частности, к следующим выводам, очень важным для понимания истории Бактрии и юэчжей I в. до н. э.: «Наличие больших могильников, так же как и многочисленных небольших курганных групп, свидетельствует о том, что падение Греко-Бактрийского царства повлекло за собой не только политические изменения. В Северной Бактрии (а также в Согде) обосновались большие группы кочевников, сохранявших на новой территории свой традиционный вид хозяйства и образ жизни. Таким образом, имело место вполне реальное завоевание. Последствием этого, учитывая ограниченность пригодных для возделывания и содержания скота земель, можно было бы предполагать упадок земледелия, почти целиком зависящего от искусственного орошения. Однако археологические данные не подтверждают этого. Кроме того, наблюдения над особенностью расположения кочевнических могильников показывают, что все они находятся либо в полупустынях, удаленных от оазисов местах, либо на дальних окраинах последних. В этом можно видеть свидетельство того, что завоеватели стремились сохранить хозяйственную основу своих новых подданных — естественно, с целью извлечения из этого максимальных выгод для себя». И еще: «Специфика взаимоотношений кочевников с коренным населением Бактрии, вырисовывающаяся по археологическим данным, указывает на то, что завоевание не преследовало цели простого захвата земель для освоения их под скотоводство» (Мандельштам, 1974, с. 195–196).
Как видим, А. М. Мандельштам установил по археологическим данным не только то, что кочевники в I в. до н. э. действительно жили в Северной Бактрии, но и то, что они ни во время завоевания, ни позже не разрушали хозяйство местного земледельческого населения, что кочевники, завоевывая Бактрию, не преследовали цель просто захвата ее земель под скотоводство.
Эти его выводы опровергают, с нашей точки зрения, его же определение появления кочевников в Бактрии как «реальное завоевание». Завоевание, т. е. насильственный захват территории другого, сопротивляющегося народа, неизбежно сопровождается значительными разрушениями. Поэтому отмеченное А. М. Мандельштамом отсутствие разрушений и сбережение кочевниками в последующее время хозяйства местных земледельцев согласуется с определением в «Хань шу» процесса овладения юэчжами Дася как «переселения», в ходе которого все мелкие владения Дася «подчинились и покорились им» явно мирно.
Открытие А. М. Мандельштама дает, с нашей точки зрения, основание судить еще об одном аспекте политики кочевников в ставшей в I в. до н. э. подвластной им Северной Бактрии.
Благодаря его открытию выяснился факт существования большой группы кочевников юэчжей, своего рода анклава их, в полупустынных смыкающихся Бишкентской и Нижнекафирниганской долинах, где они вели свой традиционный кочевой образ жизни и, значит, содержали крупный отряд конницы.
Очевидно, что засушливая долина р. Кафирниган отделяла находившуюся к западу от нее густозаселенную тогда земледельцами долину Сурхандарьи от лежавших к востоку от нее обширных, но слабоосвоенных долин рек Вахша и Кызыл су. Кроме того, скорее всего, по Нижнекафирниганской долине проходил тогда караванный путь с юга от городища Айвадж, расположенного на правом берегу Амударьи у переправы через нее на юг, в Гиссарскую долину на севере, куда сходились и сходятся сейчас все другие основные караванные пути Северной Бактрии. А на западе, где Гиссарская долина плавно переходит в верхнюю часть долины Сурхандарьи, находилась, как показало наше исследование, столица царства Большое Юэчжи г. Ланыни (Шахринау).
Сопоставление этих фактов позволяет заключить, что правители Большого Юэчжи, завладев Дася, намеренно создали анклав кочевников почти в центре ее, в Бишкентской и Нижнекафирниганской долинах. Тем самым они как бы разделили Дася на три части: западную, восточную и северную. Это позволяло им, используя содержавшуюся в этом анклаве конницу юэчжей, контролировать ситуацию в каждой из трех частей.
Предполагая это, мы исходим из свидетельства Чжан Цяня о том, что Большое Юэчжи было во II в. до н. э. централизованным царством с наследственным правителем во главе, — свидетельства, дающего основание считать, что это царство осталось таким же и после овладения им Дася на рубеже 100–99 гг. до н. э. Ведь теперь сильная центральная власть была необходима юэчжам еще больше, поскольку предстояло наладить управление большой страной Дася, до этого долго находившейся в состоянии политической раздробленности, а также обеспечить мирное вживание переселившихся кочевников юэчжей (скорее всего, менее 400 тыс. чел.) в среду превосходивших их по численности почти втрое (более 1 млн. чел.) бактрийцев-земледельцев.
Что же касается Южной Бактрии, то пока нет сведений об открытии в Северном Афганистане к югу от Амударьи кочевнических курганных могильников — неопровержимого доказательства обитания масс кочевников. И потому пока нет основания говорить об овладении кочевниками-юэчжами в то же время и Южной Бактрией.
Но специалисты по истории Бактрии исходят из убеждения, что кочевники-юэчжи завоевали всю Бактрию к северу и к югу от Амударьи в 140–130 гг. до н. э., т. е. накануне прибытия в Дася Чжан Цяня в 129 г. до н. э. И основываясь на свидетельстве последнего о политической раздробленности Дася в то время, а также на сообщении в «Хань шу» о существовании в I в. до н. э. владений пяти юэчжийских князей (сихоу) в Большом Юэчжи, овладевшем Дася, считают, что Бактрия распалась на мелкие владения именно после завоевания ее кочевниками. И с этих позиций они анализируют и датируют нумизматические материалы.
Сначала остановимся на суждениях специалистов по истории Бактрии периода, предшествовавшего завоеванию ее кочевниками, основанных также в значительной мере на нумизматических материалах.
В общем плане они как будто признают, что после смерти Евкратида в 155 г. до н. э. Греко-Бактрийское царство распалось на мелкие владения. В. М. Массон и В. А. Ромодин изложили эту точку зрения так: «Период расцвета греко-бактрийского царства пришел к концу, начался его политический упадок. Письменные источники почти ничего не сообщают относительно истории греко-бактрийского царства после смерти Евкратида. Нумизматический материал для этого времени, напротив, очень обилен. Можно насчитать по крайней мере двадцать правителей и правительниц, которые, судя по легендам монет, царствовали в Греко-Бактрии или (что для большинства из них будет более справедливо) в греко-индийских сатрапиях. По-видимому, среди этих лиц были прямые потомки Евтидема и Евкратида, добивавшиеся царской власти “по праву рождения”. Но вряд ли приходится сомневаться, что многие из правителей были просто удачливыми военачальниками или политическими авантюристами. Исследователи положили немало труда, пытаясь разобраться в этом нумизматическом калейдоскопе имен царей и цариц, но результаты этих попыток невелики. Ни одна из предложенных схем родословных связей, хронологий правления местных царьков и границ их владений не может быть признана достаточно обоснованной» (Массон, Ромодин, 1964, с. 115–116).
Практически то же самое пишет Б. Я. Ставиский: «О преемниках Евкратида письменные источники ничего не сообщают, а между тем нумизматы насчитывают (за исключением Диодота, Евтидема, Деметрия, Евкратида и Менандра) двадцать пять имен выпускавших свои монеты греческих правителей Бактрии и Индии; значительная часть этих царей и царьков правила, вероятно, после Евкратида». И добавляет: «Насколько позволяют судить известные сейчас находки греко-бактрийских монет, и особенно знаменитый Кундузский клад, включавший 627 монет, с Бактрией можно связывать лишь трех таких правителей» — Антимаха Теоса (Антимаха I), Гелиокла и Платона (Ставиский, 1977, с. 97–98).
