Да нет, она совсем другая, только бы успеть ей помочь! – одна мысль вращалась в его мозгу. Чем ближе её село, тем беспокойнее становится Петр, хотя у него нервы крепкие, а мышление трезвое….
К Каменке подъехали поздним вечером. Так как, кроме Петра, все солевозы должны ехать дальше, повернув от Никополя на север, в свои края, то решили переночевать, а пораньше переехать Днепр и двигать домой. У Петра Никополь был конечным товарным пунктом. Здесь он договорился, продать соль оптом и только потом ехать домой, уже налегке.
Так и порешили, опять расположились табором рядом с колодцем и начали готовить ужин…
На улице было темно. Ждать что опять Мария пойдет к колодцу –глупо. Где она? В корчме или дома. В корчму ему идти нельзя, хозяин запомнил его внешность. Что делать? Петр решил – идти к ней домой, а там – что будет, то и будет…
Он пошел по дороге в сторону моста, прошел корчму а, поравнявшись с домом Марии, перешел на другую сторону и решительно подошел к входной двери. Никаких заборов-калиток там не было, дом был небольшой, деревянный, с тремя окнами на улицу. В одно из них, он и постучал. В доме темно и никаких движений-звуков не было слышно. Он постучал еще раз и посильнее. Было слышно, как кто-то идет к входной двери. Потом заскрежетал засов, дверь приоткрылась, и сонный голос тихо спросил: «Это вы, мамо?». Петр сделал короткую паузу, не специально, так получилось от волнения, и дрожащим голосом, тоже тихо сказал: « Это я, Маруся!». Девушка невольно откачнулась от двери, а потом – в каком-то счастливом беспамятстве, бросилась ему навстречу, Петр только успел её подхватить, а она гладила его обеими руками по голове, лицу, шее и, радостно всхлипывая, говорила, говорила: « Петенька, это ты…А я так ждала…А я думала…А я и сейчас не верю, что ты уже здесь…А я…А я…». Петр нежно прижимал её к груди и молчал, ждал, пока она выдохнется. Потом ласково отстранил её лицо и сказал: « Я, Маруся, за тобой приехал!»….
Потом спросил: « Мама дома?» . « Нет- ответила Мария- она осталась в корчме. Работы много. Да, наверное, и заночует там. Последнее время она почти каждую ночь там. С тех пор, как ты уехал, я по вечерам, под разными предлогами, не ходила туда.Боялась…Они уже привыкли к этому, вечером, как посетителей уже нет, мама, с хозяином, закрываются, хорошо выпьют…и отдыхают до утра».
Они сидели, обнявшись, на лавке , в большой комнате, в абсолютной темноте. Да им свет и не был нужен, они и так «видели» друг друга, через великое, обволакивающее их, чувство. Пытались что-то хорошее сказать или сделать один другому и все старались, чтобы было, как лучше.
«Понимаешь, Маруся, то, что я с тобой уже не расстанусь и заберу с собой –это понятно- сказал Петр, – главное как это правильно сделать, чтобы всем было хорошо, в том числе твоей маме. Можно утром пойти к ней и попросить твоей руки. Все будет правильно, мы же не воры какие-то, и мама скорее всего будет согласна.Но, что будет после? Тот хозяин-грек, заглядывающийся уже на тебя, ей этого не простит…И, – или выгонит маму вообще, или сживет со света своими издевательствами. А мама ведь, уже привыкла к нынешней её жизни и ей очень трудно, если еще вообще возможно будет, как-то перестраиваться. Думаю, в этом ничего ломать не надо и маму надо обезопасить, по крайней мере – для виду. Давай мы ей дадим знать, что ты сама решила пойти в ближайший город, найти себе работу, и как-то устроить свою дальнейшую жизнь. Если получится – то, потом и ей помочь, а – не получится – значит – не получится. Главное здесь то, что ты сама это решила и сама это сделала, а мама здесь не при чем. Оставим ей записку на видном месте, чтобы она обязательно нашла…»
На том и определились. Так как ни бумаги, ни карандаша в доме не нашлось, Мария достала из сундука небольшое полотенце, потерла пальцем внутри кухонной плиты и крупными печатными буквами, написала пальцем (сажей) по полотенцу: « Мама – прости. Так больше не могу. Ушла в Александровск. Искать не надо. Сама тебя найду». Город Александровск (нынешнее Запорожье) был в восьмидесяти верстах на север от Каменки – Днепровской, по левому берегу Днепра, а главное, в нашем случае – в сторону, прямо противоположную от Никополя…
Молодые люди посидели еще немного в доме (вдруг мама еще придет!), потом – быстро оттуда ушли.Это был уже не их дом, их дом теперь должен быть там, где они будут вместе! Мария давно уже приготовила то, что надо было взять с собой, так что сборы были недолгими. Они посидели на дорожку, потом взялись за руки, подошли к висевшей в углу иконе и вместе попросили у Господа благословления на свою будущую жизнь. Затем закрыли входную дверь дома, и пошли к лагерю солевозов. Там давно все спали, Петр подсадил Марию на свою подводу, влез сам, они закутались в его свитку, крепко обнялись и так и лежали то, недолгое время, что оставалось до утра у короткой летней ночи. У обоих было такое ощущение, что они будто бы вообще вместе родились и никогда не расставались. Говорить ничего не надо было –все было понятно без слов…
На рассвете, когда двинулись на мост, Петр шел впереди своей воловьей упряжки, ведя её на длинном налыгаче, а Мария, укутанная в большую петрову свитку, лежала между мешками под тентом, и никто даже не подозревал, о её присутствии на повозке.
Благополучно переправившись через Днепр, все поводы собрались вместе. Дальше пути их расходились, Петр оставался в Никополе, а вся остальная ватага, поворачивала на север, продолжая путь в свои края. Тепло распрощавшись с атаманом и товарищами, с которыми почти породнился за время поездки, Петр попросил, когда они будут ехать мимо его усадьбы, – сообщить родственникам, что Петр уже в Никополе, и скоро тоже будет дома. Про Павла пока ничего не говорить – кто знает, что там, может быть еще, и он прибудет. По обнимались на дорожку – и разъехались…
Петр с Марией, уже ни от кого не скрываясь – поехали домой к сестре Елене.
Сестра вначале растерялась, когда увидела рядом с Петром, вместо брата Павла, молодую девушку; потом очень обрадовалась, когда Петр все рассказал – и откуда она, и как они познакомились, и как она его ждала, и как он её взял с собой. Мария сразу понравилась Елене, и та радостно подчеркивала, что теперь и у неё будет родная сестра, а то все братья, да братья. Погоревала об исчезнувшем Павле, выразила надежду, что все образуется, а потом спросила – какие у молодых планы не ближайшее будущее…
Петр сказал, что, несмотря на проблему с Павлом, он решил прибыть в родное гнездо с законной женой. Перед людьми она уже таковой есть, надо сделать так, чтобы это было и перед Богом. Для этого, им лучше обвенчаться здесь, в Никополе, а впоследствии, когда что-то окончательно прояснится с братом – сыграть свадьбу на Лебединском хуторе, то есть дома. Елена с мужем поддержали его предложение и все принялись за работу…
Оставив Марию на попечение сестры, Петр с шурином, занялись реализацией привезенной соли. Хорошо, что сестра заранее договорилась с оптовым покупателем – соль приняли быстро и неплохо заплатили – во много раз больше, чем понесенные Петром расходы. Вечером отметили – и приезд, и выгодную продажу товара, а главное – помолвку молодых. Собрались родственники со стороны мужа Елены, хорошо посидели, еще раз перезнакомились и наметили все дальнейшие свои действия. С утра, первым делом пошли в одну из церквей и подали заявление на венчание, назначили им и сам день бракосочетания, и где, что , как и сколько. Оповестили всех приглашаемых гостей, на небольшой торжественный вечер в доме семьи Елены. На рассвете следующего дня, Петр с шурином выехали на хутор, на волах. Попутно, Петр закупил на полную подводу разнообразного металла, особенно всевозможных обрезков и отходов, листовых и округлых разных форм. Продавцы собирали их по бросовым ценам на металлообрабатывающих предприятиях – заводах, мастерских. К прямому использованию, они были непригодны, для кузницы – в самый раз. Петр и накупил таких «отходов» целую повозку, чуть ли не задаром. В кузнице все пригодится, да повозка с волами, порожняком идти не будет…
