Особый интерес в связи с настоящей проблемой вызывают попытки ряда археологов, начиная с И.Р. Аспелина и до авторов новейших, преимущественно советских работ увязать археологические материалы с лингвистическими и создать на их основе ряд гипотез финно-угорского этногенеза. Рассмотрим некоторые из них.
Отец финской археологии И.Р. Аспелин в последней четверти прошлого столетия предпринял попытку археологического обоснования гипотезы Кастрена о формировании финно-угорских предков в глубинах Азии и их постепенном распространении на запад[1085]. Однако ни один из последующих археологов не поддержал И.Р. Аспелина, если не считать некоторых работ А.М. Тальгрена[1086]. Последним были предприняты обширные исследования в области археологии Евразии, особенно эпохи бронзы и раннего железа. Твердо убежденный в том, что ананьинская культура является культурой финно-угорской, А.М. Тальгрен попытался ретроспективным путем подойти к решению проблемы. Однако явная недостаточность материалов не позволила ему создать какую-либо стройную теорию, и он в конечном итоге, отказавшись от поисков финно-угорской прародины в далекой Сибири, вынужден был присоединиться к мнению тех археологов, которые, начиная от О. Альмгрена[1087] и Ю. Айлио[1088], пытались искать основу финно-угорской общности в неолитических культурах с ямочно-гребенчатой керамикой и полагали, что финно-угорские племена формировались на обширной территории леса и лесостепи Европы от Волги до Прибалтики[1089]. Это мнение было поддержано и некоторыми советскими археологами — Б.С. Жуковым, А.Я. Брюсовым[1090], Х.А. Моора[1091]. Достаточно подробная критика этой теории, высказанная П.Н. Третьяковым[1092], позволяет не останавливаться на разборе ее ошибочности.
С.П. Толстовым[1093] и В.Н. Чернецовым[1094] высказана мысль о первоначальном формировании ядра финно-угорской общности в Приаралье на базе кельтеминарской культуры с последующим выходом ее носителей в Приуралье и переходом в III тысячелетие до н. э. в Прикамье. Рациональным зерном в этой теории является этническое определение камско-уральских неолитических племен как финно-угорских, хотя их кельтеминарская основа и вызывает серьезные возражения[1095]. Действительно, предположение о приаральской основе никоим образом не вяжется с палеолингвистическими данными, свидетельствующими о том, что даже древнейшая прародина финно-угров должна располагаться не южнее полосы тайги и никак не в полупустынных районах Приаралья[1096].
Мысль о принадлежности неолитической культуры с гребенчатой керамикой Урала и Прикамья финно-угорскому этносу была поддержана рядом археологов[1097] и развита П.Н. Третьяковым в его новейших исследованиях, посвященных этногенетическим проблемам народов Восточной Европы. Он считает, что основная область формирования финно-угорской основы в эпоху мезолита и неолита располагалась в районе Среднего Урала и в прилегающих к нему Прикамье и Зауралье. Отсюда в эпоху неолита и ранней бронзы двумя волнами происходило распространение финно-угорских племен на запад — в Поволжье и Прибалтику. Основная волна этого распространения, по мнению П.Н. Третьякова, связана с движением племен волосовской культуры, происхождение которых на базе камской (волго-камской) неолитической культуры кажется ему вполне вероятным[1098].
К сожалению, ко времени написания указанных работ археологических материалов, связанных с основными районами финно-угорского генезиса, было сравнительно немного, а по ряду периодов они вообще отсутствовали. В какой-то мере этот недостаток может быть восполнен новыми материалами, изложенными в настоящей работе, поэтому автор берет на себя смелость высказать свое мнение по данной проблеме.
Полагая, что лишь опираясь на археологические материалы, которые, бесспорно, увязываются с финно-угорским этносом, можно решать этногенетические проблемы, автор избрал для последующего изложения ретроспективный метод, т. е. путь от известных, но более поздних этнических групп к неизвестным, более ранним образованиям.
В основных разделах настоящей работы была предпринята попытка проследить преемственное развитие древнейшей история населения Среднего Поволжья до эпохи ананьинской культуры. Установлено, что в первой половине I тысячелетия до н. э. в крае существовали фактически лишь две большие культурные общности — все Прикамье и значительную часть Среднего Поволжья с востока занимала ананьинская культура, а в более западные районы входила часть территории городецко-дьяковской общности[1099].
Носители ананьинской культуры большинством исследователей рассматриваются как несомненные предки ряда финноязычных народов Восточной Европы[1100]. Но основу какой же финно-угорской группы составляла ананьинская общность? Пермской, как предполагают некоторые исследователи, или более широкой? Скорее всего, на наш взгляд, верно второе предположение.
На базе ананьинской культуры ближе к концу I тысячелетия до н. э. оформляются такие культуры, как пьяноборская[1101], гляденовская и осинская[1102], кара-абызская[1103]. В свою очередь гляденовская и последующая за ней ванвиздинская культуры послужили основой развития в I тысячелетии н. э. культуры коми народности[1104]; осинская, по мнению В.Ф. Генинга, нашла свое продолжение в древнеудмуртской культуре[1105]. Таким образом, можно считать, что только гляденовско-осинское продолжение ананьинской общности явилось основой пермской ветви финно-угорских народов. Сложнее обстояло дело с носителями пьяноборской и кара-абызской культур. По мнению В.Ф. Генинга, судьба пьяноборских племен и их азелинских потомков неясна[1106]. Однако работы последних лет в Среднем Поволжье, особенно на территории Марийской АССР, позволили проследить несомненное участие позднепьяноборских (азелинских) племен, после их выхода в Волго-Вятское междуречье, в формировании культуры древнемарийской народности[1107]. Особый интерес в связи с этим вызывает Младший Ахмыловский могильник, четко выявивший основные компоненты древнемарийской культуры, в том числе и выраженный позднепьяноборский[1108]. Есть основания утверждать, что культура и этнос древних мари формировались на основе позднепьяноборского продолжения ананьинской культуры и позднегородецкого реликта городецко-дьяковской общности.
Рядом археологов — А.А. Спицыным, П.П. Ефименко, П.Н. Третьяковым, А.П. Смирновым, Е.И. Горюновой и др. — неоднократно отмечалось определенное участие населения позднепьяноборского типа в сложении культуры и этноса более западных финнов, в частности финноязычных народов Верхнего Поволжья и Приочья[1109].
