«Дома будет холодно, да и сапоги у меня на ладан дышат», – сказал он про себя.
«До службы-то добежишь и в худых сапогах, а там уже относительно тепло, как-никак казенное учреждение, дрова закупают исправно, хоть и экономят на них», – продолжал рассуждать Сергей Николаевич.
«А грязь – ничего, можно потерпеть».
Наконец, он вышел на соседнюю улицу. Состояние этой улицы было немного лучше, чем той, где он проживал. На этой улице находились несколько казенных учреждений, в том числе и его канцелярия, поэтому за улицей более или менее следили.
Несмотря на завтрак, Сергей Николаевич пока шел до службы, успел проголодаться. Точнее он и не наелся во время завтрака. Половинка курицы была разделена на три части, причем большая часть по молчаливому согласию была оставлена Лизе, которая еще спала, когда он уходил.
«Придется потерпеть. Нужно перетерпеть, потом голод отступит. Выпью воды, как приду в канцелярию», – думал он. В кармане у него было немного мелочи, на которую он вечером хотел купить хлеба в лавке на ужин.
В канцелярию Добров зашел еще за 15 минут до начала рабочего дня. Отметив про себя, что он молодец, успел прийти заранее, он нашел у себя в столе щетку и принялся отчищать запачканную одежду. Грязи на брюках было немного, он управился за несколько минут. Оглядев себя, он пришел к выводу, что вид его вполне соответствует, нареканий со стороны начальства насчет внешнего вида быть не должно. Можно приступать к работе.
Хоть я и сказал, что вид Сергея Николаевича вполне соответствовал, но это не совсем так. Так бывает, когда люди подолгу ходят в одной и той же одежде, глаз их замыливается, привыкает не видеть изъяны этой одежды. Вицмундир его (да, он был в вицмундире, как и мечтали его родители) был совсем старый, полинявший и выцветший. На локтях уже наметились потёртости, пуговицы были уже не такими блестящими, как раньше, часть из них держалась уже буквально на одной ниточке. Брюки было не намного новее вицмундира и тоже уже отслужили свое, но Сергей Николаевич, даже если и отмечал сей факт, не думал о покупке новых, ему это было не по карману. А вот сапоги были в ужасном состоянии. Подошвы уже частично оторвались и отремонтировать их уже не было никакой возможности. Нужно было покупать новые. Впрочем, новые вещи Добров практически не покупал. В целях экономии он покупал вещи ношеные. В их городе был рынок, где продавали вещи, которые уже кто-то носил. Часто там продавали свое обмундирование отставные военные и служащие.
Закончив с чисткой одежды, Сергей Николаевич сел за свой рабочий стол. Со вчерашнего дня у него оставалась небольшая стопка бумаг, которые нужно было разложить по папкам, что-то переписать, что-то просто подшить. Работал он в небольшом кабинете, в котором вмещались два стола со стульями и шкаф для бумаг. Второй стол занимал Иван Федорович Меньшов, такой же мелкий чиновник. Жалование у них было одинаковое, но у Меньшова был небольшой капитал, оставшийся ему от отца, в прошлом мелкого скупщика. Этот капитал Меньшов удачно вложил через каких-то знакомых и, помимо жалования, получал еще процент с вложенного капитала. В целом, на достаток Иван Федорович не жаловался.
Дверь открылась и в комнату вошел Меньшов, улыбаясь, он поздоровался с Добровым, положил какой-то кулек на стол, снял новую, добротную, даже немного щегольскую шинель.
– Сергей Николаевич, прошу оценить мое приобретение, – сказал он, представ перед Добровым в новом вицмундире. Вицмундир был прекрасно сшит из хорошей, достаточно дорогой ткани.
– Иван Федорович, ваша обновка выше всяких похвал, – сказал Добров, как-то немного проглотив окончание фразы. Внутренне он немного завидовал Меньшову, но зависть эта была безобидной.
– Вот решил обновить гардероб, получив процент со своих вложений, – сказал Иван Федорович, поворачиваясь вокруг своей оси. – Нравится?
– Да, мундир что надо, – вяло ответил Добров. О таком вицмундире он даже и не мечтал.
«Может, занять у него денег?» – подумал Добров, тут же отбросив эту мысль. Сергей Николаевич предпочитал не распространяться при других о своих финансовых проблемах. Ему было стыдно признаваться в этом.
– Однако ж, нужно работать, – сказал Иван Федорович, усаживаясь за свой стол и берясь за свою стопку бумаг.
– Да, пожалуй, начнем, – ответил Добров, радуясь тому, что тема обновки была закрыта и не нужно отвечать на вопросы, которые наводили на него лишнее уныние.
Однако неверно думать, что Сергей Николаевич был слабым (в психологическом плане), характером он был силен, несмотря на свою скромную физическую форму. Характер этот выработался после смерти родителей. Оставшись без родителей, он целых три года учился и работал, экономя каждую копейку, чтобы заплатить за учебу и жилье, часто голодая. Анна Павловна Старова, как я уже говорил, иногда была добра к нему, позволяя ему задерживать оплату жилья, и задержка эта иногда достигала трех и даже более месяцев. По окончании гимназии он был еще в долгах перед хозяйкой и, устроившись в канцелярию, часть жалования отдавал в счет погашения старого долга. Так, работая и подрабатывая, он постепенно сокращал свой долг. Он жил бы у Анны Павловны и дальше, но она внезапно умерла. Сразу же после ее смерти объявились наследники из дальних родственников, которые потребовали оплаты полностью, так как планировали выселить жильцов, чтобы отремонтировать дом и заселить его заново. Так Добров оказался в положении, когда нужно было срочно погасить задолженность. Выход был только один – попросить жалование вперед, что он и сделал. Ему пришлось переехать в другой дом, где он сейчас жил с женой и дочкой. Дом этот, точнее комнату в нем, подсказал Быковский, он жил там же. Так Добров и Быковский стали снимать жилье в одном доме. После гимназии посиделки у Быковского продолжались еще какое-то время, также по субботам, но Добров уже не всегда мог на них присутствовать. Ему приходилось много работать, времени на посиделки не оставалось, что не мешало дружбе между молодыми людьми. Впрочем, после женитьбы у всех появились дополнительные обязанности и посиделки сами собой прекратились.
Сергей Николаевич принялся разбирать скопившиеся бумаги, тем самым отвлекся на какое-то время от навязчивых мыслей по поводу денег, дров, одежды и холода. Время за работой летело незаметно, приближаясь к обеду. Меньшов также погрузился в свою работу. Обычно они мало разговаривали, отношения у них были чисто деловые, исключительно по работе. Иногда, правда, Меньшов приносил подработку Доброву, зная, что тот всегда согласится. У Меньшова было много знакомых, которые знали, что через него можно найти человека для бумажной работы.
Отворилась дверь и в кабинет заглянул начальник канцелярии, он всегда хотя бы раз в день обходил своих подчиненных, дабы проверить, работают ли они или бездельничают. Он сухо поздоровался с Меньшовым и Добровым, справился у них насчет текущих задач, и, получив ответ, что все задания будут выполнены в срок, удалился. Своеобразный ритуал был выполнен. Это повторялось каждый день, приблизительно в одно и то же время. Правда иногда начальник заглядывал с самого утра, чтобы проверить, все ли служащие на месте, нет ли опоздавших.
Время шло к обеду и Меньшов поглядывал на часы. Ему хотелось поскорее пойти в тот трактир, куда он обычно ходил обедать. Там подавали изумительное жаркое, которое ему так нравилось. Несколько раз он звал Сергея Николаевича с собой, но тот отказывался, ему это было не по карману. Предложив несколько раз, Меньшов перестал, видимо немного обидевшись, полагая, что Добров держит между ними дистанцию в отношениях. Меньшов не был заносчивым и злопамятным, он был просто немного невнимательным к людям, что, впрочем, было не нарочно. Он просто привык жить, не замечая ничего вокруг. Он жил один, в свое удовольствие, имея небольшой, но приличный достаток (по крайней мере, по меркам мелкого чиновника). Вопрос жалования его не сильно волновал, жалование было просто прибавкой к текущим процентам с вложенных денег.
