Так что «поглядеть» для бывшего мичмана проблемы не составило. Проникнув в обширный двор, Саня осторожно осмотрелся. Собак нет. Двери дома, цоколя и гаражные ворота – стальные, надежные, замки по виду хитроумные. И сигнализация наверняка имеется, поэтому Саша туда соваться не стал, а вот избушкой поинтересовался. Там на двери висел обычный навесной замочек – смех, да и только. Домик оказался бывшей банькой со всем, что в ней полагается, только давным-давно нетопленой. И хлама разного полно – ржавые ведра, лопаты, грабли, обрезки досок-реек.

Дело было в апреле, холод стоял собачий. Бомж не удержался от искушения, почистил печурку, развел огонек. Согрелся, прилег на полок, да и задремал…

– Гражданин, ваша станция! Вы просили разбудить!

Белый, разомлевший в тепле, не сразу сообразил, к кому обращается дергающий его за ногу мужик.

– Чего надо? – невежливо поинтересовался он и запоздало сообразил, где находится. Приехали…

Выйдя из темноты баньки в полутьму апрельского вечера, Саня потянулся, стараясь не смотреть на ожидающего его появления «проводника».

Прервавший мирный сон человек, скорее всего, являлся хозяином здешнего великолепия. Значит, надо ждать скорого появления на сцене стражей порядка. Стоят, небось, за углом. А может, изучают обстановку, ищут следы взлома и незаконного проникновения. Хвала всевышнему, не стал даже подходить к дверям, совать в замочную скважину свои железки. Но время шло, а менты не светились.

– Успокойся, постоялец. Я их пока не звал, – хозяин совершенно правильно понял Сашино состояние.

– Кого?

– Х…. моего! Решил, раз никого нет, никто тебя и не видит? Ошибаешься, брателло. Мой домик, он не только большой. Он еще и умный. Чуть не так – сам зовет: приезжай, Саня, посмотри, чего творится…

– Почему Саня? – заинтригованный Белый переступил с ноги на ногу и внимательнее посмотрел на собеседника.

Перед ним стоял здоровяк, не уступающий ему ни в росте, ни в ширине плеч, ни, судя по всему, в твердости характера. Разве что помоложе и потолще. Коротко стриженный, одетый неброско, но дорого. Уверенный в себе и явно очень сильный.

– А кто? Я Саня и есть, а ты?

– Аналогично.

– Шутишь? Может, и документик покажешь? Хотя вряд ли у тебя сыщется…

– И покажу, – незваный гость вынул и предъявил потрепанный паспорт, – Вот, гляди: Панкратов Александр. Не Черный. Можешь звать Белым.

– Тезки, значит. Тебя, случаем, нарекли не в честь убиенного неподалеку Александра свет Сергеича?

– Какого? – по причине пока неполного пробуждения пришлый совершенно не связывал вполне очевидные историко-географические параллели.

– Ну, брат, это стыдно не знать! Речку переходил? Она ж не простая, а Черная!

– И что?

– Ну, вааще! А фамилия Пушкин тебе хоть о чем-нибудь говорит?

– Буря мглою? Выпьем с горя?

– Вот-вот. Наше все. Его же угораздило на этом самом бережку свою последнюю дуэль организовать. Знаменитые места. А ты – какой…

Хозяин достал блеснувший золотом портсигар, закурил, предложил Белому. Тот, ошарашенный неожиданно радушным приемом, помалкивал.

– Такие дела… Давно мне подруга говорила: снеси ты к лешему эти хоромы! Ты уже понял, откуда я узнал?

– Камеры?

– Они. Стоят хорошо, незаметно. А мне, – он продемонстрировал плоский предмет, – Сразу видно. Ты вор?

– Обижаешь.

– Из мореманов, судя по тельнику?

– Мичман.

– Жить, конечно, негде?

– Ага.

– Но не воняешь, это хорошо.

– Баня – святое.

– Теперь о бане. Давай прямо. Хочешь здесь пожить?

От такого неожиданного предложения Белый даже начал заикаться. Вот забрел так забрел…

– В к-каком смысле?

– В прямом. В этой самой баньке. Она не протекает, клопов нет. Кстати, у тебя партизаны не водятся?

– А ты посмотри.

– Надо будет – посмотрю. На первый взгляд мужик ты чистый. Постричь бы еще… Так как?

– Серьезно? Первого попавшегося бомжа пустишь к себе жить?

– Ну, во-первых, не к себе. Эта хибара тут спокон веку стоит, в ней еще мой дед парился. У предков на этой самой поляне дом был, я себе вместо него вон, дачку изготовил. А баньку оставил, типа памятник… И на бомжа ты не сильно похож. А жить – не просто жить. Тут не гостиница.

– Как это – не просто?

– А так. Сторожить. Я, понимаешь, задолбался сюда летать. Трех дней не проходит, чтоб какая-нибудь морда не сунулась… Извини, это не про тебя. Менты по мелочам ездить не хотят…

– А может, я тоже… того… Морда?

– Заодно и проверим.

– И чего ты с меня за проживание захочешь?

– Я ж сказал. Будешь присматривать, если кто сунется, шуганешь. Ты здоровый, получится.

– И все?

– А чего тебе еще?

– Ну…

– А, понял. Ты пенсию получаешь?

– Не выслужил…

– Ну, будет тебе пенсия. Месяц отсторожил – получи и распишись. Как, по рукам?

– По рукам…

– Да, еще. Два условия. В дом не лазить – это раз. Замечу – сдам ментам. К соседям – тоже.

– Я не…

– Слышал. Не вор. А замки открывать умеешь. Забудь. И второе: когда я здесь, тебя нет.

– В смысле?

– В смысле – не мелькай. Будешь нужен, сам подойду. А так – не светись, особенно если я не один. Да, ключи от подвала и гаража я тебе на всякий случай дам. Там стеклотары дохера, макулатуры с полтонны. Забирай, будет тебе на прокорм.

– По рукам, – при такой перспективе Белый заметно повеселел.

– Ага. И еще, чуть не забыл. Баб водить тоже нежелательно.

– Знаешь, мне это… без надобности, – в ответ на недоверчивый взгляд хозяина гость вздохнул, – Флотский подарок за безупречную службу…

– Реактор? И седой – оттуда?

– Вроде того.

– Ладно, не будем углубляться. Короче, ночуй пока, Панкратов-Белый, мне надо по делам. На днях пересечемся.

Стоявший у калитки черный джип развернулся и укатил. А Белый, уже на законных основаниях устраиваясь досыпать, мысленно отмотал два десятилетия назад.

Малый противолодочный корабль – не такой уж маленький, и никак не бумажный. Серьезное современное боевое средство, вооруженное, как говорится, до зубов – и любую подводную лодку может потопить, и за себя постоять. Близко подлетать к нему чужакам тоже не стоит.

Всем зенитным хозяйством на «шестьдесят пятом» МПК ведал кап-три Пахомов. Он и приказал Белому, вахтенному начальнику расчета зенитно-ракетной установки с красноречивым названием «Оса», в темпе восстановить поворотный механизм антенны. Работать надо было, сидя на ней верхом. А старшине Геннадию Злобину – проследить, чтобы антенна все время ремонта оставалась выключенной. Тот проследил… То ли не понял, то ли как… Когда у Сани, заканчивавшего замену сгоревшего мотора, стало темнеть в глазах и онемели руки, командир заглянул в отсек.

– Злобин, ты что, охренел?!

– Товарищ капи…

– Выключи «высокое», дурак!

Выключили, конечно. Мичмана Панкратова, в полубессознательном состоянии, с опухшими руками, ногами и кое-чем еще, рвотой и задержкой мочи, «вертушка» утащила в госпиталь. Капельницы, уколы, таблетки, кардиограммы и прочая медицинская дребедень. На корабль он уже не вернулся. С плавсостава списали, но от инвалидности категорически отказался, заявил: «Хочу и буду служить!» Патриот хренов.

Прослужил еще пару лет на берегу. Перевели в Кронштадт, вывели за штат. Жена ушла не сразу. Он, приехав домой, сдуру объяснил: все не так уж плохо, все еще вернется… Она с кем-то посоветовалась, поспрашивала знакомых медичек, почитала книжки и поняла: прежнего Сашки, веселого неутомимого в постели бабника, уже не будет никогда. Правильно поняла, между прочим. С тех пор кровать для него – спальное место, а женщина – подруга. То и другое – в буквальном понимании.

Воздействие мощного электромагнитного излучения высокой частоты, сорок минут поджаривавшего моряцкое «хозяйство», навсегда превратило могучее мужское достоинство в недостаток. Довесок… Сливной краник.

Он так и не догадался: увалень Генка дураком не был – нажимая кнопку «сопровождение», очень хорошо знал о возможных последствиях. За неделю до того Сашок в душевой добродушно подшутил: