– У нас все будет хорошо? – спрашивает он, не обращая внимания на капли дождя, стекающие с его тонкой короны-обруча. – Я имею в виду наши души.
Я вспоминаю, что произошло с Жюли. На нее не просто напали, как на нас. Скованная владела ее телом в течение нескольких часов.
– Думаю, мы потеряли не много Света, – отвечаю я. – Нам повезло.
Казимир переводит взгляд на кровать своего отца и вскакивает на ноги.
– Нужно проверить его.
Поспешно подав мне костыль, он направляется к кровати короля.
Я поднимаюсь и закрываю окно, на случай, если Скованная решит взобраться по стенам замка. Но когда закрываю задвижку, вдруг слышу тихое всхлипывание и оборачиваюсь.
По лицу Каза струятся слезы, а его ладонь лежит на лбу отца. Глаза короля Дюранда закрыты. Я подхожу ближе, но, когда вижу его лицо, тут же останавливаюсь. Он совершенно изменился и выглядит не только безжизненно, но и совершенно опустошенно, хотя черты его лица ни капли не изменились. Просто внутри него ничего не осталось… И это видно. Его душа не дремлет в теле, ожидая зова песни Загробного мира. Его душа ушла навсегда.
– Ох, Каз.
У меня перехватывает горло. Произошедшее с его отцом ужасно, почти за гранью понимания. Души священны и созданы для вечной жизни. И мне тяжело представить, что я могу вот так потерять близкого человека. Помогая себе костылем, я медленно обхожу кровать и кладу дрожащую руку на плечо Казимира.
– Мне очень жаль.
Он опускает голову. И сейчас напоминает брошенного ребенка.
– Я потерял всю семью.
В открытой двери появляется слуга с седыми прядями в волосах и с подносом в руках, на котором стоят настойки и травяные зелья. Когда его взгляд падает на короля, его глаза расширяются, а затем он опускает поднос на стол и склоняется в низком поклоне.
– Примите мои искренние соболезнования, Ваше Королевское Величество.
Каз поднимает голову.
– Что ты сказал?
– Примите мои искренние…
– Нет, как ты меня назвал?
Я понимаю, что так зацепило Казимира и что он с таким трудом пытается принять. Слуга обратился к нему не «Ваше Высочество», не как к принцу.
– Ваше Королевское Величество, – повторяет слуга и склоняется еще ниже. – Да здравствует король Казимир.
8. Сабина
Дождь заливает открытую пещеру под развалинами замка Кре. Мы вместе с тремя старейшинами стоим на краю пространства, которое мы зовем внутренним двором, где ливню нас не достать.
– Простите меня, – наверное, в сотый раз говорю я. – Мне никогда не рассказывали, что matrone должна оставаться на мосту душ.
– Тебе многого не рассказывали, – вздыхает Надин, вновь закрепляя в волосах гребень из черепа морского угря. С ее каштановых волос все еще капает вода. Мы вернулись домой, чтобы предупредить о случившемся famille, а остальные Перевозчицы все еще мокнут под дождем, стараясь собрать как можно больше душ. – Мы обучали Аилессу, чтобы она заняла место Одивы, а не тебя.
В ее словах нет и капли насмешки, но мне все равно больно их слышать.
– Я прекрасно знаю это. – Я прикусываю дрожащую губу. Охота, сражения – все навыки, так ценимые Леуррессами, – всегда давались Аилессе легче. – Я не просила делать меня matrone.
– Конечно нет. – Пернель касается моей руки.
Шанталь потирает свой темный лоб от нетерпения.
– Что случилось на мосту, Сабина? Я видела, как ты сражалась со Скованными, когда они вырвались на свободу в прошлый раз, и проявляла большее мастерство.
Я качаю головой и отступаю назад, чувствуя, как грудь сдавливает словно тисками. Мне теперь даже страшно воспользоваться благодатью золотого шакала, чтобы успокоиться. Я не знаю, как объяснить, что мать осталась жива, хотя находится в Подземном мире. Ведь перед этим придется рассказать, почему Одива там оказалась, – что у нее был возлюбленный, но не amouré, от которого она родила ребенка. Меня. Да стоит мне хотя бы заикнуться об этом, как начнется анархия. А мне сейчас не справиться с восстанием.
Пернель протягивает ко мне руку.
– Куда ты собралась?
Я отступаю все дальше, не в силах сделать даже вдоха. И просто не понимаю, как успеть все и сразу – управлять своей famille, переправлять мертвых, освободить Аилессу, разобраться с матерью, остановить Скованных.
Надин хмурится:
– Мы даже не обсудили план действий.
– И нужно подготовить место, куда мы соберем Скованных, – добавляет Дольсса. – К тому же ты не рассказала о случившемся famille, Сабина. Ты должна поговорить с ними.
– Я знаю, но… – Черные точки мелькают у меня перед глазами, вынуждая упереться рукой в стену. – Мне нужна минутка, чтобы… – Я выпрямляюсь и шагаю к туннелю, ведущему наружу. – Скоро вернусь.
Я бегу по туннелям, вырезанным приливами. Эхо волн отдается в ушах, усиленное благодатью шакала. А перед глазами стоит Одива за завесой из воды в костяной короне с черепом ночной вечерницы на голове. Как я смогу возглавить Переправу, зная, что мать сверлит черными глазами мою спину?
Я поднимаюсь на верхний уровень, где туннели пещеры переходят в коридоры старого замка. Мой взгляд падает на выгравированные гербы замка Кре, повторяющиеся на арках и стенах. Ворон и роза – символ монархов, которые когда-то правили в Южной Галле. Кажется, они о чем-то предупреждают меня, но я слишком взвинчена, чтобы разбираться в этом. Поэтому бегу дальше к разрушенной арке, которую моя famille использует как вход, а затем вверх по осыпающейся каменной лестнице. И вот, наконец, вступаю на мокрую траву снаружи.
Наклонившись, я упираюсь руками в колени и пытаюсь заставить легкие работать. Дождь заливает лицо и стекает по волосам и кончику носа.
«Успокойся, Сабина. Просто дыши».
Сегодня произошло столько событий, что, кажется, этот день никогда не закончится.
– Сабина? – раздается хриплый и низкий голос Жюли.
Я вскидываю голову. Жюли выглядывает из-за развалин садовой стены замка в четырнадцати метрах от меня. Капюшон закрывает ее лицо от дождя, но благодаря ночному зрению я вижу, как дрожат ее плечи. Я подхожу к ней и, схватив за руку, тащу под выступ зубчатой стены замка.
– Что ты здесь делаешь? – шиплю я. – Если кто-то из famille увидит тебя…
Мне даже страшно представить, как они разозлятся. Никто из посторонних не должен знать, где мы живем. Жители Довра держатся подальше отсюда. Они верят, что руины прокляты и здесь обитает призрак бывшего короля Южной Галлы. Предки Казимира не всегда правили этой страной.
– Что я здесь делаю? – Жюли упирает руку в бедро. – Ты бросила меня с Марселем.
Я на мгновение прикрываю глаза. Хоть что-то сегодня я сделала правильно?
– Прости. Я не смогла вытащить Аилессу и… сегодня Ночь Переправы. И мне пришлось… – Я замолкаю, когда взгляд падает на болезненно-бледную кожу Жюли. – Тебе не следовало приходить сюда, ты же знаешь… ну и вообще выходить на улицу. – Бастьен рассказал мне, что она уже лишилась большей части Света. – Переправа завершилась настоящим бедствием. Скованные души снова вырвались на свободу и…
– Бастьена арестовали.
Я распахиваю глаза:
– Что?
Жюли сбрасывает капюшон и пронзает меня свирепым взглядом.
– И тебя не было рядом, чтобы помочь ему. Я подслушала разговор гвардейцев. Они сказали, что ты убежала.
– Это не то, что… – Я потираю лоб, ощущая, как чувство вины захлестывает меня. – Мне казалось, ему ничего не угрожало, когда я убегала.
– Зато теперь, благодаря тебе, он в темнице. А к ворам никто не проявляет благосклонности. – Ее суровый взгляд смягчается, а подбородок начинает дрожать. – Они могут казнить его, если мы что-то быстро не придумаем.
Я вздрагиваю. Нельзя позволить Бастьену умереть. Я в долгу перед Аилессой.
– Гвардейцы разобрались, как мы проникли в замок?
Жюли кивает.
– Мы с Марселем едва унесли ноги.
– Тогда как нам проникнуть в Бо Пале?