Кромвель откашлялся и с важным видом изрек:

– Будем вымачивать листья. Это займет не менее четырнадцати часов, а то и более. Зависит от того, насколько солнечный завтра будет день. В общем, этап может занять и несколько суток. Я буду постоянно проверять, отдали нам листья уже свой «подарочек», как говорит Бен, или нет.

– «Дар», – поправила я с улыбкой. – Он говорит «дар».

Кромвель пренебрежительно хрюкнул:

– Ну да, именно. Затем мы вытащим листья и взболтаем воду, чтобы насытить ее воздухом. Когда она потемнеет, добавим известь. Я буду внимательно следить за процессом, чтобы все шло как надо.

Бен и Того вместе накрыли чан мешковиной – для этого заранее сшили несколько полотнищ в один большой покров. Видимо, чтобы сохранить внутри тепло, предположила я. Раньше Сара делала то же самое.

Наконец Бен, судя по всему, решил, что все сделано правильно. Он спустился с лестницы к нам.

– Людям нужно хорошо поесть и выспаться ночью, – сказал он, вытирая руки и лоб тряпкой. – Перемешивание и взбалтывание – трудная работа.

Я в очередной раз пожалела о том, что мне придется пропустить этот этап, и пообещала:

– Я отправлю Квоша спросить у Мэри-Энн, что мы можем добавить к обычному ужину для работников.

Бен, кивнув, зашагал к поселку рабов. Я проводила его взглядом. Он подошел к бочке с дождевой водой и снял белую рубаху, обнажив черный торс, блестевший от пота.

– Ладно скроен, – прокомментировал рядом со мной Кромвель. – И силен.

У меня вспыхнули щеки, во рту внезапно пересохло, и я отвела взгляд от Бена, чувствуя при этом, что Кромвель пристально смотрит на меня.

– Да. Вы, должно быть, довольны своим рабом, – сказала я.

– Разумеется, – пробормотал Кромвель, задумчиво потирая подбородок. – Да, доволен.

Я изобразила улыбку:

– Прошу меня простить, нужно отдать распоряжения насчет ужина и уже начинать собираться в дорогу. Сегодня был очень волнительный день. – Только сейчас я поняла, что голодна, поскольку с утра ничего не ела.

– Если все пойдет хорошо, к вашему возвращению готовый краситель уже будет спрессован в плитки. На ночь надо будет оставить кого-нибудь, так сказать, на часах. Думаю, Бен не откажется от такой чести.

– Даже не сомневаюсь, что все пойдет хорошо, – сухо сказала я. – Полагаю, вы заботитесь о собственной репутации мастера индиго и не хотите остаться без рекомендаций.

Бал по случаю дня рождения Георга II являл собой грандиозное торжество, и, вопреки своему нежеланию покидать плантацию, я была так захвачена блеском и изяществом чарльз-таунского высшего общества, представители которого стремились перещеголять друг друга в роскоши, что даже порадовалась нашей поездке.

Драгоценные камни, воинские регалии и начищенные пряжки сверкали повсюду во славу сюзерена, пребывавшего в тысяче миль за морем.

Портниха Беттина превратила отрезы простеньких тканей, которые мы смогли себе позволить приобрести, в изысканные наряды. Маменька выглядела весьма величественно в платье из темно-зеленого шелка и бархата – последний, вероятно, был подарком от миссис Пинкни, – а я чувствовала себя кремовым пирожным в бледно-розовом, расшитом золотистой ниткой.

Эсси приехала с нами и большую часть дня провела, завивая нам с маменькой локоны горячими щипцами. На протяжении всего нашего путешествия на лодке до города она внимательно следила, чтобы я не снимала промасленные муслиновые перчатки, которые должны были смягчить мою загрубевшую от постоянного копания в земле кожу. Мы с маменькой приняли ванну с лепестками цветов апельсинового дерева и вскоре были разряжены и напомажены не хуже всех остальных чарльз-таунских леди.

На выходе маменька меня задержала:

– Я очень рассчитываю, что здесь все уже позабыли о твоем скандале с мистером Лоуренсом. Если вдруг захочешь обзавестись женихом, сегодня самое подходящее время. Ты обворожительна.

Во мне эти неожиданно добрые слова вызвали бурю эмоций, хоть она и не преминула напомнить заодно о моей безрассудной выходке.

– Спасибо, маменька. Вы тоже выглядите великолепно. Жаль, что папенька нас сейчас не видит.

Она кивнула, приняв похвалу как должное.

– И пожалуйста, не вздумай все испортить разговорами про индиго, – добавила она, слегка похлопав меня по плечу веером, и первой устремилась вниз по ступенькам.

А я ни о чем, кроме индиго, и думать не могла. Сумеем ли мы получить краситель? Сделает ли Бен все, как следует? Что это принесет нашей семье, что будет значить для моего отца?.. Мысли кружились, переплетались и не желали угомониться.

Тяжко вздохнув, я последовала за матерью.

31

Напрасно маменька беспокоилась, что своими неуместными речами я могу распугать женихов, – у меня не было возможности завести эти речи. Порой я ловила на себе взгляды присутствовавших на балу мужчин, но было ясно, что они посматривают на меня из чистого любопытства. Джон Лоуренс, хоть и не принадлежал к высшему обществу Чарльз-Тауна, все же вел дела со многими аристократическими семействами, и его рассказы о том, как я его отвергла, очевидно, возымели последствия. Я своими глазами видела, как он беседовал с мистером Маниго, и теперь меня мучили вопросы – не вознамерился ли, часом, Джон Лоуренс получить ссуду на приобретение земельных угодий, раз уж ему со мной так не повезло? Или же он хочет выкупить чужие закладные на землю? Быть может, он уже завладел таким образом нашими плантациями?.. Я велела себе прогнать тревоги.

К счастью, мне на глаза попался Эндрю Дево, и я устремилась к нему, как только маменька в очередной раз направилась к столу, где разливали пунш, – чтобы унять головную боль, как она сказала.

– Мисс Лукас! – просиял мистер Дево. – Рад вас видеть! Какие новости?

– Самые чудесные, – улыбнулась я. – Должна поблагодарить вас за все ваши советы по поводу семян и земледельческих премудростей.

– Полноте! Мои советы вам пригодились, как телеге пятое колесо. Вы и без меня отлично справляетесь.

– Порой и небольшой подсказки довольно, а уж ваша поддержка в моих начинаниях для меня бесценна.

– В таком случае, всегда рад помочь.

Я сбивчиво – хотелось побыстрее обо всем рассказать – ввела его в курс дел на своей плантации и сразу пообещала поделиться семенами индигоферы в следующем году.

Вернулась маменька, мы поболтали с Мэри Шардон и миссис Вудворд, а затем вместе отправились искать любезную миссис Пинкни, которая, как всегда, предоставила нам кров на время пребывания в городе.

Вскоре маменька удалилась в комнату отдыха для дам – решила сделать перерыв, – и я, оставшись в приятном обществе миссис Пинкни, миссис Клеланд и мисс Бартлетт, воспользовалась возможностью выразить им свою признательность, ведь они, в отличие от остальных, не подвергли меня остракизму.

– Ну что вы, не сто́ит! – покачала головой миссис Пинкни.

– А что мы такого сделали? – удивилась мисс Бартлетт. Ей едва исполнилось семнадцать, и меня забавляли почти детская восторженность этой совсем юной девушки и ее отказ замечать неприятную подоплеку событий. Однако в данном случае, как мне показалось, возраст был ни при чем – просто мисс Бартлетт в очередной раз проявила себя настоящей подругой, и эта способность искренне дружить восхищала меня в ней. За ее поступками и словами не было никаких тайных намерений и умысла.

Я улыбнулась, не зная, как ей объяснить.

– Видите ли, у нас нет необходимости перед кем-то отчитываться, – сказала миссис Клеланд, обращаясь ко мне. – Мы с миссис Пинкни обе живем в удачном браке. Мистер Пинкни – весьма уважаемый человек в городе, и, несмотря на его неудачу в суде на этой неделе, никто не сравнится с ним в умении толковать законы. Это дает супругам Пинкни определенного рода защиту против мелких нападок со стороны общества. Что касается меня, то до пересудов за спиной мне и вовсе нет дела. – Она взмахнула расписным китайским веером. – Я считаю вас исключительно умной и очень, очень милой девушкой, Элиза. Если бы у нас у всех были ваши возможности… Можете не сомневаться – я ваша самая искренняя и деятельная сторонница, – заключила она и сделала глоток пунша.