– Сейчас важнее, чем когда-либо, чтобы эта земля начала приносить доход. – Его голос сделался тихим, доверительным. Он делился со мной секретами, для которых я была еще слишком мала. – Мы переехали сюда отнюдь не только ради поправки здоровья твоей матушки, хотя, я полагаю, нас обоих порадовал бы такой… побочный бенефит.

Я едва не подавилась яйцом, вытерла проступившие на глазах слезы и глотнула чаю, чтобы прочистить горло.

– Ты побудила меня задаться вопросом, доверяю ли я своим приказчикам, – продолжал отец. – Ответ – да, разумеется. Однако если тебя интересует, могу ли я положиться на них в деле извещения о каждом решении касательно наших земель, посевов и урожаев, тогда ответ – определенно нет. Ибо у нас с ними разные цели. Цель приказчика – быть хорошим наемным работником. Каждый из них надеется, – он усмехнулся, – честно отработать свое жалованье. Но для меня, для твоего отца, конечная цель заключается в том, чтобы обеспечить процветание будущим поколениям нашего рода и способствовать обогащению королевской казны. Мы строим здесь новый мир, Элиза. Нам выпала удивительная и неповторимая возможность стать одними из первых, кто совершит в Каролине нечто поистине великое.

Меня невероятно вдохновляла его пылкая решимость посвятить себя служению королю, отечеству и далеким потомкам, но ему надо было еще позаботиться о благополучии моих братьев и Полли.

– Однако, сэр…

– Позволь мне закончить, Элиза. Знаю, это сложно понять, ведь тебе еще нет и семнадцати, но я тщусь объяснить тебе, как важно стремиться к чему-то большему, нежели личное благо. Надобно трудиться ради более высокой цели – будь то служение Господу, родине или же людям.

– Да, отец.

– Тебе уже приходилось брать на себя заботы о домашнем хозяйстве, подменяя твою матушку. Я позаботился о том, чтобы ты приобрела в учении определенные знания и навыки, ибо предвидел, что обстоятельства могут сложиться особым образом. И теперь это произошло.

По моей спине пробежал бодрящий холодок.

– Через несколько лет, – продолжал отец, – твой брат Джордж будет достаточно взрослым, он сможет вернуться из Англии и взять на себя управление делами здесь. Пока же, в его отсутствие, Элиза, мне нужно, чтобы ты замещала меня во всех вопросах, касающихся этих земельных владений. Ты останешься в Южной Каролине с матерью и Полли и возьмешь на себя все мои дела.

У меня перехватило дыхание. На этот раз скрыть, как ошеломили меня его слова, не удалось. Я застыла, словно проглотила кол; моя рука замерла на полпути к чашке.

А отец всё говорил:

– Ты и так уже занимаешься моей корреспонденцией. Нынешние перемены будут означать лишь то, что некоторые решения придется откладывать на более долгий срок, поскольку сообщение между нами займет время – тебе надобно будет отправить мне письмо и дождаться ответа. Я, разумеется, понимаю, что по некоторым делам решения потребуются безотлагательные – в таких случаях ты сможешь посоветоваться с двумя приказчиками, к тому же я попрошу наших добрых друзей Чарльза Пинкни и его супругу приглядывать за тобой и тоже помогать советом, коли возникнет нужда.

«Стало быть, это я буду управлять его плантациями?» – мелькнуло у меня в голове, а губы не сразу выговорили:

– Сэр… – На том я и замолчала, не сумев более ничего добавить.

Отец вскинул бровь:

– И что же? У тебя найдется что сказать так, чтобы получилось законченное предложение?

На мгновение я почувствовала, что вот-вот упаду под грузом ответственности, возложенной на мои плечи отцом – теперь именно от меня зависело, обеспечат ли земельные владения благосостояние нашей семье, а мне – приданое к свадьбе, о которой я, что ни для кого не было секретом, отнюдь не мечтала, или же повергнут всех нас в нищету. Только от меня. Я не знала, надолго ли покинет нас отец.

В Англии мысль о том, что он может поручить шестнадцатилетней дочери управление огромным поместьем, кому угодно показалась бы абсурдной. Кто же станет подчиняться моим распоряжениям? Честно скажу, даже когда я мысленно попыталась сочинить письмо для моей дорогой подруги и в прошлом попечительницы, миссис Бодикотт, с рассказом о неожиданном повороте событий, мне и самой вдруг почудилось, будто это не что иное, как сущая нелепица, плод моих собственных фантазий, воплощение желания стать значимым человеком, а не просто «движимым имуществом», которое всецело принадлежит сейчас отцу, а впоследствии будет принадлежать мужу. Но мы были не в Англии. И что-то в этих краях, где мы обустроились и обжились, среди людей, которые пытались создать новый мир из того, что было им даровано самой землей, подсказывало мне: нет ничего невозможного. Быть может, дело было в моем раннем созревании, а может, в склонности к честолюбивым мечтаниям и в стремлении впечатлить отца знаниями, которые по его воле я усвоила в школе, но так или иначе я почувствовала решимость и, убрав руку со стола, подсунула ладонь под бедро, чтобы унять в ней дрожь.

– Ну-с? – снова поторопил меня отец.

Я вскинула подбородок:

– Вы дали мне образование, и я сумею распорядиться этим даром наилучшим образом. Только вот…

– Что же?

– Только вот мы будем по вам скучать.

Вот и все, что мне удалось тогда вымолвить.

Моему дорогому другу, миссис Бодикотт

Папенька и маменька благосклонно предложили мне выбрать место нашего пребывания – в городе или в поместном особняке. Я полагаю, что разумнее, а в равной степени и приятнее для маменьки и для меня самой жить в отсутствие папеньки за городом. Мы в семнадцати милях по суше и в шести по воде от Чарльз-Тауна, и в соседях у нас шесть милейших семейств, с коими мы пребываем в полнейшем взаимном согласии. Элиза Лукас

2

Не верилось, что всего несколько дней назад папенька сообщил мне о своем решении. Все случилось так быстро… Мы незамедлительно отправились на нашу плантацию Гарден-Хилл, находившуюся выше по течению Комби-Ривер. Отправились вместе с Квошем – кучером, лодочником, плотником и папиным «своим человеком из местных».

Мы отплыли на юг по Санти-Ривер, преодолели коварные проливы Порт-Рояля и Святой Елены, а дальше наш путь лежал по Комби. Постепенно внешние отмели пропадали из виду; воды реки, по мере продвижения в глубь континента, становились темнее и безмятежнее, отблескивали маслянисто, а деревья теснее обступали берега.

Со дня приезда в Южную Каролину мне не часто приходилось путешествовать по воде, но всякий раз плавание меня ужасно нервировало. Качание лодки вызывало тошноту, океанские проливы кишели акулами, под речной гладью таились крокодилы, и к тому часу, как мы добрались до места назначения, я была измучена донельзя. У мистера Мурри, нашего приказчика в Гарден-Хилл, мы поинтересовались, сколько в этом году он рассчитывает произвести на продажу риса и других ходовых товаров.

Отец при том ни слова не сказал мистеру Мурри и его жене о своем скором отъезде, лишь обмолвился, что, дескать, если он будет в отлучке, пусть передают ему новости через меня. Впрочем, он и маменьке ведь на тот момент пока еще ничего не сказал. Мистер и миссис Мурри этим его словам особого значения явно не придали – отлучки хозяев здесь были в порядке вещей.

Квош, между тем, тихонько стоял рядом и напряженно слушал. Я почти физически ощущала, как ему хочется задать вопрос, но он смолчал, лишь поглядывал на отца. Глаза Кво-ша, в самом начале, когда мы впервые ступили на берег Уаппу-Крик, смотревшие недоверчиво и подозрительно, теперь выражали только бдительность и внимание.

На обратном пути отец казался довольным.

– Хороший человек этот Мурри, – сказал он, когда мы бесшумно и справно скользили вниз по течению на лодке, возвращаясь домой. – Можешь на него положиться.