– Ба, а ты хотела в школу?
…
– А как ты была одета на первое сентября?
…
– А цветы, цветы несла учительнице?
…
Та рассказывала что-то совсем не праздничное, а потом вообще начинала грустить. Расстраивать бабушку не хотелось, поэтому Вика решила: свое идеальное первое сентября она придумает сама, без чьей-либо помощи. Не зря ведь она уже такая взрослая, чтобы идти в школу раньше времени. Значит, и с этим справится.
Себя Вика представляла в пышных белых бантах – обязательном элементе первого сентября – и с красивым букетом цветов. Банты дополнили бы идеальную прическу – надо обязательно попросить маму, чтобы заплела косы. Или, на худой конец, хотя бы хвостики завязала. Обычно Вика делала себе прическу сама, но первое сентября – случай важный. Цветы – особенные, гладиолусы не подойдут, с ними будут все, а вот розы – в самый раз, те, розовые, что у бабушки в огороде растут, например. Жаль, гольфы не закроют сбитые летом коленки… В остальном, раз бабушка помочь не смогла, решено было действовать по ситуации. План казался несложным, хоть и требующим некоторых усилий.
Викин идеальный план разрушили высшие силы. Точнее, силы свыше, в прямом смысле: пчела, мирно пролетающая мимо, резко сменила траекторию и столкнулась с девочкой. Полосатая бесстыдница угодила прямо под глаз, ужалила и умерла. Вместе с пчелой умерло Викино шикарное первое сентября, где она видела себя звездой. Вы где-нибудь встречали актрису детского кино, например, которая на премьеру приходит с раздутым глазом? Вот и Вика не встречала. Поэтому такой сценарий сразу стал казаться грустным. В голове даже закралась мысль: может, у бабушки тоже что-то такое случалось в школе? Может, поэтому бабушка всегда немного грустила, вспоминая ее?
Так или иначе, план нужно было срочно менять. Времени оставалось совсем мало: всего ночь проворочаться в бабушкиной кровати – и домой, а назавтра уже идти на линейку. Раньше Вика думала про нее не иначе как «когда-уже-наступит-первое-сентября», теперь же мероприятие было разжаловано до простого «линейка», от которого так и веяло скукой.
Как Вика ни старалась, за ночь так и не удалось придумать ничего, что могло бы затмить глаз на пол-лица от укуса пчелы. Даже бабушкины розы уже не казались такими впечатляющими – наверняка кто-нибудь придет с похожими. А вот с огромным глазом не придет больше никто, кроме Вики. Мысль об этом делала предвкушение кислым, как недозрелые яблоки из бабушкиного сада.
Бант на первое сентября был белым, как и планировалось, фартук тоже, а форма – коричневой. Все вдруг стало из праздничного совсем обычным, а портфель, который мама с папой купили Вике в подарок, пока она была у бабушки, – и вовсе дурацким. Коричневый, как и форма, с желтым утенком сбоку. Разве родители не понимали, что утенок может быть на портфеле только у малышей, которым дашь ручку – они чернил налопаются от усердия. А вот клоун с азбукой, например, другое дело – сразу ясно, что человек взрослый и идет в школу, учить буквы.
В довершении всего цветы в руках были самыми обычными – мама купила букет в первом попавшемся киоске. Настроение же у Вики – мрачным до такой степени, что первое сентября в этом году хотелось вовсе отменить. Желательно всем, но всем не отменишь, это было ясно. Тогда девочка задумалась: может, попросить у мамы этот год все же подождать и попробовать в следующем? Не может же пчела второй раз укусить ее прямо в глаз, а значит, другое первое сентября будет всяко лучше, чем это. Но мама лишь улыбнулась и, казалось, даже не обратила внимания на позорный след проигранной борьбы с пчелой. Портить маме первое сентября было жалко, пришлось идти.
К Викиному удивлению, на линейке все смотрели не на нее, а на ведущего, который говорил что-то про свет знаний; многие зевали, еще не привыкнув к тому, что лето позади и вставать теперь придется засветло; некоторые высматривали «своего» учителя – им дали важное задание: в нужный момент подарить букет. Напротив выстроились десятиклассники, тоже в фартуках и коричневой форме. Вика вглядывалась в их ряды, стараясь найти кого-нибудь, кому тоже не повезло перед первым сентября. Увы, ни одного опухшего глаза или хотя бы, скажем, носа. Даже жалкого фингала не удалось обнаружить!
Среди сорока одного ученика – столько было в Викином классе – тоже не нашлось никого, кто бы переплюнул Вику. Парочка – со сбитыми коленками, некоторые – с обгоревшими носами, несколько девочек – с растрепанными косами. С фингалом или опухшим лицом – никого. На урок Вика не шла. Плелась.
Первое впечатление обо всех одноклассниках сложилось горькое – ни одна душа не могла разделить Викиных страданий! Стоило сконцентрироваться на чем-то еще, кроме пристального изучения других на предмет возможных боевых ранений. Все оказались такими разными – высокими, низкими, худыми и полными, что сложно было выбрать признак, чтобы отличать детей доброжелательных от неприветливых. Ну или тех, с кем неплохо бы подружиться, от тех, с кем точно никакой каши не сваришь. От мыслей про кашу снова стало немного грустно – сколько Вика съела той несчастной овсянки, чтобы всех покорить. Весь труд насмарку из-за какой-то полосатой букашки!
Не найдя лучшего способа, как поделить девчонок на своих и чужих, Вика стала рассматривать, у кого какие воротнички – платья и фартуки у всех были одинаковые, а вот воротнички – разные. У одних – «рубашечкой», отложной, у других – «стоечкой». Девочки с отложным воротником Вике казались скучными: ну кто по доброй воле выберет маленький простой воротничок, когда можно ходить со строгой «стоечкой»?
Правда, и этого оказалось недостаточно, чтобы определить «своих» наверняка. Вот, например, две девочки – у обеих воротничок «стоечкой», значит, нескучные, можно пробовать подружиться. Но, с другой стороны, обе… большие, как будто каши к первому сентября они съели гораздо больше, чем все еще тощая Вика. Как тут быть?
Запущенный шарик в рулетке колебался между красным и черным – дружить или не дружить? Впереди девочек ждет много совместных приключений, но пока они останутся безымянными и неотличимыми от других тридцати девяти первоклашек.
Оказавшись в классе, все вдруг перестали зевать и волочить ноги, в глазах многих без труда можно было различить азартный блеск. Вика быстро поняла: борьба идет за парты возле учительского стола, в первых рядах. В это соревнование она решила не вступать – хватало ей огромного глаза, и так выделялась на фоне остальных. Хотя сидеть поближе к учительнице, конечно, хотелось.
Ее звали Лидия Александровна – имя звучало резко, наотмашь, от него веяло строгим холодком. Внешне прекрасной назвать ее можно было с трудом: толстые черепаховые очки делали глаза пугающе огромными. За этими стеклами они немного напоминали глаза какого-то насекомого, пчелы, например. К пчелам Вика теперь относилась с опаской и даже шепотом спросила у мамы:
– Мам, как ты думаешь, она надела такие очки специально, чтобы лучше видеть, когда мы балуемся?
– Вик, не выдумывай, это же тебе не «Красная Шапочка».
Маме хотелось верить, но Вика решила на всякий случай вести себя потише, по крайне мере пока. Надо хотя бы укусу дать пройти, а там посмотрим.
В остальном учительница казалась совсем обычной: в юбке скромного зеленого цвета и в туфлях на небольшом каблуке. Она выглядела надежной и спокойной. Такая вряд ли будет кричать, даже если все балуются. Посмотрит своими пчелиными глазами – и все.
На первом в жизни уроке больше всего запомнились прописи – высунув язык, Вика старательно выводила палочки и петельки. Вверх, вниз, вверх, вниз – движения кисти завораживали, хотелось, чтобы получилось красивее всех. Этими летящими буквами потом будет написано на обложке простой зеленой тетрадки «Викусины гадости», а в тетрадке… Но об этом в следующих главах.
Глава 3.
Вика побеждает традицию
Вика часто слышала от родителей: «Как Новый год встретишь, так его и проведешь». Обычно папа был недоволен или погодой, или гостями: их то не дозовешься, то они приходят раньше времени… А мама ему всегда говорила: «Володь, это же Новый год, его как встретишь, так и проведешь – разве не лучше с друзьями? Это же весело, ну какая теперь разница, что за погода за окном?» Звучало и впрямь весело – Вике нравились гости, они каждый раз так искренне удивлялись тому, какая она уже большая. Потом девочка смотрела на себя в зеркало и тоже поражалась, что стала гораздо выше, чем в прошлом году!
