— Товарищи, разойдитесь. Пропустите врачей, — говорили все, но сами не уходили.

Андрюхе вкатили сразу два укола, и дали кислород. Мы дождались окончания манипуляций и свалили по тихой, пока не заинтересовались юными спасателями.

— За кладом?

— Ну нет! Я туда не пойду. Хватит на сегодня приключений, устал, — упёрся Лёха. — Да и темно уже. Ноги среди завалов переломаем.

— Ладно, отложим пока. Но надо в ближайшие дни, пока хозяин не вернулся.

Однако, вернуться на место (чуть не сказал «преступления») удалось только через несколько дней. Найти нужную экипировку удалось не сразу. Если фонарики в общаге были в большом ассортименте — от «жучка» до шахтёрских с лампочками на длинных шеях, то ломиков с гвоздодёрами ни у кого не оказалось — не та специализация у нас на истфаке. В итоге мы посовещались и купили и то и другое. Не последний день живём. Пригодится.

Придя на третий день, ушли ни с чем — вокруг Андрюхиной хибары наворачивал круги участковый, опрашивал соседей. Всё-таки вызвали. Помер, что ли? Хорошо, мы сначала в квартиру наведались, печку затопили. Нежарко уже на улице, дом остывает. А у меня Соня со дня на день приедет со своей картошки, будет хоть где посидеть, не в общагу же её вести.

Полюбовавшись на мелькающую милицейскую фуражку, мы от греха ретировались. Нам расспросы ни к чему.

Пришлось выждать ещё пару дней, прежде чем мы решились на повторную попытку.

На этот раз всё прошло удачно, хотя это как посмотреть. В общем, мы последили из окна, нет ли кого во дворе, наметили пути продвижения. Выходило так, что придётся нам сперва подразгрести Андрюхиевы конюшни под окнами, иначе не добраться до заветного места.

Пришлось поработать. Оказалось, завалы куда глубже, чем виднелось со стороны. Доски, лом мебели, чугунная раковина, рыболовные сети, битое оконное стекло в сломанной раме и так, само по себе, детские горшки три штуки, банки из-под рассады, куски полиэтилена, полусгнивший ковёр, наверняка вынесли, а обратно занести забыли. Натуральная помойка. Через час ударного труда мы освободили проход до завалинки, с которой можно было дотянуться до верхнего наличника.

Я приладился с ломиком, рванул доску на себя. Сверху посыпалась труха — старое птичье гнездо, щепки. Следом за ними на меня свалилось что-то тяжёлое, металлическое. И нифига не похожее на клад. Твою мать, это…

— Граната! Ложись! — заорал Лёха, хватаясь за длинную ручку и отшвыривая её в сторону.

Нам кабздец. Мы лежали, прижимаясь к земле, и ожидая взрыва. Секунда, две, три… десять. Через минуту я поднял голову и встретился взглядом с Лёхой.

— Кажись, пронесло.

Мы опасливо встали, пытаясь определить, куда улетела граната. Где-то в завалах.

— Старая граната РГ-14, времён Гражданской войны. Чё делать будем? — спросил друг.

— Валить надо, — решил я.

— Так и бросим? А если наступит кто? Или она сама рванёт однажды. Сапёров надо вызвать.

— Да млять, Лёха. Нахрена ты её швырнул?

— Инстинкт. Да и останься она здесь, всё равно так нельзя было бросать. Вокруг гражданское население.

— Ну пошли опять телефон искать.

— Кому-то надо остаться.

— Зачем?

— Мало ли кому взбредёт в голову тут пройтись. Нет, так нельзя.

МЧСник — это диагноз. В него инструкции на случай разных чрезвычайных ситуаций вбиты намертво.

— Чёрт с тобой! На этот раз ты вызывай кого там следует. А я останусь караулить.

— Ладно, я добегу до рынка, вызову ноль-два и вернусь. Ты главное никого не пускай во двор. Я мигом.

Шлёп. Я только заметил краем глаза что-то блестящее, упавшее на том же самом месте, куда перед тем приземлилась граната. Ещё одна! В отличие от Лёхи, я не обучен отшвыривать гранаты на чистых инстинктах, поэтому шарахнулся в сторону и повалился в груду барахла, которое мы отбросили, когда расчищали путь. Снова томительные секунды: один, два, три… бабах! Взрыв, казалось, случился прямо подо мной. Доски вздыбились, легко поднимая меня и швыряя как котёнка.

— Теперь точно кабздец, — подумал я напоследок, проваливаясь куда-то глубоко под землю.

Темно. Темно и тихо. Звенит в ушах, голова кругом. Нихрена не понимаю, что со мной. Вокруг люди, они меня тормошат и шевелят губами, но я кроме оглушающего звона и гулких шумов ничего не слышу. Откуда ни возьмись Лёха.

— Саня, — прочитал по его губам. — Ты меня слышишь?

Помотал головой. Зря. До тошноты. Млять! Я вообще целый? Я тут весь или по кусочкам? Кажется, в шаге от меня взорвалась эта допотопная хрень. Если мне поотрывало конечности, лучше добейте. Не хочу инвалидом быть.

Меня наконец извлекли на свет божий, посадили под забор. Перед глазами плясали чёрные точки. А потом появился нашатырь, его вонь привела меня в чувство — звуки наконец прорвались сквозь звон, мушки из глаз пропали.

— Сашка, ты цел? — наконец удалось мне расслышать.

Не рискнув кивать, выставил руку в успокаивающем жесте.

— Нормально, — медленно, будто чужими губами, произнёс я.

— Фух! Что случилось? Она всё-таки взорвалась?

— Вторая упала.

— Ого! — присвистнул друг. — Кто бы мог подумать. Погоди, мужикам скажу, что ещё одна валяется под завалами.

— Стой! — озарило меня. — Дай руку, осмотрюсь.

Лёха помог мне подняться, и я увидел место происшествия. Что-то тут не бьёт. Я стоял под окном, упало нечто из-под оторванного наличника. А меж тем он так и висит на одном гвозде, а взорвалось не передо мной, а позади — под спиной, когда я упал на завал из досок. В итоге, эпицентр взрыва пришёлся не на то место, где я стоял, а на соседнее окно, где хлам разворотило и раскидало в разные стороны. А под «нашим» окном как ни в чём не бывало, сияет кусок золота.

— Отходим, все отходим за линию заграждения! — теснили зевак сапёры.

— Лёха, — вцепился я в друга, — оно там.

— Кто там?

— Золото, за которым мы лезли. Лежит как ни в чём не бывало под окном. Сверху пара досок прилетела. По ходу, это оно на меня и свалилось второй раз. А взорвалась та, первая граната, потому что я со страху прыгнул в завалы, придавил может или сдетонировала.

— Где пострадавший? — появились врачи в белых халатах.

— Осторожно, не приближайтесь. Всем выйти из опасной зоны, — задержали их на подходе. — Мальчика выведите.

— Лёха, ты должен его забрать. Иначе его найдёт кто-то другой, — шепнул я другу прежде чем меня уволокли на выход.

— Понял. Сделаю, — пообещал друг и пропал из виду.

За заградительной полосой на меня навалились эскулапы, и я с удивлением опознал недавнюю бригаду, которую сам же возил за угоревшим Андрюхой.

— Здрасьте, Пал Евгеньич, — вежливо поздоровался я, пока мне обрабатывали ссадины и порезы.

— Вот так совпадение, знакомые всё лица, — вспомнил он меня. — Как же это тебя угораздило?

— Любовь к истории. Дом изучали.

— Что же вы, батенька, так неосторожно?

— Кто же знал.

— Ну раз вы такие любители истории, неплохо бы знать, что в Гражданскую бои в городе шли нешуточные. В старых домах и не такие сюрпризы можно встретить. Вы уж впредь без сапёров не суйтесь.

— Но ведь люди как-то жили все эти годы в доме, и ничего.

— Так ведь люди небось, не лезли в такие места, которые вам приспичило изучать. Откуда граната взялась, хоть увидели?

— Из-за наличника. Как она туда попала?

— Проще простого. Тут раньше проулок был. Представьте, в городе бои, перестрелка. Бежит какой-нибудь колчаковский каратель и понимает, что деваться ему некуда. В проулок шасть. Погоны оборвал, пистолет и гранаты за первый попавшийся наличник сунул и всё — мирный горожанин вышел с другой стороны. Если задержат — ничего не знаю, вышел в аптеку за порошками, жена с тифом. Никто и связываться не станет. Тиф страшное дело. Так-то друг мой. Целые пулемёты на огородах откапывают порой. Вы уж впредь поосторожнее.

Пока мы беседовали беседы с врачом, я увидел, как Лёшку вывели за шкирняк из-за оцепления и с матерком выпроводили на волю. Через минуту друг крутился рядом, явно желая поделиться успехом. Карман его куртки солидно оттопыривался — по всему видать, что-то он там держит рукой, стараясь пригладить выпирающее богатство.