— Здорово, — радостно помахал он нам.
— И тебе не кашлять, — помахал я в ответ.
— Кто ж вас так разукрасил?
— Есть добрые люди. Не знаем, как теперь выйти, чтобы снова с ними не встретиться.
— Так через мой огород пройдёте и выйдете за углом. А там Пашка через дорогу живёт, он вас пропустит. Пошли, провожу.
Андрюха с готовностью подхватился и поманил нас за собой. Забор его огорода был под стать тому, что разделял когда-то наши дворы — пьяно кренился на все стороны, а картофельное поле заросло бурьяном. Оно и лучше, от лишних взглядов защитит. На соседнюю улицу выводил лаз в заборе, где болтались две доски. Андрюха первым пролез наружу, сделав нам знак обождать, пока он проведёт разведку. Потом рука просунулась в дыру обратно и сделала успокаивающий жест — всё в порядке, можно идти. Лёха шёл следующим, просунув сперва голову и убедившись, что на улочке никого нет. За другом я отправил Костю. Меня по ту сторону встретила вся компания в полной готовности бежать через пустую дорогу.
Мы пересекли проезжую часть и нырнули в калитку. По дороге проехал мотоцикл, за ним мальчишки на велосипедах. Вроде тихо, никто нас не преследует. Андрей уже углубился во двор, уговаривая цепного пса не лаять, дескать, все свои. Нас он пропустил вперёд, показав направление движения.
— Вон там выйдете на Байкальскую, а там рукой подать до больницы. Я поболтаюсь рядом с домом, если кто будет про вас спрашивать, наговорю что-нибудь, скажу, что вы на Ленина ушли.
— Спасибо, Андрюха.
До больницы добрались без приключений. Ближе к рынку народ на улицах попадался чаще, грохотали трамваи, хозяйки с кошёлками и авоськами тащили домой продукты. Я хотел оставить парней в травме, а сам добежать до милиции, но они меня одного не отпустили.
— Сиди тут, — сказали они. — Вместе пойдём.
В итоге, пока ребятами занимались эскулапы, ко мне подошёл неприметный человек и предъявил корочки. И даже идти никуда не понадобилось, полный сервис.
— Пройдёмте, — тихо сказал человек по фамилии Иванов.
Я только дёрнулся предупредить Лёху, чтобы не потерял меня, но товарищ Иванов обещал, что моих друзей после врачебной помощи доставят в отделение для дачи показаний. От меня требовалось большее — полноценное участие в предстоящей операции. И понеслась. Меня спрашивали и переспрашивали обо всём, что я знаю о человеке по прозвищу Боцма́н.
— Это в ваших интересах, — напомнили мне, когда я замешкался. — Однажды вы уже стали жертвой похищения, получили серьёзные травмы, огнестрельное ранение. — Мы хотим помочь. Избавить общество и вас от постоянной угрозы здоровью и жизни. Преступники циничнее с каждым разом. В прошлый раз похитили вас, на этот раз пострадала девушка. Подумайте о ней. Помогите следствию спасти её и вас.
Будь я несмышлёным пацаном, то скорее всего повёлся бы на эти правильные в общем-то речи. Всё так, как они говорят. Но я как шкатулка с двойным дном и потайным ящичком впридачу. Нельзя мне ни про мотивы Боцма́на говорить, ни про свои собственные. Про клад особенно говорить не хотелось, но пришлось. Сами спросили. Наверное ребят моих обрабатывают где-нибудь в соседнем кабинете и периодически сверяют данные, которые получили от каждого из нас. Плохо. Костик долго не протянет. Мы с Лёхой ещё может продержимся, а Костика сломают как пить дать.
В какой-то момент следователь Иванов вышел, а вошёл знакомый мне по Бодайбо товарищ майор.
— Здравствуйте, Александр. Не рады меня видеть? — оценил он мою кислую физиономию.
— Устал. Три часа тут сижу, одно по одному.
— Понимаю. Но и вы поймите — нам важно не упустить ни одной детали, чтобы на этот раз наверняка взять банду Боцма́на.
— Какие ещё детали нужны? Завтра мы встретимся, вот и берите его тёпленьким. Может быть там уже принесли записочку, где и когда, а я тут у вас сижу.
— Разные детали. Например, насколько вы ему нужны живым и невредимым? И почему вы ему так важны, что он пошёл на откровенный налёт в центре города? Уж не потому ли, что экстренно золото понадобилось, чтобы обустроить новую базу?
— Вы опять за своё?
— Ну простите, мы два месяца ждали, выйдет ли он на вас после прошлого грандиозного провала. Единственная зацепка по сути была. Уже отчаялись дождаться. И вот...
Я от возмущения аж рот открыл.
— На живца ловили! Вы меня как приманку использовали!
— Ну зачем так грубо? Вы и без Боцма́на нам интересны. Но раз уж появилась такая возможность, мы обязаны были её использовать.
— Следили за мной, значит? Так какого… чёрта ребят моих не уберегли?
— Не кипятитесь. Мы же не за ними наблюдали, а за вами. Кто же знал, что он так…
— Извините, нервы на пределе.
— Переживаете за Зинаиду Курочкину?
— За всех переживаю. Что с нами всеми будет?
— Полагаю, об этом мы поговорим после завтрашней операции.
— Хотелось бы быть уверенным, что при любом раскладе парни не понесут ответственности за то, чего не совершали. Хочется завтра со спокойной душой идти к Боцману.
— А вы собираетесь к нему идти?
— Ну да. А какие ещё варианты возможны?
— Интересный вы человек, Александр. Сколько вам лет?
А то ты моё дело не изучал и не знаешь.
— Семнадцать.
— Только семнадцать? Тем более удивительно. Явная склонность к авантюрам и тут же осторожность и осмотрительность, совсем не по возрасту. Взять хоть ваш клад и его не слишком законное изъятие с места находки. Однако сдавать вы его собирались государству. Полное равнодушие к моде, и тут же джинсы. Любите одну, а спите, простите, с другой.
Суки! Твари подзаборные! Они что, жучка мне подсадили? Откуда им всё это известно?!
— Хватит, — процедил я сквозь зубы, чтобы не сорваться.
Срываться нельзя. Это накинет мне проблем, как будто я мало увяз.
— Выдержки не хватает. Тренируйте выдержку, Саша. Мы бы хотели всё-таки с вами поработать в дальнейшем. Если хорошо себя проявите, мы закроем глаза на все ваши и ваших друзей нарушения закона.
Ну вот оно и прозвучало — предложение, от которого нельзя отказаться. В мягкой, мягонькой форме, но с совершенно ясным посылом — не хочешь неприятностей — переходи на сторону добра.
— Да вы не пугайтесь так. И чего все нас так боятся? Вы о будущем подумайте. Не Боцма́н, так другой найдётся, кто захочет такого перспективного молодого человека к рукам прибрать.
— Вы, например, — не удержался я.
Шарипов, где ты там? Дай уже Шведову подзатыльник, чтобы язык свой за зубами держал. А то наговорит сейчас на срок.
— Мы тоже. Не скрою, вы нам нужны. Для вас уже есть работа. Как я понимаю, ваш дар от вас не требует особых усилий, а следствию огромная помощь. В остальном учитесь, живите как жили. Мы со своей стороны своим сотрудникам помогаем, чем можем. С жильём, например.
Ох, мягко стелешь, товарищ майор. А каково спать будет на твоих перинах?
— Давайте мы для начала до завтра доживём.
— Тоже верно, товарищ Шведов. Немедленный ответ и не требуется. Зинаиду вашу вместе пойдём вытаскивать. Сейчас наши специалисты согласуют разные моменты и будем выдвигаться. Как по-вашему, вам стоит ожидать послания на квартире или в общежитии?
— Уже думал. Мне кажется, всё-таки в общаге. Я никогда не ночевал на квартире, да вы и сами знаете. Так что вечер и утро обычно провожу в общаге.
— Хорошо, будем исходить из данного посыла, а на квартире подежурит кто-то из ваших друзей. На всякий случай. Для охраны и оперативной связи по обоим адресам будут присутствовать наши сотрудники. Как только поступит информация о месте и времени завтрашней встречи, собираем всех и обсуждаем детали операции. Очень важно, чтобы вас не заподозрили в обращении в милицию. Поэтому пойдём отдельно друг от друга. Рискованно конечно, но придётся пойти на этот шаг. Ни с кем в контакт не вступать, не заговаривать. Наши сотрудники будут рядом на всём пути от остановки транспорта. Внутри общежития к вам присоединятся наши люди.
Я вышел из здания на Литвинова около восемнадцати часов. Меня подвезли до Ленина, где высадили рядом с остановкой. Я благополучно сел на одиннадцатый автобус, подошедший почти сразу и подозрительно пустой. В нём сидела пара женщин, да двое мужиков подшофе, громко травивших анекдоты про Брежнева. Ну если это сотрудники майора, то переигрывают, актёры хреновы. Я вышел на своей остановке, сунул руки в карманы и изобразил величайшую задумчивость. Так и прошёл весь путь до общаги, не оглядываясь по сторонам. Внутри меня приветливо встретила комендантша. На вопрос о любых письмах, записках, звонках она испуганно покачала головой и шёпотом призналась, натужно улыбаясь:
