Я удивленно посмотрел на Новарта:

– Вы же понимаете, что я и близко не сравнюсь ни с кем из северян. Почему я?

Командир батальона улыбнулся:

– Во-первых, это наживное. Года через три станете настоящим воином Севера. Во-вторых, навыки боя один на один слабо востребованы в отряде – каждый задействован со своей сильной стороны. В-третьих, вы умны, у вас есть понятие чести, а это редкие качества на Севере – уже через два года можете стать десятником, а затем и командиром своего отряда. И наконец, нам сейчас очень нужны люди. Намечается локальная война, каждый наемник будет на вес золота.

Я словно оказался в сказке. Моя детская мечта – стать грозным воином Севера – мне поднесена на блюдечке. Интересные перспективы, хороший командир, что еще нужно? И все же…

– Вы знаете, я, когда шел сюда, наверное, не понимал, что значит быть воином. Боюсь, не мое это, хочется иного.

– А какой путь вы видите своим?

– Хочу стать торговцем. Есть одна идея, чем торговать. И вот, думаю: поеду в университет, поучусь год, а потом займусь этим. Как закончится наем, денег как раз на все должно хватить.

Новарт кивнул:

– Торговое ремесло куда лучше военного: война – грязное дело. Могу только пожелать вам успеха. Если позволите непрошеный совет, в вашем случае Восточный университет, вероятно, лучше Имперского.

– Почему? – удивленно спросил я. Собирался-то поступать я как раз в столицу.

– В Имперском вас просто зачислят на первый курс – и вы получите лишь отрывочные сведения, рассчитанные на то, что проучитесь еще несколько лет. Восточный же подберет обучение ровно под вас: хотите год – будет год. В итоге цельное, хорошее понимание предмета. К тому же Восточный свободнее по нравам – будет легче. Ученые тоже выбирают свободу и тянутся туда. Как ни странно, там больше науки, чем в столице.

Я посмотрел на Новарта совершенно другими глазами. «…институты там всякие заканчивал», – вспомнилась фраза Верта, на которую я тогда не обратил внимание. И я решился на вопрос, который меня интересовал и прежде:

– А почему вы выбрали быть воином?

Мой собеседник на миг задумался и ответил:

– Иной раз смысл подталкивает к не совсем логичным поступкам, которые в итоге приносят результат.

– А в чем смысл? – спросил я, и Новарт, помолчав секунд пять, тихо ответил:

– Нет бога, кроме Бога.

Все-таки Новарт странный парень.

Я сидел в приемном зале Восточного университета перед ректором и деканами четырех факультетов.

– Купеческое дело за один год? – задумчиво произнес глава торгового факультета. – Что ж, счетоводство тогда отметаем, его проходят три года, да не так уж оно и нужно, если честно: здравого смысла часто вполне достаточно, а на остальное, коль торговля разрастется, просто наймете специалиста.

Декан кивнул своим мыслям и продолжил:

– Экономическую теорию, пожалуй, включим, но только самое начало: первый курс или даже его половину, остальное уже не так важно. Так… теперь реклама, сбыт и все такое прочее. К сожалению, не успеем. Тут я бы порекомендовал самостоятельно почитать учебники. Ну и, к счастью для вас, основы всего этого включены в «Лавку на практике», главный предмет четвертого курса. Собственно, на последнем курсе студенты уже организуют свое дело под контролем преподавателя. Даже если у вас нет идей о собственной лавке, станете чьим-нибудь младшим партнером, это нормально.

Декан задумчиво постучал пером по столу и добавил:

– Вот, собственно, и все, как ни странно. Торговля все же не астрономия какая-нибудь. Хватит и этого. Итак: первый год экономической теории, «Лавка на практике» и самостоятельное чтение учебников по рекламе и сбыту.

– Господин Норин, – обратился к декану ректор, – сколько предметов можно вместить в оставшуюся часть программы?

– Один или два коротких. Я бы рекомендовал один. «Лавка на практике» нередко вообще все время занимает, это ж свое дело, работа фактически. Может, из-за этого даже экономтеорию до полугода стоит в итоге сократить.

– Хорошо. Серж, вы согласны с выбором господина Норина? Если у вас есть собственные идеи, скажите: окончательный выбор только за вами, мы можем лишь предлагать.

– Нет, я доверяю вашему выбору.

Ректор кивнул:

– Теперь ваше мнение, господин Сорт. Один короткий предмет с военного факультета?

– Нет, – с легкой ухмылкой ответил глава военных.

– Можете пояснить? И молодому человеку, и нам, думаю, полезно было бы услышать логику ваших умозаключений.

– Да вы на его комплекцию гляньте. У меня не каждый выпускник такой… мускулистый. Оружием владеешь?

– Мечом немного.

Воин хмыкнул:

– Будешь самым мощным торговцем во всей империи. Может, айда к нам? Сдалась тебе эта торговля.

– Прошу прощения, но я уже сделал выбор, – вежливо ответил я.

– Хорошо, – подытожил ректор. – Что скажет факультет лекарей?

– Боюсь, что тоже нечего предложить, – ответил седовласый толстячок. – Торговцу обычно проще нанять лекаря, чем стать ему заменой.

– Научный факультет? – обратился ректор к последнему декану.

– Тут подойдут два коротких предмета, – неспешно сказал господин Крегус, если я правильно запомнил его фамилию. – Оба, правда, несколько экспериментального характера: «Смысл жизни» и «Суть математики». Поскольку требуется лишь один предмет, то, господин Лерв, выбирать вам.

– А можно поподробнее о них? – попросил я.

– В «Смысле жизни» будут рассмотрены различные взгляды на то, зачем вообще жить, в чем цель жизни. При этом преподаватель не будет отстаивать какую-то одну точку зрения, то есть не будет покушаться на личный выбор человека. Он постарается как можно более отстраненно рассмотреть все взгляды, рассказав об их зарождении, доводах и так далее. Что касается «Сути математики», фактически здесь говорится о сути науки. Часто люди изучают предметы, в том числе экономическую теорию, «зубря» их, – каждая наука кажется полубессмысленным набором разрозненных фактов. Наш же предмет старается раскрыть перед студентом красоту и смысл знаний. Мне кажется, изучив предмет, человек смотрит на мир совершенно иначе.

– Тогда, пожалуй, «Суть математики», – после паузы ответил я.

Это вызвало улыбку ректора:

– Господин Крегус, никого не интересует смысл жизни?

– Увы, – развел тот руками.

– С другой стороны, в молодом возрасте разве кто интересуется смыслом жизни? – смягчил свои слова ректор.

– Как раз в молодом возрасте о нем и задумываются. Потом же все упорно роют свои жизненные траншеи, считая, что усталость, грязь да тьма – это и есть жизнь, а для формального ответа о смысле ограничиваются «мнением всех ученых», убеждениями предков и прочей ерундой, – печально ответил декан.

– Если вы считаете… – попытался вклиниться я.

– Нет-нет, – поднял ладони декан. – Выбор только за вами. Это ваш выбор и ничей иной.

Первым уроком была «Экономическая теория». Подвижный лектор с энтузиазмом говорил:

– С чего, казалось бы, стоит начать первую лекцию о предмете? С его определения, с того, что вообще такое экономическая наука. Но давайте отложим данный момент на недельку-другую и просто поговорим о том, с какими базовыми фактами сталкиваются экономисты. Таких фактов два: безграничность потребностей и ограниченность ресурсов.

Преподаватель обвел аудиторию взглядом и продолжил:

– Итак, первое – безграничность потребностей. Человек – интересное существо. Ему всегда всего мало. Дайте ему десяток золотых, он захочет сотню. Дайте сотню – захочет тысячу. Дайте тысячу – захочет десять тысяч. И так далее до бесконечности.

– А мне б десяти тысяч хватило, – послышался тихий голос с последней парты.

– Представьтесь, молодой человек, – как оказалось, лектор тоже услышал студента.

– Джон Голд.