А тебе дано, мой друг. Да-да, тебе. Хоть ты и не веришь сейчас. Улыбаешься? Думаешь, это шутка такая? Манипуляция автора? Да, ты прав… возможно. Просто наблюдай, читай, развлекайся. Жизнь – интересная игра, а это просто интересная книга с историями о жизни… которая игра.

В реанимационном отделении Ивано-Матрёнинской детской клинической больницы стояли двое в белом и молча разглядывали маленького пациента. Мальчишку лет десяти. Худой, бледный, недвижимый, с маской ИВЛ на угловатом лице. Глазницы запали, из-под сомкнутых ресниц растеклась болезненная синева.

От тонких рук тянулись прозрачные трубочки системы, от щупленькой груди – проводки. Рядом мерно пикал устрашающе огромный аппарат мониторинга, экран рисовал слабый ритм больного сердечка.

– Пора, – произнёс один из присутствующих. – Отключай, его время вышло.

– Не могу, – второй не отрывал глаз от невесомого сферического планшета.

– Гардиан?! На тебя непохоже… с чего вдруг сантименты?

– Да нет же… Я действительно выключить не могу, не жмётся кнопка. – Гардиан развернул планшет к коллеге и продемонстрировал, как нажимает на сенсорную кнопку в центре. – Реакции ноль!

– Интересный поворот, – задумчиво протянул его напарник и перехватил сферу.

Проворные пальцы заскользили по мерцающей поверхности, порылись в настройках, включили сканирование всех систем…

– А-а-а-а, вот оно что. Помехи… Молится!

– Кто?

– Мать, конечно, кто ещё-то?.. Пошли посмотрим!

Шаг в сторону, и оба уже в старенькой церкви при больнице, у иконы Божией Матери.

– Вот она, – воскликнул Гардиан, опускаясь рядом с заплаканной растрёпанной женщиной в сбившемся набок платке.

Та стояла на коленях, уронив голову на ладони. Плечи её скорбно поникли и сотрясались мелкой дрожью совсем не в такт приглушённым рыданиям. Она то резко вскидывалась и быстро-быстро бормотала молитвы вперемешку с обетами и клятвами, то вновь склоняла голову и беззвучно плакала.

– Уже десять часов вот так, – кивнул в её сторону старший, заглянув в планшет-сферу.

– Посмотри её программу. Что там?

– Всё по сценарию – смерть сына. У них договор там, – ткнул прозрачным пальцем в воздух. – Он умирает ребёнком, она учится смирению, принятию, избавляется от гордыни. Как задумано, так и движется.

– Почему тогда её молитвы создают помехи программному обеспечению?

Первый озадаченно пожал плечами.

– Так бывает… иногда. Когда… урок усвоен до события… Осторожнее!!!

Гардиан едва успел переместиться в пространстве, как на его место сели двое: пожилая женщина и осунувшийся молодой мужчина – бабушка и отец мальчика.

– Ясно-понятно. Тяжёлая артиллерия подоспела.

– И что мы будем с ними делать? – растерялся Гардиан.

– Да ну их, – махнул крылом первый. – Переписывай сценарий. Ей последнее предупреждение. А пацану… пацану придумай просто жизнь. Пусть посуществует в удовольствие. Полсотней лет раньше, полсотней лет позже… Невелика разница.

***

В реанимационном отделении Ивано-Матрёнинской детской клинической больницы стояли двое в белом и в недоумении разглядывали маленького пациента. Мальчишку лет десяти.

– Поразительно… – не веря глазам своим, протянул первый.

– Сам в шоке, Андрей Сергеевич. Думал, до утра не доживёт, а тут… хоть сейчас выписывай. Просто чудо какое-то.

Сквозь дешёвые, неплотно задёрнутые занавески в комнату нагло лезли лунные лучи. Протоптали дорожку поперёк кровати, выползли на стену и в зеркало. А оттуда по всем углам и закуточкам маленькой спаленки. Но обитатели комнаты дрыхли сладким сном, не видя этого безобразия.

Семён уткнулся носом в Натахину шею, его челюсть приоткрылась, дыхание было ровным и расслабленным. Снилось что-то мягкое, пахнущее молоком и травами. Такой сон прерывать никак не хотелось. Но шестое чувство предупреждающе кольнуло под лопаткой. Семён почуял неладное. Вынырнул из мира подсознательного, открыл левый глаз.

Тишина. Однако шестое чувство просто так не колется. Тем более под левой лопаткой. Открыл второй глаз, прислушался. Так и есть! Там, в углу…

Семён выскользнул из-под одеяла, стараясь не разбудить Наташу, мягко переместился на край кровати. И угрожающе зашипел, прижав уши.

– Да будет тебе, – провибрировал тёмный угол. От него отделилась туманная фигура, подошла вплотную к коту. – Я не за ней. Рановато ещё. Наоборот, помочь хочу.

Семён шипеть перестал. Посланники и раньше приходили. Но чаще просто наблюдали, решали что-то между собой, с ним не пытались заговорить. Семён их видел, слышал, различал. Вот этого конкретно звали Гардиан. Он чаще всех к Наташе приходил.

– Твоя Наташа с пути сбивается, – начал жаловаться на хозяйку ангел. – Ей такой талантище выдан при рождении – детей учить. Она же педагог от Бога. А повелась на уговоры отцовские. Завтра собирается про увольнение завучу писать, класс свой бросит, уйдёт из школы. И что? Бизнес всё равно не её стезя, и пытаться бессмысленно, нет там закладок на успех. Но вот себя потеряет. Она же любит школу… и детей… и предмет свой. Не знаю, что делать с ней. Я и так и эдак намекаю: то статью, то новость соответствующую подкину. Всё без толку.

Семён понимающе муркнул. Натаха и правда ходит сама не своя в последние дни. Свет вокруг неё с зелёного на тёмно-красный и мутно-синий сменился. Он уж запереживал – не заболела ли? Всё норовил на голову ей прилечь.

– Есть у меня одна мысля, последний шанс отговорить её, – продолжил Гардиан. – Но помощь твоя нужна.

***

Наташа выключила будильник, потянулась. Но сладкой утренней неги не прочувствовала. На душе тяжёлым грузом висело принятое вчера решение. Надо взять себя в руки и выполнить задуманное. «Чуть позже, – поморщилась она. – Сначала… кота покормить».

– Сёма! – позвала хозяйка. – Ну и где твои «Наташ, хватит спать! Наташ, вставай, есть пора!»? Ты чего такой скромный с утра?

Семён недвижимо сидел на краю кровати и пристально наблюдал за… телефоном.

Наташа потрепала его по аккуратной рыжей макушке, встала. На кухне поставила чайник, насыпала корм в миску, ушла в ванную. Семён не шелохнулся.

– Эй, парень, что с тобой? – удивилась Наташа, вернувшись. Взяла кота на руки, попутно захватила телефон с тумбочки.

Приземлив Семёна возле миски, приготовила себе кофе, села за стол и начала набирать текст на экране смартфона:

«Елена Дмитриевна, здравствуйте! Простите меня, пожалуйста, я знаю, что подвожу Вас, но решение принято. В следующем учебном году я в школу не выйду. Вам надо успеть подать заявку на нового учителя истории. И моему 6-му «Д» замену классного руководителя найти. Поэтому и пишу сейчас Вам лично. А заявление оставлю у секретаря сразу после отпуска».

Наташа ещё раз внимательно перечитала сообщение. Большой палец замер над кнопкой «отправить». На душе не то что буря – там тропический циклон с торнадо и цунами разыгрались: страшно, совестно, жалко до слёз и…

– Мя-я-я-я-а-а-а-а-а-а-а-а-ау, – заорал вдруг Сёма истошно, пронзительно, по Станиславскому достоверно. Заорал и шмякнулся набок.

Наташа бросила телефон на стол и кинулась к вопящему животному.

– Что с тобой, Сёмочка? Что случилось? – причитала она, хватая кота на руки и осматривая со всех сторон.

– Мяу-у, – уже спокойнее произнёс Сема, но из рук не вырвался. Наоборот, прижался, затарахтел и на всякий случай вцепился покрепче в Наташину пижаму.

– Да ты чего сегодня? – в который раз удивилась Наташа.

Отцепиться получилось не сразу, да и как оторвать от себя мурчащего котейку? Посидели, пообнимались. Всё как положено у котов и их хозяек. Когда же Наташа вернулась к столу и телефону, то глаза её невольно округлились. На экране, рядом с зелёненьким значком мессенджера, высвечивалось красным тридцать шесть (!!!) неотвеченных сообщений.