— Хорошо, — пожимаю плечами. А что я могу еще сказать? Беру конверт, который он положил на стол, извлекаю фотографии Ленчика со товарищи, отмечая, что каждый из них помечен цифрой, и Ленчик, разумеется, под номером один.
— Посмотрите на обороте, Олли.
А вот и список. О, черт! Эх, Кореец, Кореец, подвело тебя чутье, и хотела бы я сейчас, чтобы ты оказался рядом со мной. И прочитал, что под номером один фигурирует некто Леонид Шаров, он же Леня Питерский. Что ж, теперь все встало на свои места — значит, это и есть тот самый Ленчик, которого Кореец подозревал поначалу, но потом свои подозрения снял. Значит, именно Ленчик и послал к Яше человека, а когда объявился Кореец, Питерский по собственной инициативе приехал в ресторан, где Яша назначил тому человеку встречу. И сидел вместе с ними, деланно возмущаясь, что не пришел, мол, пидор — а никакой пидор и не должен был прийти.
Вспомнила, как Юджин сказал, что Ленчик, услышав рассказ о том, чего хотел Яшин визитер, долго расспрашивал со смехом, не было ли такого на самом деле, не хлопнул ли Яша какого-то незадачливого лоха на пятьдесят лимонов. И еще запомнила, хотя Кореец этому значения не придал, что при Ленчике Яша позвонил жене и сказал, что в шесть все вместе поужинают в “Парадизе” на Брайтоне — а значит, Ленчик прекрасно знал Яшины планы на вечер и, услышав от Корейца, что назавтра должны прилететь на всякий случай люди из Москвы, решил, что с Яшей пора кончать. И как бы случайно оказался тем же вечером в том же ресторане, и видел, что Яша уезжает один, без Корейца — и сообщил уже поджидавшим киллерам, во сколько примерно Яша будет на месте и что машина всего одна.
Да, Юджин, подвело тебя чутье, которым так восхищался когда-то мой покойный муж, еще как подвело. Рядом с тобой сидел человек, заказавший и выполнивший заказ на Яшу. И после убийства ты встречался с ним и ничего не заподозрил. А ведь следующим ты должен был быть — Ленчик ведь знал уже, что деньги у нас, что Яша не нужен больше, и понимал, что с тебя хрен чего получишь, и заранее планировал убрать тебя и заняться мной.
— Этот босс, Олли, — у него плохая репутация в Нью-Йорке, то есть он совсем не самый крупный русский мафиози, но пользуется в их среде авторитетом. Полиция подозревает его в причастности к рэкету эмигрантов из Советского Союза — но конкретно никто не дает на него показаний, боятся. Должен сказать, что у полиции далеко не полные данные — русской мафией занимается ФБР, там есть специальная группа — но в любом случае, я выяснил, что это опасный человек, способный на крайние меры. Знаете, русские мафиози — многие из них очень неплохо соображают в бизнесе, занимаются подделкой кредиток, разными аферами, иногда очень тонкими и хорошо продуманными. А этот человек — я вам даже написал его прозвище, хотя не знаю, означает ли оно что-нибудь, — он считается этакой гориллой. Устрашение, грубый шантаж, рэкет — вот его специализация. Не хочу вас пугать, но от такой специализации один шаг до убийств, которыми, возможно, он тоже занимается. Что он хочет от вас, Олли?
— А остальные? — перебиваю, не желая отвечать на вопрос, который его не касается.
— Они тоже известны полиции — все, кроме одного. Там имена и фамилии, все имеют вид на жительство, все из Нью-Йорка — я так понимаю, из одной банды. А вот кто этот неизвестный…
Сама знаю, кто этот неизвестный — тюменец, имени которого не помню. Видимо, тюменец и приходил к Яше и звонил ему потом — он-то полностью был в курсе сделки с динарами, так что и должен был говорить с Яшей именно он.
— Олли, я выполнил ваше задание…
— Да, Джим, деньги у меня с собой — три с половиной тысячи, как договаривались. Полторы я вам дала в качестве аванса, верно?
— Олли, во-первых, я назвал три тысячи, а не пять. Я не отказываюсь от денег. Если вы готовы заплатить больше, пусть будет так — и я понимаю ваше желание рассчитаться со мной, чтобы я ушел. Но все же ответьте мне — я могу вам помочь? Я мог бы еще последить за ними, возможно, мог бы поставить прослушивающее устройство на телефон в номере мотеля. Я еще не говорил со своим партнером — по договоренности с вами, в курсе наших отношений и вашего задания только вы и я, — но уверен, что он согласился бы подключиться к делу.
— Должна признаться, Джим, что я не боюсь этих людей — мне просто надо было выяснить, кто они. Поверьте, что в случае необходимости я бы обратилась в ФБР, — просто никакой необходимости в этом нет, мы больше не встречались с ними, и думаю, что встреч больше и не будет — так что я просто хотела знать, с кем имела дело…
— Это ваше право, Олли, и я опять лезу не в свое дело. — Не поверил, сволочь, совсем не поверил, ни одному слову! — Но вы молодая девушка, а это страшные люди…
— Чем именно вы предлагаете мне помочь, Джим?
— Я уже сказал, Олли — я мог бы последить еще за ними. В принципе, я мог бы сообщить полиции, кто они, — уверяю, что у них возникло бы достаточное количество проблем, и они бы убрались из Эл-Эй. Но если вы этого не хотите…
— Пока нет. Вернее, вообще нет — они действительно кое-что от меня хотели, но я пригрозила им ФБР, и они поняли, что ошиблись адресом и пропали. Так что все, Джим, проблемы больше нет! Вот деньги, спасибо за работу, было приятно иметь с вами дело. Если возникнет необходимость, я немедленно обращусь к вам и, если хотите, порекомендую вас людям из Голливуда. А сейчас мне пора.
Убираю снимки и список обратно в конверт и кладу в сумочку, извлекая оттуда другой конверт, с деньгами. Мы как почтальоны судьбы, обменивающиеся посланиями, — мое приносит ему радость, а его дает мне повод для печальных размышлений.
Чао, мистер Ханли. Не нравится мне его взгляд, в котором читается сожаление. Хотел еще на мне заработать? Как объяснить ему, что дело не в деньгах — я и так могу ему дать еще пару-тройку тысяч. Но помочь мне реально он не может — да и помощь пока не нужна. Помочь бы мог Леший… или Кореец. Молчу, молчу…
— Вы выполнили мою просьбу, Виктор?
Та же будка, и звонок опять в Нью-Йорк — ну сколько можно ждать, мог бы давно скинуть мне факс, даже если результат нулевой. Но он не может быть нулевым: хоть кто-то должен что-то знать! Не поверю, что секретарша в офисе Лешего ничего не сообщила — тем более что Виктор этот наверняка знает тех людей, которых Леший подтянул для работы, вряд ли он сам там сидит над бумагами, встречает грузы из Штатов, растаможивает их. Должен быть кто-то, так сказать, гражданский, кого этот Виктор должен знать, — так чего тянет, доводит до того, что приходится звонить самой?!
Набираю номер, тыкая пальцем в диковинный аппарат, огромный и красный, похожий на многофункционального робота, который может убирать улицы, или готовить еду, или выплевывать банки с колой. Одного он не может — делать так, чтобы звонки приносили только хорошие известия.
— Никаких новостей, Олли. Вы же знаете, в Москве весь январь — один большой праздник. Секретарша сообщила мне, что мистер Семенов в отъезде, до конца января его не будет. Мистера Кана она не знает, она там недавно работает. Она записала мое сообщение, обещала передать мистеру Семенову, как только он позвонит. Я так понял, что он на каникулах — но периодически связывается с офисом. Так что все будет о’кей, Олли! У вас все нормально?
— Все отлично, — отвечаю в американском стиле, думая про себя, что ни хрена не отлично. Ну не может быть Леший на каникулах, если у Корейца проблемы, если с ним что-то случилось. Или “на каникулах” означает, что он в бегах? — Кстати, дайте мне, пожалуйста, тот телефон, я через недельку позвоню сама.
— Вам они тем более ничего не скажут, Олли. Там такая дисциплина — секретность выше, чем в ЦРУ. Лучше я позвоню еще, дней через пять, например, или даже через три, а потом перезвоню вам. О’кей? Кстати, я узнал, что Джейкоб оставил вам наследство — поздравляю! Вам обязательно надо приехать и переговорить с адвокатом, все оформить. Может, прилетите завтра или послезавтра? Гостиницу я забронирую, назначу встречу с адвокатом, а заодно и поговорим с вами. Так как, Олли, — завтра? Я бы настоятельно советовал вам приехать побыстрее — с такими делами лучше не тянуть. Так как?
