А дальше не до мыслей — ласки становятся все конкретней, сужая круг, и нет сил терпеть, и судорожные движения легко разрывают толщу воды, и стоны вместе с дымом поднимаются к потолку, а потом сигара тонет незаметно, и остаются только стоны, наполняющие выложенную черной плиткой комнату, отражающиеся от ее стен и превращающиеся в бесконечное эхо…
— Я готов предоставить вам полный отчет, Олли.
Пунктуален — ровно пять дней прошло. Восемнадцатое января — и никаких изменений за эти пять дней. “Друзья” мои до сих пор молчат — думаю, что именно благодаря тому, что как раз накануне встречи с Ханли домашний номер мне поменяли. Для ФБР, если все же они слушают, это пустяк, они его легко узнают, а вот мои друзья хрен где его возьмут, а мобильного моего, точнее двух мобильных, у них и так не было. Так что захоти они мне что-то отправить — а они наверняка хотели, уж больно давно молчат — хрен бы у них чего вышло. И все, что им остается, — это или воспользоваться моим почтовым ящиком, поскольку адрес им наверняка известен, или попытаться встретиться со мной в городе. Первый вариант не подходит, поскольку надо светиться и попасть в высматривающие местность перед домом камеры — а это уже доказательство. Подошел конкретный человек, положил письмо, а в письме то-то и то-то — это для них стремно. А искать меня в городе — тоже не выход.
Бодигарды мои слежки вроде не видят — я спрашивала, изображая изредка одержимую манией преследования, и всякий раз получала отрицательные ответы, — не исключено, что за мной следят все же, просто каждый раз в новой машине. Сложно, что ли, взять в прокате? Да и маршруты у меня не настолько запутанные, чтобы выявить слежку, — в принципе, езжу я в одни и те же места, в один салон красоты, по одним и тем же бутикам и ресторанам. С тех пор как сменила телефон, в город выбиралась каждый день — зная, что прятаться нельзя, так для меня самой хуже. Расклеиваться начинаю, как попавшая под сильный дождь некачественно сделанная кукла.
Это я к тому, что даже проследи меня — что они, будут подходить ко мне в ресторане или прятаться в салоне под массажную кушетку или в примерочную в бутике? В принципе, в ресторане могли бы подойти — охрана все равно за соседним столиком, мне так удобней, да и не хватало еще есть с ними, и так устаю от их не слишком навязчивого, но все равно общества. Но для Ленчика и этот вариант тоже нехорош, ему бы лучше позвонить, так что смена телефона была правильным шагом.
Да нет, конечно, правильный ход был с телефоном — я даже никому его давать не стала, ни Стэйси, ни Мартену. У обоих мой новый мобильный есть, а старый я сдала все же, осознавая его бесполезность. Стэйси, Мартен, Ханли, Бейли, босс из охранного агентства — вполне достаточно. Если дела по работе — позвонят на студию, но, честно говоря, никому я по этим делам не нужна и появляюсь там редко. Мартен, кажется, чувствует, что не все в порядке, потому что я попросила его отложить решение по новому фильму до первого февраля. Долго объясняла, что у Юджина в Москве проблемы с бизнесом, вызванные смертью Джейкоба, и надо их уладить. И ругала русскую бюрократию и чиновников-взяточников. Звучало это убедительно. А может, и не стоило бы, если бы он мне не сообщил потом, что разыскивал тут меня конгрессмен Дик, но оказалось, что я сменила номер.
— С тобой правда все о’кей, Олли? Охрана, смена номеров, новый мобильный, перенос окончательного решения по фильму?
— Это мои проблемы, — заметила спокойно, зная, что фраза необходимая и самая что ни на есть ходовая тут. — Но если откровенно, то все о’кей. Немного волнуюсь за Юджина, Москва — такое опасное место…
— Да, да, я понимаю. Я не стал давать Дику твой номер — решил, что я не могу это сделать без твоего ведома. Так что позвони ему сама, пожалуйста. Кстати, ты ведь заручилась его поддержкой — может, пора ею воспользоваться?
— Я ведь сказала, Боб, — пока никаких проблем нет и, надеюсь, не будет. В любом случае, Дик ведь не сможет устранить проблемы с российской бюрократией и сделать так, чтобы Юджин поскорее вернулся?
Улыбнулась широко, приглашая посмеяться над шуткой, и он хихикнул вяло, но я чувствовала, что он не верит. Я бы, наверное, тоже не поверила, постоянно видя его, например, в сопровождении охраны, зная, что он меняет все телефонные номера. К тому же он ведь помнит, с каким энтузиазмом я предлагала приступить к съемкам нового фильма — еще до Яшиной смерти, — и все, что тормозило нас тогда, это только отсутствие окончательной ясности по поводу того, окупится ли первый фильм. Но ясность давно есть — около пятнадцати миллионов прибыли, бешеный успех, на его и мой взгляд, — а я все молчу, не в первый раз пропуская мною же назначенные сроки, отодвигая их все дальше и дальше.
Все же хотела бы я знать, что он думает сейчас, что планирует. А себе говорю, что еще две недели — и Ленчик должен сделать еще один шаг, и я что-то предприму. Только чудо может нас с ним развести бескровно, какой-нибудь ангел-разводящий, и что-то должно произойти неизбежно — что-то плохое либо для него, либо для меня. Но лучше верить, что все кончится плохо для него — не представляю как, но это сейчас неважно, и тридцать первого января, в такой символичный для меня день, я скажу Мартену о’кей, и мы начнем наконец. И хотя я знаю, что нельзя быть пессимистом, что-то мне в это не верится — я как самурай сейчас, готовый сразиться с врагом и знающий при этом, что врагов больше, но спокойно относящийся к исходу сражения. Я не вижу, как могу победить, но это не страшно. А Мартен — Мартен пусть подождет. Немного осталось…
Место встречи изменить нельзя. Так что встречаемся там же — только на сей раз Ханли появился первым. Охрана на него уже реагирует почти безразлично — да я их и предупредила заранее, что встречаюсь с джентльменом, которого они уже видели. Честно говоря, я этих бодигардов все время путаю — не могу запомнить, какая смена когда со мной была, — но думаю, что они все равно сообщают боссу, где и с кем я встречалась и что делала. Так что все три смены в курсе. Но в ресторан меня вводят в кольце — как бы показывая: что бы я ни говорила, они за меня отвечают и любую ситуацию и любую встречу должны воспринимать как потенциальную опасность.
— Что скажете, Джим? — спрашиваю весело. Хорошее настроение у меня с самого утра. Может, потому, что усиленно внушаю себе, что все нормально, и стараюсь показать это всем, включая саму себя. А может, потому, что за эти пять дней не выпила ни грамма и уж, разумеется, никакого кокаина. Запас остался — Стэйси постаралась, купила на всю тысячу долларов, что я ей дала, — но я его как бы и не замечаю и, когда она предложила принять дозу перед сексом, отказалась, может, для того, чтобы избежать искусственного расслабления, и пригласила ее за эти пять дней всего один раз, и то на несколько часов, не оставив ночевать.
— Я все сделал, мисс Лански. Установил личности тех, с кем вы встречались, и их сообщников — тех, кто живет с ними в мотеле, — за исключением одного. Кстати, мотель они сменили — вот уже несколько дней живут в другом, у аэропорта. А машины у них те же — “Шевроле Каприс” и "Форд Торус”.
— ?
— Да, меня не было в городе, но я заплатил хозяину мотеля, в котором они жили, и он быстренько выяснил, куда они поехали. Сказал, что потерял знакомых и что они должны остановиться в таком же небольшом мотеле — согласитесь, было бы нелогично, если бы они перебрались в шикарную гостиницу…
— Это правда, Джим? Что-то сомнительно, чтобы хозяин мотеля смог выяснить, куда перебрались его недавние постояльцы.
— Вы проницательны, Олли. Не совсем так — но давайте сначала поговорим о другом.
Чертила, он-таки еще кого-то подключил без моего ведома. Правильно говорят, что если знают двое, то знает свинья. Интересно, что за свинья в курсе моих дел?
— Не волнуйтесь, Олли, — добавляет он поспешно, словно прочитав мои мысли. — Я же сказал, что у меня есть знакомый в полиции — вот я и попросил на время моего отсутствия присмотреть за нашими знакомыми: узнать, если они уедут, и выяснить куда. Так что все по-прежнему между нами — я ведь сказал вам, что в жесткий диск моего компьютера доступа нет никому.
