— Извини, Олли, я ведь ни в чем не обвиняю ни тебя, ни мистера Кана — я просто говорю, к каким выводам могут прийти люди, оценивая эту информацию.
— А они не могут прийти к выводу, что ты пытаешься меня запугать и таким образом склонить к сожительству?
Эх, зря я это сказала, уж больно он меня достал своими речами. Но самоконтроль ослаб на мгновение, и не удержалась от продолжения:
— А может, у меня диктофон в сумочке сверхчувствительный, и я записываю все наши разговоры, из которых явно следует, что вы ко мне неравнодушны и используете в своих целях служебное положение?
Помолчали — я закурила сразу, восстанавливая самоконтроль, ругая себя за то, что так эмоционально отреагировала и раскрылась, возможно, сказала лишнее. Наверное, следовало сделать первый шаг к примирению, раскрыть сумочку и шутливо показать ему содержимое — но мне время было нужно на то, чтобы взять себя в руки.
— Спасибо за информацию, мистер Бейли, — произнесла намеренно сухо, устав ждать, пока он нарушит молчание. — Надеюсь, мои слова не будут означать, что я в чем-то виновна.
— Ты хочешь спросить, не включу ли я тебя в число подозреваемых из-за этого недоразумения?
— Вот именно, мистер Бейли, вот именно. Извините, но мне пора…
И ушла, обзывая себя дурой и одновременно защищая себя, потому что даже у железной леди могут быть срывы — хотя права на них она не имеет. Глупо упрекать того, кого уже нет, но и не могла я не спросить себя, зачем Яша написал на нас завещание — неужели не нашлось никого ближе? Я знаю, конечно, что вы с ним были большими друзьями, что ты ему помог подняться в Америке, перечисляя крупные суммы денег, подтягивая крупных российских бизнесменов, что ты его спас от крутого наезда и от вполне возможной расправы — я все знаю. И что ты летал к нему несколько раз в год, я в курсе, и что Яша по непонятной мне причине в Москву никогда не прилетал. Значит, не к кому было. Кореец точно знает — но мне это сейчас ничего не дает.
Некстати он нам все это оставил — и, если написал завещание после прихода того типа, видно, понял, что угроза серьезна. И видно, тот ему все-таки намекнул, что могут разобраться и с ним, и с женой — а Юджин мне вроде не сказал ничего насчет угроз, по его словам, все было как гром среди ясного неба.
Я даже не спросила, сколько он нам оставил, — не подумала просто, да и не до того было. Если Бейли и вправду что-то подозревает, мог бы мою незаинтересованность оценить. Но вся беда в том, что если кого-то подозревают, то каждый его шаг, каждое слово кажется доказательством его вины, и наоборот — если верят в невиновность, то все вышеперечисленное истолковывают в его пользу. Вопрос только в том, какую позицию занимает Бейли — если судить по началу разговора, то дружественную, если по концовке — враждебную или близкую к враждебной. Пусть не по отношению ко мне, а к мистеру Кану, с которым мы одно и то же. Или были…
Неудачный вышел вечерок, ничего не скажешь. С Бейли выяснять отношения мне не стоило. Ну ладно, ничего не поделаешь уже…
…А может, жив все-таки Виктор Сергеич Кронин? Может, тоже прикинулся мертвым, как и я, может, ранен был и его выходили и спрятали где-то? А может, вовсе и не было его в машине, а тот, кто нажимал на кнопку, приводя в действие взрывное устройство, просто поспешил, не увидел банкира и скрыл это потом. А может, мина была с часовым механизмом, а может… Бредовато, конечно, но не исключено, ибо все возможно в безумном российском спектакле.
Виктор Сергеич, Виктор Сергеич… Скольких людей вы на смерть обрекли из-за денег — Вадима Ланского, Олю Сергееву, Яшу Цейтлина и его жену, возможно, Корейца и, возможно, меня. Может, кто-то и еще был, кого вы устранили на пути к богатству, — этого я уж не знаю. Но, признаться, не сомневаюсь, что таких хватало. Таков уж русский бизнес: вместо того чтобы честно конкурировать, отдавать долги или вести переговоры о разделе сфер влияния, посылают киллера. Нет человека — нет проблемы. Коротко и ясно.
На кой хрен вам это надо было, Виктор Сергеич? Вы и при коммунистах не бедствовали, разъезжали по долгосрочным загранкомандировкам и при демократах банк возглавили. И жили-то один — жена умерла, сын в Лондоне обосновался и, по вашим словам, признавал вас только из-за денег. И ведь особых требований к жизни у вас не было — большая квартира в высотке на Пресне у вас была, но унылая такая и старомодная, безо всяких там новшеств, джакузи разных. Загородный дом был в престижном поселке — весьма скромный, пусть и с бассейном и сауной, и скромный не от бедности вашей, а потому, что вам не надо было ничего другого. Даже разъезжали вы на “Вольво-960” — хотя могли бы шестисотым “Мерсом” легко обзавестись за банковский счет и ездить с эскортом внушительным в пять машин. Но вы ж без понтов были — даже в купленном в по чьему-то совету особняке в Майами пожили месячишко какой-то, а потом сдавали его в аренду, чтоб не простаивал.
И питались вы за счет банка в ресторанах, и даже коньяк дорогой, по три тысячи за бутылку, которым вы меня угощали, опять же банк оплачивал, и дорогущий подарок от Тиффани на мой день рождения вы мне сделали опять же на деньги банка. И предыдущих любовниц, которые должны были у вас быть, вы же тоже не за свой счет кормили-поили, одаривали и одевали — хотя сомневаюсь, что щедры вы были с ними. Машины вы не коллекционировали, дорогостоящих пагубных страстей у вас не было. Даже казино не интересовались — так к чему тогда было все это? Не могли подождать годик, пока Вадим Ланский снимет фильм и вернет вам обещанные пятнадцать миллионов? Нет, вы боялись, что вас обманут, хотя Вадим Ланский с вами дело имел давно, честен был и повода сомневаться в себе не давал — просто вы боялись, потому что в такой ситуации сами бы обманули. Вот и полилась кровь.
Да, еще двое Яшиных охранников на вас и около десяти человек, замешанных в убийстве Вадима Ланского и его жены — потому что одного Вадим убил, одного — его жена, а остальных — рассчитывавшийся за друга Гена Кореец. И те трое или четверо человек, которые погибли с вами при взрыве.
А ведь такой благообразный вы были на вид человек, Виктор Сергеич, — и ничто человеческое было вам не чуждо, что показало хотя бы ваше отношение ко мне. Вы о любви мечтали, о семье — об этаком земном рае, который заслужили на старости лет после долгих, тяжких трудов, и даже не задумывались, что в рай с окровавленными руками хрен пускают. Наверняка представляли себе молодую, красивую жену, меня то есть, в пене кружев, с чашечкой утреннего кофе на веранде майамского особняка. Зеленую лужайку, залитую ярким солнцем, на которой резвятся ваши детишки — вы же планировали прожить еще лет двадцать, как минимум, — и маленького пони с розовыми ленточками, вплетенными в гриву на радость малышам. И воскресные поездки в церковь, и чинное сидение на отполированных скамьях с воздетыми к изображению распятого Христа очами, и неторопливые размышления о душе и Боге, о человеческих ценностях и нравственности — и проповеди, читаемые вами на эту тему нашим с вами детям. Мясник, проповедующий любовь к животным, — но вы же не задумывались о парадоксах, не считая себя убийцей.
Да, совсем забыла — Хохол еще на вас, Серега Хохол, которого вы убедили убрать его друга Вадима Ланского. Хохол, который, впрочем, все равно бы предал, не из-за вас — так из-за другого. Просто не смог бы устоять перед искушением в виде пятнадцати миллионов. А в итоге был разоблачен год спустя, потому что не давали ему покоя так и не найденные им и вами деньги, переведенные Вадимом Ланским в Америку. Он весь год меня доставал, задавая много вопросов, хотя всегда слышал один и тот же ответ, что я не знаю ничего ни о каких деньгах, и попался на том, что в самом конце года я Корейцу сказала, что пора бы от меня отстать — ведь верила, что ближайшие кореша Хохол с Корейцем. Кореец, как только узнал о хохловских расспросах, организовал прослушку, и на следующий же день или через день услышали его люди странный разговор — как позже выяснилось, беседа на эзоповом языке между Хохлом и тем, кто непосредственно отвечал за убийство Оли Сергеевой.
