Казначей уже глаз не мог оторвать от часов.

Из них доносился скрип педалей – демон усердно крутил их навстречу вечности.

Двадцать пять минут десятого.

Казначей пытался представить себе, как это случится. «Кажется, у нас скоро будет особенный гость» – и цокот копыт за окном?

Распахнётся дверь или Он пройдёт прямо сквозь неё? Дурацкий вопрос. Он славится тем, что проникает даже в запертые помещения – особенно в запертые, если подумать логически. Запрись где-нибудь без еды и воздуха – и Он себя ждать не заставит.

Но всё же казначей надеялся, что Он войдёт в дверь как подобает. Нервы и так на пределе.

Разговоры постепенно стихали. Казначей заметил, что некоторые другие волшебники тоже поглядывают на дверь.

Ветром оказался в центре круга, который как бы невзначай расширялся. Никто его специально не избегал, просто случайное броуновское движение относило всех прочь.

Волшебники способны видеть Смерть. А когда умирает волшебник, Смерть лично приходит забрать его на Тот Свет. Казначей задумался, привилегия это или…

– Не понимаю, на что вы все уставились, – весело заявил Сдумс.

Казначей открыл часы.

Окошко под цифрой 12 распахнулось.

– Может, хватит меня уже трясти? – пропищал демон. – Я со счёта сбиваюсь.

– Прости, – шепнул казначей. На часах было девять двадцать девять.

Аркканцлер шагнул вперёд.

– Что ж, прощай, Ветром, – сказал он, пожимая руку старика, пожелтевшую и высохшую, как пергамент. – Университет без тебя уже не будет прежним.

– Даже не знаю, как мы справимся, – с благодарностью добавил казначей.

– Удачи тебе в следующей жизни, – сказал декан. – Заглядывай, если будешь мимо проходить и вдруг вспомнишь, кем был прежде.

– Не забывай нас, слышишь?! – воскликнул аркканцлер.

Ветром Сдумс растроганно кивнул. Он плохо слышал, что ему говорят, так что кивал просто на всякий случай.

Все волшебники как один повернулись к двери.

Окошко под цифрой 12 снова распахнулось.

– Дин-дон, дин-дон, – сказал демон. – Динги-донги дин-дин.

– Что? – встрепенулся казначей.

– Полдевятого, – пояснил демон.

Волшебники повернулись к Ветром Сдумсу. В их глазах читалось осуждение.

– На что это вы смотрите? – спросил он.

Длинная стрелка часов со скрипом сдвинулась.

– Как чувствуешь себя? – громко спросил декан.

– Как никогда лучше, – ответил Ветром. – А кстати, ром ещё остался?

Волшебное сообщество молча наблюдало, как он наливает себе изрядную порцию в бокал.

– Ты смотри, не переборщи с этим, – нервно сказал декан.

– Ваше здоровье! – ответил Ветром Сдумс.

Аркканцлер побарабанил пальцами по столу.

– Господин Сдумс, – сказал он, – а вы ничего не забыли?

– А можно ещё вот этих, как их, тортилл? – Ветром не слушал его. – Конечно, я такое за настоящую еду не считаю, это ж просто печеньки, которые окунаешь в жижу, ничего такого. Чего бы я сейчас и правда поел, так это знаменитых мясных пирожков господина Достабля…

И тут он умер.

Аркканцлер оглядел товарищей-волшебников, на цыпочках подошёл к каталке и приподнял жилистую, извитую венами руку Сдумса, проверить пульс. Покачал головой.

– Вот так и я хотел бы умереть, – сказал декан.

– Как? Бормоча что-то о пирожках? – спросил казначей.

– Нет. С опозданием.

– Погодите-ка. Погодите, – сказал аркканцлер. – Это, знаете ли, непорядок. По традиции, когда волшебник умирает, Смерть лично должен явиться на…

– Может, он занят, – поспешно вставил казначей.

– Верно-верно, – подхватил декан. – Я слыхал, в Щеботане сейчас лютует эпидемия птичьего гриппа.

– А ещё буря была прошлой ночью. Наверняка много кораблекрушений, – добавил преподаватель современного руносложения.

– И кстати, сейчас же весна, а по весне в горах сходит много лавин.

– И чума ещё.

Аркканцлер задумчиво погладил бороду.

– Хм-м, – сказал он.

Из всех созданий в мире только тролли верят, что всё живое движется сквозь время, повернувшись задом. Если прошлое нам видно, а будущее скрыто, говорят они, значит, глаза у нас не в ту сторону. Всё живое летит по жизни вперёд затылком. Идея очень интересная, особенно учитывая, что додумался до неё народ, большую часть жизни занимающийся тем, что колотит друг друга камнями по голове.

Но задом там или передом, а у всех живых существ есть своё Время.

Смерть скакал галопом вниз сквозь грозовые облака.

Теперь у него тоже было своё Время.

Время его жизни.

Ветром Сдумс вгляделся в темноту.

– Здрасти? – сказал он. – Здрасти! Есть тут кто? Ау?

Вдали раздался одинокий шелест, словно порыв ветра в конце тоннеля.

– Выходи, выходи, не стесняйся, – сказал Ветром, его голос дрожал весёлым безумием. – Не волнуйся, я не против, даже заждался, по правде сказать.

Он хлопнул в призрачные ладоши и потёр их с наигранным энтузиазмом.

– Давай, пошевеливайся. Тут кое-кому пора в следующую жизнь, – сказал он.

Темнота оставалась безмолвной. Ни тени, ни звука. Пустота без формы. Лишь дух Ветрома Сдумса двигался во мраке.

– Божечки-кошечки, – пробормотал он, качая головой. – Так точно не должно быть.

Он повисел там немного, а потом, раз уж ничего другого не оставалось, полетел домой – в тот единственный дом, что прежде знал.

Дом, в котором он прожил сто тридцать лет. Дома его не ждали и встретили отчаянным сопротивлением. Нужно быть или очень упорным, или очень могущественным, чтобы побороть такое, но Ветром Сдумс как-никак пробыл волшебником более столетия. К тому же куда проще взламывать собственный дом, старый и знакомый, в котором прожил много лет. Метафорически говоря, всегда знаешь, где окно не закрыто.

Короче, Ветром Сдумс вернулся в Ветрома Сдумса.

Волшебники не верят в богов – так же как простые люди не считают нужным верить, например, в столы. Нет, люди знают, что столы существуют, что у них есть предназначение, пожалуй, даже согласны, что столам уделено особое место в упорядоченной вселенной. Но они не видят смысла верить в них и говорить что-то вроде «О, великий стол, без коего все мы ничто». Так же и с богами: они либо есть, независимо от веры, либо существуют как производная веры. В обоих случаях можно просто игнорировать их, как и столы – можно же есть сидя на диване.

И всё же в главном зале Университета есть часовня. Хотя волшебники и согласны с вышеописанной философией, успешным волшебником не станешь, если вечно тыкать богам фигу в нос – пусть даже этот нос эфирный и существует лишь метафорически. Волшебники не верят в богов, но отлично знают, что сами боги в себя верят.

Теперь в этой часовне лежало тело Ветрома Сдумса. Тело должно было пролежать на одре двадцать четыре часа до похорон. В Университете ввели такую процедуру тридцать лет назад после инцидента с Приссалем Театором по кличке «Мастер розыгрышей».

Тело Ветрома Сдумса открыло глаза. Две монетки с его век упали со звоном на каменный пол.

Руки, скрещённые на груди, разжались.

Ветром поднял голову. Какой-то болван положил ему лилию на живот.

Глаза метнулись туда-сюда. По обе стороны от головы стояло по свече.

Он приподнял голову посильней.

В ногах тоже было две свечи.

Спасибо старине Театору, подумал он. Не то я сейчас разглядывал бы крышку дешёвого соснового гроба изнутри.

Забавно, подумал он. Я думаю. Причём связно.

Ого.

Ветром снова откинулся на ложе, ощущая, как дух вновь наполняет его тело, словно сверкающий плавленый металл разливается по форме отливки. Раскалённые добела мысли проносились во мраке его мозга, вновь разжигая обленившиеся нейроны.