– Очень просто: шеф.

Ссобой взял наган и пару ножей. От хутора ушёл лесом на север, выскочил под Берёзовой Гривой и оттуда уже повернул на юг, просёлком мимо Пановки добрался до Бозяково. Заезжать не стал, обошёл околицей с восточной стороны и бродом переправился через речку Мешкалу. Дальше уже двигался полями, на юг к Ямобухтину.

Постороннее присутствие заметил версты через две: мелькнули краем поля какие-то тени, лошадь сторожко запрядала ушами. По спине дёрнулся холодок чужого взгляда, и его тело само переключилось в режим боевого механизма. Взял левее, наискосок лежащей впереди возвышенности, незаметно оценил обстановку окрест. Сзади и чуть по бокам зафиксировал три перемещения… Это уже не слежка, эти будут знакомиться. Наверняка в той ближайшей балочке впереди, через которую лежит его путь. Что ж, поговорим, уходить от общения подозрительно, да и не прилично.

Так и вышло: добравшись до спуска в пологий дол лежащий поперёк поля, увидел впереди внизу троих оружных верхами, сидящих в сёдлах расслабленно, стволами кавалерийских карабинов дружелюбно сопровождавших приближение Туманова. Среднего возраста, одеты просто, в гражданское, наганы топорщатся за поясами, сапоги, картузы, безбородые, у одного аккуратные усики. Не спеша подъехал ближе, спустившись в дол – теперь они все скрыты от посторонних глаз. Молча остановил лошадь в пяти шагах, расслабленно откинулся в седле, положив руки на луку. Молчали и те, трое. Один не спеша свернул цигарку, закурил. Однако… Внимательно рассматривали Туманова, пока сверху дола не послышался перестук копыт и чуть позже на край спуска вылетели ещё четверо верховых. Спускаться не стали, растянулись по верху. Тоже безбородые, в гражданском, у двоих карабины.

– А ведь, похоже, он и есть? – не обращаясь ни к кому конкретно произнёс с усиками. Его Туманов сразу выделил для будущей беседы.

– Похож-то похож, – согласился дымящий цигаркой, и шевельнул стволом карабина в сторону Туманова, – а ну-ка, сударь, удиви нас документами.

Туманов развёл руки слегка в стороны, как-бы в растерянности:

– Разве у господ-товарищей есть мандат на право проверки? И место не совсем подходящее, не находите?

– Точно: он, – удовлетворенно сказал третий, – говорил Вольт, что с выдержкой и духовитый. Ну, по заслугам и честь. Ты вот что, сударь, наган не трогай, отстегни с ремнем и скинь на землю. Давай, не тяни.

Туманов без спешки выполнил, краем глаза оценив у всех ловкость хватки карабинов в положении от бедра.

– Теперь слезай, и на пять шагов в сторону.

Слезая с седла слегка потянулся, разминая тело и начиная разгонять кровь.

– Не дури, парень. На колени и ложись лицом оземь, руки за спину. Ну!

Сделав пять шагов от лошади лёг, скрестил руки за спиной. Пять стволов расслабленно шевельнулись. Стоящие по верху балки верховые не спеша стронули лошадей вниз. Куривший дотянул цигарку, кинул окурок в сторону и ловко стёк с седла.

– Оставь карабин, Стен, – сказал усатый, – оставь, я сказал.

Слезший не возражая передал ему свой карабин, и осторожно подошел с боку к лежащему. Рано, пусть нагнётся… Пора.

Срываясь в боевой транс крутанулся в перевороте, зацепил под колено наклонившегося к нему татя, и заваливая в строну от себя долбанул кулаком в висок. Выхватил у него из-за пояса наган, тут же сместился вправо и два раза, от бедра, из положения лёжа выстрелил по сидящим в сёдлах напарникам, ещё только начавшим осознавать изменение обстановки. Перекатом вышел в полуприсед, подхватил наган второй рукой, перемещаясь к лошадям, выстрелил два раза по спускающимся в дол всадникам, уже вскинувших карабины, и потом перенёс огонь на оставшихся двух, безоружных. Один из них, суетясь, рвал из-за пояса ствол, и Туманов снял его первым, а на втором наган дал осечку. Последний, оставшийся в седле, развернул коня и погнал вверх по долу. Туманов без суеты поднял карабин одного из убитых, и снял беглеца под левую лопатку. Девять секунд. Не плохо.

Выбранного для беседы старшего, нелепо сидевшего в седле с двумя карабинами в руках, он свалил с седла вогнав пулю в живот, и сначала вожжами связал ему руки, потом обыскал остальных. Романовские рубли, рубли серебром, но никаких документов, ничего привязывающего к личностям. Кроме… описания самого Туманова, обнаруженного на мятом листке бумаги в кармане усатого: «тридцати трёх лет, среднего роста, физически развит, лицо узкое, черты лица правильные, русый, глаза серые, шрам на правой кисти».

«Не густо, – подумал Туманов, – но, в принципе, узнаваемо. Интересно. Очень интересно…».

Перевернул на бок раненого усатого, похлопал по щекам, концентрируя внимание на себе. Тот дернул одним глазом и выдал слабый стон, держась за живот и суча ногами от боли.

– Кто ваш старший?

– Туманов положив руку на лоб стонавшего вогнал большой палец на фалангу в глаз, отчего тот вовсе зашёлся в болевом шоке. – Кто он? Отвечать!

– Ларрь… Лларрин…– сквозь кровавую пену выдавил тот.

Туманов чуть ослабил и тут же снова усилил давление на глаз, не прерывая болевой контроль.

– Где он? Быстрее!

– Ааасс… Ссспасске… Дом Сссыытинаа.. ууу…у базара…

– Сколько там людей?

– Рр…Тррое.

– Вольт: кто он?

– Хррсс… Ссамаре оон…сс…ссука…

Туманов отпустил допрашиваемого и ударом вбил нож под сердце, прервав его мучения.

«Самара, значит. – размышлял Туманов, выезжая из балки, – Комуч? Больше и некому, а где Комуч, там и эсеры. И упокоенный Стен имел не крестьянскую кличку. Неужели господа савинковцы?». Ответ на возникшие вопросы мог дать только неизвестный Ларин. Ларь, стало быть. Надо повидаться, дело есть.

Оставшийся путь был прост: добрался до Ямбурдина, не заезжая в деревню переночевал в лесу, и с зарёй выехал дальше. В Спасск въехал вечером 5 сентября. Окружённый с трёх сторон небольшой речкой, с образным именем Бездна, Спасск был провинциальным уездным центром, стоящим на проходящем через весь город ответвлении оренбургского тракта. Рынок, как и положено, находился в середине города. Рядом белел колоннами доходный дом Сытина, о двух этажах. Туманов остановился в постоялом дворе на въезде в город, привел себя в порядок и на извозчике подкатил к рынку, отпустив его за квартал, а к доходному дому подошёл пешком, с нарядной коробкой бизе в руках. Консьерж внизу обозначил услужливое движение на встречу, оставшись тем не менее за бюро, и вопросительно посмотрел:

– Чем могу служить?

– Любезнейший, у меня встреча с моими друзьями. Квартируют в вашем доме. Три моих сокурсника, давно не виделись, а я проездом, в Казань.

– Ваших-с лет у нас только господин Морис, у него сейчас ещё двое-с. Наверное они-с?

– Как же! Дружище Морис! Где они?

– Второй этаж, двенадцатый нумер по правой стороне-с…

Кинув полтинник консьержу взбежал по лестнице, и уверенно позвонил в двери двенадцатого номера. Едва приоткрылась дверь метнул в проём коробку с бизе:

– Ложись! Бомба! – и влетел следом, оттирая плечом открывшего дверь типа, с короткой бородкой клином. Ткнув его пальцами в горло проскользнул с прихожей в зал, где за столом оцепенело сидел спиной к нему человек в сером костюме, с котелком в руках, и ложился на пол господин в атласном халате, прикрывая руками голову. Серого снёс ударом ноги в висок, лежащему добавил кулаком по затылку. Так. Вроде все заняты своими ощущениями: хрипели, шипели, стонали. Быстро обыскал всю троицу и закрыл входную дверь. У клинобородого и того, что в халате изъял револьверы, усадил на стулья вокруг стола, связал руки за спиной, присел за стол сам. А серый, подёргавшись, что-то нехорошо затих на полу, не подавая признаков жизни. Видно, оказался слаб на удар.