– Полиции!

– Неважно. Я говорю, у вас там людей нормальных мало. Этот первый. Как вас зовут, товарищ?

– Тимофей, – ответил водитель.

– Так вот. Если Тимофею интересно, не перебивай меня, Ветров. На чём я…? Ах да. Крутой журналист нашёл актрису. А она якобы фонд возглавляет, который детьми торгует. И сама таких подробностей не знает.

– А потом оказывается, что знает?

– Иван Петрович, ну, дайте послушать.

– Постой-ка. А откуда ты знаешь? Смотрел! Точно, смотрел. Попался рыбий глаз!

Я молча отпил чай и не ответил. Всё равно не поверят. Просто это невозможно было не угадать.

– Иван Петрович, честно, я никому не расскажу.

– О том, с какой жадностью ты слушал пересказ женской мелодрамы?

– Сам, значит, смотришь, а другим нельзя? Вы только на него поглядите! Тимофей, ты видишь, каков у тебя начальник? Я бы от него бежала без оглядки.

Водитель промолчал.

– Ты удивилась, что меня в кафе ранили. Почему? – вернулся я к изначальной теме.

– Потому что я этого не видела. Я же сказала уже.

– И что это значит?

– Не знаю. Я последнее время начала замечать, что есть вещи, которые мне не видны, хотя должны быть. Как будто их и вовсе не произошло.

– Может, твой дар теряет силу?

– Нет. Это было бы слишком просто.

– А что, если это не люди в Ивана Петровича стреляли? – предположил водитель.

– Кто тогда? Упыри? Оборотни? Привидения? Всех их я бы тоже увидела.

– Может, ты хотя бы расскажешь, как твои видения происходят? – спросил я. – Это как картинки из кино?

– У меня, по-твоему вместо глаз камеры? Нет, конечно. Я вижу души тех, кто участвует в событии, как призраков, только более яркими. У каждого она уникальна, своего размера и цвета. Место представить гораздо проще: по отблескам от сияния душ видны очертания мебели.

– А у меня какая душа?

– Не скажу. И не перебивай меня! Сколько можно? Так вот. Если человека бьют, я вижу бьющего. Если стреляют, я вижу стреляющего. Когда тебя ранили? Кто? Дай руку.

– Два сектанта за городом. «Новые Грани» их общество называется.

Я протянул руку, и Даная прижала её к груди. К своей нежной коже. Я чувствовал, как часто бьётся её сердце, как моё запястье касается упругого соска. Но насладиться не успел. В один момент всё закружилось, кухня превратилась в грязную кляксу, и меня едва не стошнило.

Пляска красок, бешеная череда переворотов. И вот я снова на том складе, между стеллажами, закрытыми чёрным целлофаном.

На меня наставляет пистолет ещё живая Марина. Рядом с ней сектант вертит в руках топор. Он что-то говорит, но я ничего не слышу. Всё вокруг мутное, расплывчатое.

– Ты здесь один? – раздаётся голос в моей голове. Сложно понять слова. Из-за эха они звучат целым хором повторений. – Соберись, Ветров. В комнате ты один?

Я пытаюсь сосредоточиться. Улавливаю отдельные слова и постепенно их понимаю.

– Нет, – говорю. И теперь мой голос становится хором.

– Я не вижу никого, кроме тебя. Сколько их?

– Двое.

– Люди?

– Да. Мужчина и женщина.

– Где они стоят? Покажи.

Я через силу поднимаю руку. Она будто ватная, чужая. Указываю пальцем под ноги Марине. Она этого не видит. Для неё я по-прежнему стою неподвижно.

– Здесь женщина, – говорю. Потом указываю на место сектанта. – Здесь мужчина.

– Пусто. Там никого нет.

Даная отпустила мою руку, и я выскочил из видения. Понадобилось осушить чашку, прежде чем сознание успокоилось.

Не говоря ни слова, водитель налил мне ещё. Может, побоялся нарушить ход ритуала. Кто его знает, какие последствия будут от малейшего неверного чиха.

Даная долго молчала. Водила ложкой в черной воде и задумчиво сжимала брови над переносицей.

– Я понятия не имею, что это такое. Думай, как хочешь, но у них не было души.

– Это возможно?

– На парах по истории древней магии нам рассказывали, что душу можно продать. Есть разные мифы и легенды с таким сюжетом. Но ты сам понимаешь… Древняя магия на то и древняя, что стала скорее сказками. Если там и осталась правда, то я вам точно о ней не скажу. Тут эксперт нужен.

– И у тебя на примете такой есть, надеюсь?

– Моя однокурсница Мара увлекалась загробным миром. Даже диплом по древним богам писала. Про Сета, Аида и всех остальных. Но насколько она погружена в эту тему сейчас, я понятия не имею. Может, и задвинула свои фолианты на антресоли. В наше время одними исследованиями сыт не будешь.

– Поговорить с ней всё равно будет не лишним.

– Я ей с утра позвоню, договорюсь о встрече. Только учти, она малость того.

– Правда? Никогда бы не подумал.

– Всякое бывает.

Я допил ещё одну чашку, и водитель снова её наполнил.

Не хотелось уходить. Так здесь было уютно. Чайник бурлил на слабом огне, холодильник позапрошлой эпохи гудел в углу, красивая голая женщина радовала глаз. Только судорожные вздохи за стеной немного смущали, но это ничтожная мелочь, не достойная внимания. А там, на улице, снова предстояло коснуться тьмы и по локоть засунуть руки в отбросы. Не хотел я, и водитель со мной молча соглашался.

Даная вернулась к любимой теме. Пересказывала очередную мелодраму. И мы уже не перебивали. Кивали головой, хлюпали чаем только в перерывы.

Я и сам не заметил, как разговор устал и замедлился. Появились долгие паузы, неудачные шутки. Чай закончился на десятой чашке, и больше никто не подливал. Да в меня и не влезло бы. Живот и так распирало.

– Ну что, пора и честь знать, – сказал я, когда пауза слишком затянулась.

– Что, уже уходите? – вежливо поинтересовалась Даная.

– Да. Дел ещё невпроворот. К слову. Упырь! Ты ведь слышала о Веркиолисе?

– Нет. Что с ним?

– Как это не слышала? Весь город вторую неделю только о нём и говорит!

– Я современную музыку не очень люблю. Мне больше джаз…

– Какой ещё джаз? Он детей похитил! Двадцать человек по колено ростом.

– Ну да, не очень весело. И что с ним?

Даная выглядела слишком спокойно. Пусть она ведьма, но ведь речь о детях! Я перевёл взгляд на водителя. Тот меня прекрасно понимал. Округлил глаза и ждал продолжения.

– Тебе на детей плевать?

– Нет, наверное. Я с ними не знакома. Но какая кому разница, если вдруг я переживать начну? Ну, дети. Ну, маленькие. Ты про них спросить хотел? Или про упыря?

– Про упыря, – я смирился. – Он после смерти через Калинов Мост не перешёл. Тебе это о чём-то говорит?

– Вот что должно волновать всех! – Даная резко вскочила. – Не дети! Не больные и хворые. С Амиром что-то происходит. Ты мне притащил ещё три доказательства этому.

– Сядь. Успокойся. Говори медленнее, – приказал я, и она послушалась.

– Почти месяц я уже это замечаю. Думала, фляжка засвистела. Головой поехала. Но видишь, как оно получается. Люди без души. Я и не представляла, что такое возможно. Никто не представлял. Мифы оживают!

– А можно вопрос? – Тимофей приподнял руку. Школьная привычка ещё не забылась. – Вы удивляетесь людям без душ. Неужели это так важно?

– Конечно, важно! – Даная одним только взглядом заставила водителя сжаться. – Телесная оболочка – лишь первый этап жизни. Смерть только кажется страшной, потому как неясно, что будет дальше. Но люди не хотят разбираться в этом вопросе, иначе знали бы, что за смертью открывается вечность.

– А зачем? – спросил я. – То есть даже смысл жизни не совсем ясен. К чему тогда вечность?

– Это ты меня спрашиваешь? Я понятия не имею, какая у создателя задумка была. Может, он так играется.

– Откуда тогда уверенность в вечности души?

– А это не я сказала. Есть люди и поумнее. Или не люди даже.

– И как же они пришли к таким выводам?

– Такими вещами в основном на востоке занимаются. С помощью разных практик развивают сознание до такого уровня, что могут покинуть на время тело. Тогда получается заглянуть в места, не доступные живым. Даже на тот свет. К слову, они же и в преисподнюю смотрели, и про вечный огонь для грешников рассказали.