Весть о кончине муравья и о чудесных свойствах миллиграмма с молниеносной быстротой распространилась по всем галереям муравейника. Толпы муравьев двинулись к камере, которая стала походить на часовню. Муравьи в отчаянии бились головой об пол. Из их глаз, ослепленных сияющим миллиграммом, слезы лились ливмя, и организация похорон сразу осложнилась из-за проблем с дренажем. В муравейнике не хватало венков, и муравьи стали грабить хранилище, чтобы возложить на труп великомученика пирамиды съестных припасов.
Словами не передать, во что превратилась жизнь муравейника: этакая мешанина гордости, восхищения и скорби. Пышные и торжественные похороны завершились балами и банкетами. Тут же, не откладывая, принялись строить святилище для чудесного миллиграмма. А загубленного, непонятого при жизни муравья со всеми надлежащими почестями перенесли в мавзолей.
Власти были обвинены в полной недееспособности и отправлены в отставку. С большим трудом и далеко не сразу приступил к делам совет старейшин, который положил конец затянувшимся траурным оргиям. После многочисленных расстрелов жизнь стала входить в свою колею. Самые дальновидные старцы все более успешно превращали молитвенное поклонение муравьев чудесному миллиграмму в официальную религию. Были учреждены должности хранителей и жрецов. Вокруг святилища выросли большие здания, которые быстро наводнили чиновники, соблюдая при этом все правила социальной иерархии. Экономическое положение еще недавно процветавшего муравейника резко пошатнулось.
Беспорядок, незримый на поверхности муравейника, усиливался из-за разлада в рядах муравьев. И это было хуже всего. На первый взгляд все шло как прежде, муравьи поклонялись миллиграмму и работали, не щадя сил, вопреки тому, что изо дня в день множилось число чиновников, проводивших время в пустопорожних занятиях. Невозможно сказать, кого первого посетила столь пагубная идея. Скорее всего многие муравьи одновременно пришли к од ной и той же мысли.
Речь идет о тех ошалевших, одержимых амбицией муравьях, которые стали подумывать о судьбе муравья — первооткрывателя миллиграмма. Эти муравьи — какое богохульство! — решили, что надо при жизни добиться тех же почестей, каких удостоен муравей, покоившийся в мавзолее. Многие муравьи стали вести себя весьма подозрительно. Всегда чем-то опечаленные, озабоченные, они все чаще сбивались с дороги и приползали в муравейник с пустыми руками. На вопросы контролеров отвечали с явным вызовом, сказывались больными и заверяли всех, что в самом ближайшем будущем принесут что-нибудь неслыханное и невиданное. Да и власти уже не смели исключить возможность того, что в один прекрасный день кто-то из муравьев вдруг да и притащит на своей ослабевшей спине какое-то чудо. Одержимые муравьи действовали втихую и, можно сказать, на свой страх и риск. Если бы власти были способны провести всенародный референдум, стало бы ясно, что ровно половина муравьев, вместо того, чтобы тратить силы на добывание каких-то жалких зерен и листиков, довольствуются жизнью в мечтах о нетленном миллиграмме.
И вот однажды случилось то, что должно было случиться. Точно сговорившись, шесть муравьев, с виду ничем не примечательных и, похоже, совершенно нормальных, явились в муравейник со странными ношами и стали убеждать главных контролеров, что это — миллиграммы, творящие чудеса. Само собой, муравьи не добились тех почестей, на которые притязали, но их тут же освободили от прежних обязанностей. На церемонии, носившей полуофициальный характер, им назначили пожизненную ренту.
Ничего конкретного нельзя было сказать о шести миллиграммах. Однако власти, памятуя о прежних ошибках, отказались от судебного разбирательства. А совет старейшин умыл руки, предложив вынести вопрос на широкое народное обсуждение. Так называемые миллиграммы были выставлены в витринах скромного помещения, и каждый муравей мог высказать свое мнение согласно собственным вкусам и представлениям.
Такое слабоволие властей вкупе с молчанием прессы предопределило гибель муравейника. Отныне любой муравей — обленившийся или уставший от трудов — мог удовлетворить свои мечты о славе пожизненной рентой и правом на полное безделье. И муравейник, разумеется, очень скоро наполнился фальшивыми миллиграммами.
Напрасно некоторые старцы, мудрые и рассудительные, призывали к мерам предосторожности, напрасно советовали взвешивать миллиграммы и сравнивать их с чудесным миллиграммом. Все было впустую. Их призывы остались без внимания, и вопрос даже не рассматривался на генеральной ассамблее. Дело кончилось тем, что большинство поддержало мнение одного отощавшего и бесцветного муравья, который с уверенностью заявил, что знаменитый чудо-миллиграмм не может и не должен быть эталоном для новых находок, да и способность творить чудеса — вовсе не обязательное условие для признания новых миллиграммов.
Жалкие остатки здравого смысла, коими еще обладали муравьи, улетучились в один миг. Власти уже не могли уменьшить число миллиграммов или хотя бы установить на них разумную квоту. Право вето было отменено, и никто не мог требовать от муравьев добросовестного выполнения обязанностей. Все муравьи так или иначе отлынивали от работы и рыскали в поисках миллиграммов.
Новые миллиграммы заняли две трети хранилища, не считая частных коллекций, в которые попали ценнейшие экземпляры. Что касается обычных миллиграммов, то в дни большого притока цены на них так резко падали, что их можно было заполучить в обмен на любую безделицу. Впрочем, подчас в муравейник попадали миллиграммы, достойные высокой оценки. Но у них была та же судьба, что у каких-то безделиц, не стоящих доброго слова. Легионы дилетантов превозносили до небес свойства миллиграммов самого низкого качества, усугубляя тем самым обстановку полной неразберихи и общего разлада.
Многие муравьи, отчаявшись найти миллиграммы, притаскивали в муравейник что ни попадя, какие-то непристойные вещи, словом, всякую пакость. Из-за антисанитарных условий пришлось закрыть целые галереи. Пример какого-нибудь экзальтированного муравья подхватывали многочисленные подражатели. Совет старейшин все еще тщился играть роль верховного органа и принимал какие-то расплывчатые, невразумительные меры.
Чиновники и служители культа, не довольствуясь своей праздной жизнью, покинули храмы и учреждения и пустились на поиски миллиграммов ради новых привилегий и денежных наград. Полиция практически перестала существовать, не было дня без волнений и мятежей. Банды профессиональных грабителей прятались на подступах к муравейнику, чтобы отнять у какого-нибудь счастливчика настоящий миллиграмм. Самые рьяные коллекционеры, движимые завистью, затевали судебную тяжбу со своими соперниками, требуя обыска и конфискации. Споры между галереями обычно переходили в драку и заканчивались убийствами. Уровень смертности подскочил невероятно высоко, а рождаемость стала угрожающе низкой. Дети, лишенные должного присмотра, умирали сотнями.
Святилище, где хранился чудесный миллиграмм, стало похоже на запущенную могилу. Муравьи, занятые бесконечными дискуссиями по поводу самых скандальных находок, не давали себе труда хотя бы взглянуть на них. Иногда кто-то из набожных муравьев пытался обратить внимание властей на то, что святилище в полном запустении и вот-вот развалится. После его призыва наводили какое-то подобие порядка — полдюжины равнодушных дворников наскоро заметали сор, а тем временем немощные старцы произносили пространные речи, и вместо цветов возлагали на священную могилу чуть л и не помойные отбросы.
Погребенный в черных тучах беспорядка и пыли, сверкал всеми забытый чудесный миллиграмм. Со временем поползли скандальные слухи, что настоящий миллиграмм якобы давно похищен каким-то нечестивцем и что плохая копия заменила оригинал, который стал собственностью одного криминального авторитета, разбогатевшего на продаже миллиграммов. Это были только слухи, но никто не обеспокоился, никто не провел досконального расследования, чтобы внести ясность. Старейшины, все более слабые и хворые, сидели сложа руки, не зная как спасти муравейник от разрухи.
