«Роберт был очень кротким человеком, — вспоминала красивая финка Инга Хииливирта, регулярно приезжавшая на остров с 1958 года. — Я его обожала. Он казался мне святым. У него были изумительные голубые глаза. Они как будто читали твои мысли». Инга с мужем Имму впервые повстречались с Оппенгеймерами на рождественской вечеринке 22 декабря 1961 года. Побывав в пляжном доме на берегу Хоукснест-Бей, Инга, которой тогда было двадцать пять лет, поразилась, что такой известный человек живет в таких спартанских условиях. Однако быстро заметила, что Оппенгеймеры вовсе не испытывают дефицита в приятных вещах. Предложив Инге выпить вина, Роберт достал бутылку дорогого шампанского. Оппенгеймеры покупали его ящиками.
Через несколько дней Роберт и Китти устроили прием по случаю встречи Нового года. Они наняли Ричарда по прозвищу Лимонный Сок, пожилого чернокожего местного жителя, чтобы тот доставил гостей по извилистой дороге из Санта-Круса на принадлежащем Оппенгеймерам «ленд-ровере». В тот вечер Роберт и Китти угощали гостей салатом из лобстера и шампанским. Лимонный Сок и его «разношерстная ватага» исполняли музыку в жанре калипсо. Роберт танцевал с Ингой, после чего все пошли купаться. «Это была настоящая сказка, — вспоминала Инга, — как сон». Ночью они ходили по пляжу, и Роберт рассказывал о разных созвездиях.
Лимонный Сок стал работать у Оппенгеймеров завхозом и садовником. Уезжая с острова, пара оставляла ему свой «ленд-ровер», на котором тот катал по острову туристов. Роберт явно полюбил старика и пытался ему помочь — вплоть до того, что закрывал глаза на развоз рома, контрабандой ввезенного с острова Тортола.
Однажды вечером в начале 1961 года Иван Жадан, плавая в заливе Махо-Бей, поймал небольшую черепаху-биссу. За ужином он показал корчащуюся черепашку и объявил, что собирается сварить из нее суп. Поморщившись, Роберт стал уговаривать знакомого пощадить животное, рассказав, что «его вид вызвал у него жуткие воспоминания о судьбе мелкой живности после ядерных испытаний [Тринити] в Нью-Мексико». Иван вырезал на панцире черепахи свои инициалы и отпустил ее на свободу. Инга была тронута: «Я полюбила Роберта еще больше».
Как-то раз Оппенгеймеры приехали к Жаданам в их домик, примостившийся над заливом Круз-Бей, чтобы посмотреть на яркий закат. Роберт поднялся со своего места и, обращаясь к Сис Фрэнк, предложил: «Сис, давайте подойдем к обрыву. Сегодня вечером вы увидите зеленый луч». И действительно: как только солнце опустилось за горизонт, Сис увидела зеленый свет. Роберт спокойно объяснил физическую природу явления: если смотреть с острова, слои земной атмосферы служили подобием призмы, на секунду пропуская свет в зеленом спектре. Сис одинаково восхитило и зрелище, и объяснение Роберта.
«Это был непритязательный человек», — вспоминала Сабра Эриксон. В сентябре каждого года Оппенгеймеры почтой отправляли приглашения на встречу Нового года трем дюжинам островных друзей. У них бывали люди разных групп и сословий — черные и белые, образованные и неграмотные. Роберт не делал исключений. «В этом смысле они были настоящими людьми», — считала Эриксон.
За исключением отношений с Гибни, характер Роберта ежедневно проявлялся на острове с мягкой стороны. Он перестал делать резкие замечания о других. «Роберт был самым добрым, мягким человеком из всех, кого я встречал, — говорил Джон Грин. — Я не знаю никого, кто бы держал в себе и выражал меньше обид, чем он». Роберт редко упоминал о перенесенных испытаниях даже намеком. Но однажды, когда президент Кеннеди объявил о предстоящем полете человека на Луну, кто-то спросил Оппенгеймера: «А вы бы хотели слетать на Луну?» Роберт ответил: «Ну, я определенно знаю некоторых, кого я охотно туда бы отправил».
Роберт и Китти проводили на острове все больше времени, зачастую прилетая на пасхальную неделю, Рождество и бо́льшую часть лета. Однажды они пригласили с собой на пасхальную неделю друга детства Роберта Фрэнсиса Фергюссона. К сожалению, Роберт подхватил жестокую простуду и почти всю неделю провалялся в постели. Китти проявила себя заправской хозяйкой, водила гостя на длинные прогулки по пляжу и, пользуясь своим знанием ботаники, рассказывала о яркой островной флоре. Китти всегда нравились друзья детства Роберта, но в этом случае ее поведение показалось Фергюссону несколько странным. «Она пыталась со мной флиртовать», — вспоминал он.
Китти считала, что умеет хорошо готовить. В итоге ее блюда отличались изысканностью, но малым объемом. Роберт ставил в бухте вершу, поэтому на стол часто подавали салаты из морепродуктов, осьминогов и жаренные на гриле мелкие креветки. Подражая местным жителям, супруги жевали сырых морских улиток-трубачей, которых ловили на пляже. На одном из рождественских ужинов на столе были только шампанское и японские водоросли. Роберт практически ничего не ел. «Господи, — вспоминала Дорис Жадан, — если он поглощал за день хотя бы тысячу калорий, это можно было считать чудом».
Питер редко приезжал на Сент-Джон. Молодой человек предпочитал суровые горы Нью-Мексико. Тони, напротив, превратила остров в свою духовную обитель. «Она была очень мила», — вспоминала одна из постоянных жительниц острова. Тони быстро переняла местные обычаи и почти в совершенстве овладела характерным для острова креольским языком на английской основе. Ей нравилась музыка калипсо в исполнении шумовых оркестров. В отрочестве она была «смертельно серьезным ребенком, с прекрасными гладкими чертами лица, роковыми черными глазами, длинными роскошными черными волосами и снисходительно-вежливыми манерами принцессы». Страшно застенчивая Тони не разрешала себя фотографировать. Друзьям на Сент-Джоне она говорила, что терпеть не могла фотовспышки репортеров во время зарубежных поездок со знаменитым отцом. Для человека, дорожившего уединением, как она, Сент-Джон был идеальным местом.
«Тони была очень уступчива и скромна, — рассказывала Инга Хииливирта, ставшая девочке близкой подругой. — Тони сначала делала все, что скажут. И только потом высказывала недовольство». Китти во многом зависела от дочери и подчас обращалась с ней, как с домработницей, гоняя за сигаретами. Тони постоянно наводила порядок за матерью и, достигнув подросткового возраста, неизбежно вступала с ней в стычки. «Тони и ее мать любую минуту были готовы вцепиться друг другу в горло», — вспоминала Сис Фрэнк.
Один из соседей по острову запомнил, что «Роберт обращал на Тони мало внимания. Он был с ней добр, но внимания обращал мало — не больше, чем на чужого ребенка». С другой стороны, еще один сосед, Стив Эдвардс, полагал, что Роберт «глубоко чтил свою дочь… было заметно, что он гордится Тони». В семнадцать лет Тони производила на многих впечатление очень умной, но сдержанной, чувствительной и ранимой девушки — старомодной юной особы, преданной своей семье. Одно время за ней ухаживал Александр Жадан, сын Ивана. «Алекс с ума сходил по Тони», — вспоминала Сис Фрэнк. Однако, когда Тони всерьез заинтересовалась Алексом, Роберт вмешался и заявил, что она слишком молода для него.
Дружба с Жаданами подтолкнула Тони к углубленному изучению русского языка. Унаследовав от отца дар к иностранным языкам, Тони специализировалась в изучении французского. К моменту окончания Оберлинского колледжа она умела говорить на итальянском, французском, испанском, немецком и русском, причем на последнем вела личный дневник.
Роберт, Китти и Тони были опытными мореходами — «тряпичниками», как островитяне называли тех, что предпочитал парусные яхты моторным лодкам. Они проводили в плавании по три-четыре дня кряду. Как-то раз Роберт в одиночку на закате зашел под парусом в крохотную гавань для яхт Круз-Бей. Надвинутый на глаза край соломенной шляпы помешал ему правильно рассчитать габариты другой яхты, стоявшей в гавани на якоре. Судно Роберта врезалось в чужую яхту и потеряло мачту. К счастью, никто не пострадал. Однако фраза «при входе в порт держи шляпу на затылке» стала семейной шуткой.
