ФБР перехватило первый отзыв Оппенгеймера о Строссе: «Что касается Стросса, я его немного знаю. <…> Не очень культурен, но он не будет мешать». Лилиенталь в разговоре с Оппи сказал, что Стросс «активно мыслящий человек, определенно консерватор, очевидно, не так уж плох». И тот и другой недооценили Стросса. Нового председателя КАЭ отличали патологическая амбициозность, крепкая хватка и невероятная вспыльчивость, сочетание, делавшее его крайне опасным соперником в бюрократических войнах. Один из коллег по КАЭ так описывал его: «Если вы не согласились с Льюисом один раз, он посчитает вас дураком. Но если вы продолжаете не соглашаться, он быстро запишет вас в предатели». Журнал «Форчун» нарисовал его портрет как человека с «совиным лицом», оппоненты считали его «обидчивым, интеллектуально высокомерным и безжалостным в схватках». Стросс несколько лет оставался главным раввином манхэттенского храма Эману-Эль, той самой синагоги, из которой Феликс Адлер ушел в 1876 году, чтобы основать Общество этической культуры. Стросс гордился и своим еврейским наследием, и происхождением из южных штатов, он настаивал, чтобы его фамилию произносили на южный манер — Стровз. Ханжа до мозга костей, Стросс фиксировал каждую обиду, тщательно внося ее в бесконечный список под одной и той же рубрикой — «приложение к делу». Он, как писали братья Олсоп, был человеком «с отчаянной потребностью в демонстрации другим своей важности».
Китти приветствовала решение мужа о переезде на восток. ФБР подслушало, как она сказала какому-то торговцу, что семья «уезжает ненадолго, всего на 15–20 лет». Оппи сообщил, что их новый дом в Принстоне, особняк Олден-Мэнор, состоит из десяти спален, пяти ванных комнат и «славного сада». Неудивительно, что коллеги Оппенгеймера по Беркли приуныли. Заведующий кафедрой физики назвал его отъезд «величайшим потрясением из когда-либо пережитых факультетом». Эрнест Лоуренс был обижен, что узнал о бегстве Оппи из радионовостей. С другой стороны, друзья Оппенгеймера на Восточном побережье были очень рады. Исидор Раби писал: «Я ужасно доволен, что ты приезжаешь. <…> Для тебя это резкий разрыв с прошлым, и время для этого самое подходящее». Бывшая хозяйка квартиры и личный друг Мэри Эллен Уошберн закатила для него прощальную вечеринку.
Оппи оставил позади много старых друзей и старую любовь. Он всегда высоко ценил дружбу с доктором Рут Толмен. Во время войны близко сотрудничал с мужем Рут Ричардом, служившим в Вашингтоне научным советником генерала Гровса. Именно Ричард приложил больше всего усилий, чтобы убедить Оппи вернуться преподавателем в Калтех после войны. Оппенгеймер причислял Толмена и его жену к самым близким друзьям. Он впервые встретился с ними в Пасадене весной 1928 года и неизменно любил обоих. «Его по праву очень уважали, — говорил Оппенгеймер о Ричарде Толмене много лет спустя. — Его мудрость и широкие интересы как в физике, так и во многом другом, его любезность, его невероятно умная и милая жена превратили для меня Южную Калифорнию в райский остров… между нами сложилась очень близкая дружба». В 1954 году Оппенгеймер еще раз подтвердил, что Ричард Толмен был для него очень близким и дорогим другом. Фрэнк Оппенгеймер позже сказал: «Роберт любил Толменов, особенно Рут».
Во время войны, а может быть, сразу после возвращения из Лос-Аламоса Оппи и Рут вступили в любовную связь. Рут работала клиническим психологом и была почти на одиннадцать лет старше Роберта. Возраст не мешал ей оставаться элегантной, привлекательной женщиной. Другой друг, психолог Джером Брунер, назвал ее «идеальной наперсницей, мудрой женщиной… она умела найти личный подход к любому, с кем вступала в контакт». Рут Шерман родилась в штате Индиана и в 1917 году окончила Калифорнийский университет. В 1924 году она вышла замуж за Ричарда Чейза Толмена и продолжила психологическое образование. Ричард к тому времени стал выдающимся химиком и математиком. Он был на двенадцать лет старше жены. Хотя у пары не было детей, друзья считали, что они «совершенно подходят друг другу». Рут пробудила у Роберта интерес к психологии и особенно к влиянию науки на общество.
Оппенгеймер делил с Рут и свое увлечение психиатрией. Докторская диссертация Рут была посвящена психологическим различиям между двумя категориями взрослых преступников. В конце 1930-х годов она работала старшим психологическим экспертом в уголовно-исполнительной инспекции округа Лос-Анджелес. А во время войны служила клиническим психологом в Управлении стратегических служб. В начале 1946 года она поступила на работу старшим клиническим психологом в Управление по делам ветеранов войны.
Как деловая женщина, доктор Рут Толмен обладала выдающимся интеллектом. По всеобщим отзывам, она в то же время была добрым, отзывчивым и внимательным наблюдателем человеческой природы. Похоже, она видела те части характера Оппи, которые другие редко замечали: «Помнишь, как нам обоим было тошно заглядывать вперед дальше, чем на неделю?»
Готовясь к переезду в Принстон летом 1947 года, Оппенгеймер во время отпуска на «Лос-Пиньос» написал Рут письмо, в котором жаловался, что «измотан» и «боится будущего». Рут ответила: «Мое сердце переполняет много, много невысказанного. Как и ты, я благодарна возможности писать письма. Как и у тебя, моя душа не принимает того, что наши ежемесячные встречи после того, как летние перебои закончатся, прекратятся. От Ричарда не добьешься, как у тебя идут дела, он лишь продолжает говорить, что ты постоянно выглядишь уставшим». Рут приглашала Роберта приехать к ней в Детройт, где она участвовала в конференции, а если не получится, то в Пасадену: «Приезжай к нам, когда сможешь, Роберт. Гостевой дом всегда в твоем полном распоряжении».
До нас дошло мало писем Оппенгеймера Рут Толмен, почти все они были уничтожены после ее смерти. Зато ее любовные письма дышат нежностью и близостью. «Я оглядываюсь на чудесную неделю вдвоем, — писала она в одном письме без даты, — с благодарностью в сердце, мой милый. Это невозможно забыть. Я бы многое отдала, чтобы провести хоть еще один такой день. А пока шлю тебе любовь и нежность». В еще одном письме Рут строит планы на то, чтобы вместе провести уик-энд, обещает встретить Роберта в аэропорту и «весь день провести у моря». Она пишет, что недавно проезжала вдоль «длинного пляжа, на котором играли кулики и чайки. Ох, Роберт, Роберт. Я скоро тебя увижу. Мы оба знаем, какая это будет встреча». После вожделенной прогулки по берегу моря Оппенгеймер писал: «Рут, сердце мое… я пишу во славу дня, что мы провели вместе, он так много для меня значит. Я знал, что ты встретишь меня присутствием духа и мудростью, но одно дело знать, а другое наблюдать это вблизи. <…> Как здорово было тебя увидеть». Письмо заканчивалось словами: «Моя любовь Рут — навсегда».
Китти, несомненно, знала о длительной дружбе, связывающей Роберта с Толменами. Каждый месяц он ездил в Пасадену преподавать в Калтехе и останавливался в гостевом коттедже Толменов. Роберт нередко приглашал их, а иногда и Бэчеров в свой любимый мексиканский ресторан. Китти часто звонила ему из Беркли. «Мне кажется, Китти страшно возмутилась бы, если бы какая-то другая женщина вступила в отношения с Робертом», — вспоминала Джин Бэчер. Китти была по своей природе собственницей, однако ничто не указывало на то, что она знала о любовной интриге мужа.
И вот субботним вечером в середине августа 1948 года у Ричарда Толмена в разгар вечеринки, которую он и Рут устроили у себя дома, случается внезапный сердечный приступ. К нему вызвали бывшего мужа Китти доктора Стюарта Харрисона, и тот сумел доставить Ричарда в больницу всего за полчаса. Три недели спустя Ричард умер. Рут была убита горем. Она очень любила мужа, с которым прожила двадцать четыре года. Однако некоторые из друзей воспользовались трагедией, чтобы очернить Роберта. Эрнест Лоуренс, чье отношение к Оппенгеймеру к тому времени стало откровенно враждебным, высказал догадку, что Ричард свалился с сердечным приступом из-за того, что узнал об адюльтере жены. Лоуренс потом заявил Льюису Строссу, что «доктор Оппенгеймер вызвал у него [Лоуренса] антипатию еще много лет назад, соблазнив жену профессора Толмена в Калтехе». Лоуренс утверждал, что «неблаговидная связь продолжалась достаточно долго, чтобы доктор Толмен узнал о ней и умер от горя».
