– Сегодня ничего особенного, сынок. Разве что позволю себе напомнить о марокканском масле, которое я выпрашиваю на коленях уже целую вечность. Посмотри, во что превратились мои волосы. Еще немного – и они потеряют восхитительный золотистый оттенок.

Надзиратель упер руки в бока.

– Что-то еще? Может, фен, щетку с натуральным ворсом и укрепляющий шампунь? А лак для ногтей тебе не нужен?

– Принесешь свой – или заберешь у младшей сестренки? Кстати, сколько ей исполнилось? Уже есть шестнадцать? Будет, с кем поразвлечься, когда я наконец-то отсюда выйду.

– Надеюсь, в постели она поискуснее, чем твоя младшая сестренка, с которой я развлекаюсь сейчас. Совсем скоро мне надоест, и я примусь за старшую.

Положив карты на пол, Халиф поднялся на ноги и подошел к решетке. Асад шмыгнул в сторону.

– Надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что ни одно слово, слетающее с твоего поганого языка, меня не задевает, сынок?

– Ты просидел здесь четыре с половиной года – и будешь сидеть еще шесть месяцев, Хиббинс. У меня есть все время на свете для того, чтобы выбить из твоей головы дурь. И будь уверен: я это сделаю. Ты забудешь про свой нож, перестанешь избивать других заключенных и выйдешь отсюда паинькой. Видал я и более крутых молодцов.

– Прости, забыл добавить. До того, как покувыркаться с твоей младшей сестренкой, я отымею твою мамочку. Помню, ты показывал кому-то из надзирателей фотографию, и я мельком увидел ее лицо. Кажется, мы с ней уже встречались. Только не могу вспомнить, где я ее видел. То ли в ливанском борделе, то ли среди дешевых потаскух, которых толкают заезжим европейцам. Скорее всего, второе. Европейцы любят восточных женщин. Экзотика.

– Эй, Халиф! – крикнул кто-то из соседней камеры. – Оттрахай его мамашу как следует, а потом пригласи нас в гости, чтобы мы тоже отведали!

Коридор наполнился громким хохотом. Надзиратель сделал шаг к решетке и положил руку на кожух дубинки, прикрепленный к ремню.

– Давно ты не отхватывал пару-тройку ударов по почкам, Хиббинс.

– Мечтаю о них сильнее, чем о раздвинутых ногах твоей мамочки. Думаю об этом двадцать четыре часа в сутки. Даже во сне.

– Какого хрена здесь происходит?

Второй надзиратель, ростом чуть пониже первого, но шире в плечах, подошел к приятелю.

– Хиббинс выкаблучивается, – последовал немедленный ответ.

– Он делает это каждый день на протяжении четырех с половиной лет, пора бы привыкнуть. – Второй надзиратель посмотрел на Ливия. – Заключенный номер D-489, на выход.

Халиф смиренно подождал, пока откроют дверь, отошел на шаг и протянул руки, ожидая, что на запястьях закроются наручники, но провожатый мотнул головой.

– Пошли, пошли. Сегодня обойдемся без браслетов.

– Мы с тобой еще не закончили, ублюдок, – пригрозил первый надзиратель. – Я припомню тебе и мать, и сестру.

– Уверен, сынок. Не забудь про обещанные удары по почкам.

– А чтобы и ты не забыл, вот тебе приятный сюрприз напоследок. Сегодня ты остаешься без ужина и в ближайший месяц не получишь ни одной сигареты.

Второй надзиратель взял Ливия под локоть.

– Хватит трепаться, заключенный номер D-489. Вас ждут.

– Эй! – ожил Асад. – Так что насчет еды, черт побери? Или без ужина оставили Халифа, а в итоге наказали всю тюрьму?!

Заключенные в других камерах дружно застучали мисками по решеткам, требуя ответа. Первый надзиратель прошелся по коридору.

– А ну заткнулись все! – гаркнул он. – Еда будет через полчаса! И если хотя бы одна миска еще раз ударит о решетку, останетесь не только без ужина, но и без завтрака!

Провожатый увел заключенного номер D-489 в большую комнату, где между сменами отдыхали надзиратели, и вручил ему прозрачный полиэтиленовый пакет.

– Двадцать минут для того, чтобы привести себя в порядок, Хиббинс. Причешись и надень нормальную одежду.

– Вы решили наградить меня за хорошее поведение и устроить свидание с красивой женщиной? – улыбнулся Ливий, изучая содержимое пакета.

– У тебя встреча со старшим надзирателем.

– Я думал, что он заканчивает смену около пяти после полудня.

– Верно, – подтвердил собеседник. – Я повезу тебя к нему домой.

Халиф озадаченно кивнул, размышляя о том, что может означать такой поворот событий.

– Я буду послушным мальчиком.

– Очень на это надеюсь, а поэтому, как видишь, не заковал тебя в наручники – и не планирую. Я работаю здесь десять лет, но на моей памяти еще никто такой аудиенции не удостаивался. О чем бы вы ни говорили, беседа будет важной. И сбрей чертову щетину.

– Щетину? – удивленно переспросил Ливий. – А она-то в чем провинилась?

– Двадцать минут, Хиббинс. Я жду за дверью.

***

Неприметная служебная машина выехала за ворота тюрьмы и начала петлять по ночным улицам, удаляясь от каменного здания, в стенах которого Ливий провел последние четыре с половиной года. Притормозил надзиратель лишь один раз: сунул под нос дежурившему на контрольно-пропускном пункте охраннику удостоверение и передал бумагу с отпечатанным на машинке текстом. Охранник внимательно изучил документы и кивнул, жестом предлагая водителю ехать дальше. Когда городские пейзажи сменились полузаброшенной ухабистой дорогой и тянущимися по обе стороны от нее пустырями, Халиф, гадавший, где же кроется подвох, расслабился.

– Ты тоже в пригороде живешь, сынок? – обратился он к водителю.

– Еще раз назовешь меня «сынок» – и отхватишь по зубам, Хиббинс. Я повез тебя на короткую ночную прогулку, но в лучших друзей мы не превратились и вряд ли когда-нибудь превратимся. Я предпочитаю держаться подальше от такой швали, как ты.

– Откуда столько агрессии? Я задал невинный вопрос. Нужно же поддерживать разговор. В тюрьме я растерял навыки ведения светской беседы.

Сосредоточившийся на дороге надзиратель не ответил. Свет фар выхватывал из темноты отмечавшие расстояние столбы и засохшие растения. Ветер швырнул под колеса перекати-поле, черная кошка шарахнулась в кусты. Ливий припомнил, что на востоке не разделяют европейские суеверия по поводу этих животных, кое-где черные кошки считаются чуть ли не талисманом.

– На месте старшего надзирателя я бы тоже поселился за городом. Тишина, красота, чистый воздух, одиночество. Можно творить все, что хочешь. – Халиф глянул на спутника. – Молчу.

***

Полчаса спустя надзиратель остановил машину возле высокого каменного забора, но двигатель глушить не стал.

– Выходи, Хиббинс.

– Я пойду один? – уточнил Ливий.

– Сотрудникам тюрьмы сюда входить запрещено.

– Звучит так, будто за воротами особо секретный объект. Может, вы решили меня по-тихому пристукнуть, а до этого помучить всласть? Подходящее место, криков никто не услышит, и труп закопаете неспешно и со знанием дела.

– Свой запас словесной чуши на сегодня вы исчерпали, заключенный номер D-489. И запас моего терпения тоже подходит к концу. Если вы прямо сейчас не поднимете свою костлявую задницу и не пойдете к воротам, я закопаю вас в ближайшем лесу.

Выбравшись из машины, Ливий ступил на аккуратную дорожку, по обеим сторонам которой лежали ровные ряды крупной гальки. Надзиратель переключил передачу и отъехал метров на пятьдесят, а потом остановился у обочины, освещая дорогу тусклыми фарами. Час от часу не легче, подумал Халиф и постучал в ворота, воспользовавшись висевшим здесь же бронзовым молоточком, украшенным миниатюрной фигурой русалки. Мгновение спустя одна из створок приоткрылась, и в проеме показалась кудрявая голова хорошенькой девушки. Она была одета в короткую полупрозрачную тунику и держала в руке фонарь.

– Привет, – поздоровался гость. – Меня зовут Ливий Хиббинс. Я пришел к старшему надзирателю. Вы, наверное, его… – Он оглядел девицу еще раз. – Хм. Дочь? И как он позволяет вам разгуливать в таком виде, да еще и выходить к незнакомым мужчинам?

Девушка приоткрыла накрашенные ярко-алой помадой губы, недоуменно уставившись на Ливия, а потом звонко расхохоталась.