Все давно уже выполнили свои нормы, помогли отстающим, и теперь ждали автобусы. Группа людей, уставших и распаренных от солнца, сидела в тенечке. Не было ни сил, ни желания разговаривать, да и затянувшееся ожидание раздражало – всем хотелось домой. Вдруг тишину нарушил странный звук – все повернули головы. По другой стороне улицы шла баба, в одной руке у нее был топор, а в другой болталась курица вниз головой и кудахтала из последних сил. Баба дошла до ближайшего дома, который был как раз напротив ожидающих автобус, с маха закинула курицу на пень и так же запросто рубанула топором по ее шее. Толпа ахнула, а баба вразвалочку, не спеша, прекрасно осознавая тот эффект, который она произвела, понесла все еще болтающую крыльями, но уже безголовую, курицу в дом. За ними тянулся кровавый след. В толпе пронесся гул, и кто-то зловеще произнес: «Вот это баба!»

Володя посмотрел на Таню.

– Только не спрашивай, смогла бы я так! Конечно, нет!

– Да я и не думал это спрашивать, просто что-то сакральное в этом есть, как жертвоприношение.

И тут вдруг из толпы сидевших поднялась Люда, девушка из технологического бюро, медленно стянула с себя платье и осталась в купальнике из трусиков и лифчика. Она отделилась от толпы, повернулась к солнцу лицом и закинула руки за голову. Ее глаза были закрыты, а на лице блуждала улыбка, которая выдавала демонстративность и ее позы, и поступка.

– Что тут происходит, вначале курица, теперь эта сумасшедшая, – с недоумением сказала Таня.

– Тань, а она ведь красавица, – мечтательно произнес Володя.

– Ну да, вначале сакральное убийство, а теперь танец ведьмы. Прям, ритуал какой-то.

– Да ладно тебе, ведь интересно, – обнял жену Володя.

А Людмила на этом не остановилась. Она распустила свои белокурые вьющиеся волосы и расчесывала их пальцами рук, при этом грациозно склонившись в сторону.

– Тань, а ведь она прямо ожившая Венера, и фигура точь-в-точь, и кожа мраморная, – продолжал восхищаться Володя.

– Ага, сейчас баба с топориком придет и руки ей оттяпает, будет точно Венера.

– А ты злая.

– Зато ты добрый, сидишь и жену критикуешь.

– Ты что, Тань, я слова про тебя не сказал плохого.

– Ты же сейчас сравниваешь нас, все, что ты видишь хорошего в ней и произносишь вслух, ты не видишь во мне! У тебя же все на противопоставлении.

– Танюш, ты что, ревнуешь или хочешь поссориться? Мы же с тобой договаривались, что будем говорить друг другу только правду.

«Лучше бы соврал, на хрен мне такая правда», – подумала Таня, а вслух сказала:

– Да она же странная, я с ней училась в институте в одной группе. Ходит в очках с толстыми линзами, волосы в какой-то пучок убирает, одежда мешком. Однажды она вообще упала в аудитории, дверь открывала спиной, руки были заняты сумками, да силу не рассчитала, так и ввалилась в падении. Смеху было, а преподаватель помогал ей рассыпавшиеся овощи собирать.

Больше убеждая саму себя, Таня резюмировала:

– Да толстая она!

– Не скажи, под ее мешковатой одеждой скрывалось великолепное тело, – изрек Володя с преувеличенным пафосом.

– Автобусы! – закричали кругом.

Они ехали домой. Люда села одна на кресло впереди них. Таня положила голову мужу на плечо и задремала. Ей снилось, что она танцует. Она понимала, что это она, но тело было Людкино. Таня подумала, что она ничуть не хуже этой Людки. Волосы падали на ее лицо, она их красиво откинула назад, забросив руки за голову, как это делала Людка, и вдруг поняла, что у нее голова курицы. Таня во сне закричала и проснулась. Ее муж спал, а его голова упиралась в сидение перед ним и утопала в Людкиных волосах.

– А сон в руку, курица я, – подумала Таня.

Она сидела и смотрела на их головы, сплетенные Людкиными волосами, и рассуждала:

– Он совестливый конечно, вроде, любит меня, а мечтать будет о ней.  В постели, чтобы завестись, будет представлять Людкино мраморное тело, ее налитую грудь и крутые бедра, а сексом заниматься со мной. Чего там, она на самом деле хороша! Была бы я мужиком, тоже бы в нее втюрилась. Правда, с чудинкой она, так это тоже нравится мужикам. Надо же, не постеснялась перед всеми раздеться, а мой-то так и съедал ее глазами, да и не только мой, все! А разве это любовь, когда живешь с одной, а мечтаешь о другой. Это же надувательство, вранье! Кругом ложь! Вон спит, уткнулся в ее голову, и во сне, небось, ее видит. Всего год, как женаты, а уже вранье, даже хуже, чем вранье, он ведь правду говорит, что я не имею такого тела, как у Людки.

Таня продолжала разглядывать спящих мужа и Люду.

– Ишь, специально откинула голову назад, знала, что сзади мой Володька сидит, чтобы он любовался ее волосами. А он воспользовался, что я заснула, и прильнул к ее голове, небось, и волосы поглаживал.

Татьяна накручивала себя, продолжая рисовать страшные картины измены мужа.

– Как бы я хотела накрутить ее лохмы на руку, да оттаскать как следует, чтобы не уводила чужих мужей.

Автобус резко затормозил, Володя проснулся, с брезгливостью скинул с себя чужие волосы.

– Что это на мне! – возмущенно произнес он.

– Как что, это волосы твоей Венеры.

– Фу, какая гадость! Я заснул и ничего не чувствовал. А знаешь, что мне снилось?

– Догадываюсь!

– Нет, ни за что не догадаешься. Мы с тобой держались за руки и бежали по полю совершенно голые, а трава вперемешку с цветами была высокая-высокая, и щекотала нас, а мы смеялись.

– Это Людкины волосы тебя щекотали.

Володя обнял жену и прижал к себе.

– Злючка моя, я же по тебе с ума схожу, быстрее бы домой!

«Все-таки Людка его возбудила, – продолжала себя изводить Таня, – но с другой стороны, он же меня хочет. Ну ее к черту, эту Венеру-искусительницу. А Володьку своего никому не отдам!»

Автобус остановился. Таня с Володей, взявшись за руки, почти бежали в свой дом.

Алька шла между домами, сокращая дорогу, когда пронеслась стая собак, оббегая ее с двух сторон. «Семь штук!» – насчитала Аля, сжавшись от страха. Собаки бежали молча, но очень сосредоточенно, то сбиваясь в кучу, то разбегаясь парами, будто еще не определившись. «Собачьи свадьбы», – подумала невольно, а потом вспомнила уже о своем, вздохнула так жалостливо и обидно, что еще немного – и расплачется.

Да и было от чего!

Сашка, любимый и, как казалось, надежный, так ее обидел! Все было хорошо в тот вечер, они сидели перед телевизором обнявшись, щелкали пультом, на экране то стреляли, то целовались. А он возьми и спроси: