Все присутствующие были опрошены под протокол. Особое внимание было уделено тем, кто был возле кабинета актёра.

Жена сына Лидия Дарская оставалась в гостиной, что подтвердила домработница, которую попросил побыть с женой столкнувшийся с ней в дверях Сергей, после того как запинающаяся на каждом слове горничная попросила его подняться наверх.

Вера Никитична как раз собиралась узнать, когда же гости и хозяева сядут за стол.

Кухарка уже несколько раз сердито выговаривала ей по телефону, что обед давно готов и остывший он уже ни на кого не произведёт должного впечатления.

Вера Никитична ждала звонка хозяйки, но её телефон упорно молчал, вот она и отправилась лично узнать, в чём собственно дело.

Перепуганный Сергей едва не сбил её с ног и попросил побыть с его женой, пока он поднимется в кабинет отца.

Домработница предположила, что у хозяина прихватило сердце, но не сильно обеспокоилась. Ей было любопытно пообщаться со снохой Дарского. Молодая женщина сразу спросила, как её зовут, представилась сама и вела себя непринуждённо и просто.

«Не заносится», – с удовлетворением отметила про себя Вера Никитична. Она охотно рассказала молодой женщине, что в усадьбе Дарского есть оранжерея, где и выращиваются розы, орхидеи, лилии и многие другие цветы. Но ей лучше попросить свёкра или Снежану Эдуардовну, чтобы он отвёл её туда. А уж их садовник Черешня Иван Филатович непременно ей всё расскажет подробно.

Потом на сотовый Веры Никитичны позвонила кухарка и снова стала роптать. Домработница как могла её успокаивала: «Зинаида Марковна, тут непредвиденные обстоятельства, что-то с хозяином. С минуты на минуту всё разъяснится».

Кухарка Зинаида Марковна Лаврова тоже была допрошена. Но она вообще ничего не могла сказать по существу и постоянно возвращалась к вопросу о простывшем обеде. «Теперь его остаётся только выбросить», – сокрушалась пожилая женщина.

Наполеонов с удовольствием посоветовал бы ей этим обедом, пусть и остывшим, накормить находящихся в доме полицейских, но по уставу не положено. А жаль…

Так что группа уехала несолоно хлебавши – и без обеда, и без хотя бы одной стоящей версии гибели великого актёра.

К Мирославе Шура прибыл глубокой ночью. Но его всё равно накормили и выслушали. Даже зевающий каждые пять минут Дон оставался в комнате до самого конца.

– Убит сам Дарский? – с удивлением и сожалением воскликнула Мирослава.

– Или он сам себя убил, – вздохнул Наполеонов.

– Но почему?! Он купался в славе и деньгах! Его обожают миллионы зрителей! И, несмотря на его возраст, по нему сходят с ума толпы поклонниц.

– Никогда не понимал таких женщин, – проворчал Шура.

– Я тоже, – согласилась Мирослава, – но не в этом суть. Скорее всего, хозяин усадьбы всё-таки был убит…

– Но на ключе, вставленном в дверь, скорее всего следы его пальцев и крови.

– Дождись заключения экспертов, – сказала Мирослава.

– Дождусь, куда я денусь, – ответил Наполеонов, – но я предполагаю, что он пытался открыть комнату, однако у него не хватило сил.

– Зачем он её закрывал?

– Чтобы застрелиться!

– А смертельно раненный решил дверь открыть?

– Ну…

– Надо дождаться экспертизы, – согласился с Мирославой Морис.

– Естественно, – ответил Наполеонов. – Но посудите сами, окна в комнате закрыты, тайных ходов нет. Как убийца мог проникнуть в закрытую комнату, непонятно. В доме были: молодая жена хозяина, его сын с женой, домработница, горничная, кухарка, садовник, водитель, внучка домработницы.

– А не могли его убить после того, как открыли кабинет? – спросил Морис.

– Застрелили на глазах у всех? – усмехнулся Наполеонов.

– Да, незадача…

– А ещё родственники есть у Дарского?

– Есть. Дочь, зять, внук и дядя.

– Я читал, – проговорил Морис, – что Дарский, чтобы жениться на молоденькой, разошёлся с женой, с которой прожил сорок пять лет.

Наполеонов кивнул, с аппетитом поглощая, несмотря на позднее время, жаркое.

– Ещё в СМИ писали, что дочь не простила отца и ухаживает за матерью, – снова заговорил Морис.

– Дочери в момент гибели Дарского в доме не было, – буркнул Шура.

– Так же в одной из газет было написано, – не обращая внимания на бурчание Наполеонова, продолжил Миндаугас, – что Дарский поссорился с дядей и другом из-за своей женитьбы.

– Послушай, – не выдержал следователь, – когда ты успеваешь читать всю эту бурду?!

– Детективное агентство должно быть в курсе разных новостей.

– Бред! – фыркнул Наполеонов.

Морис не стал говорить ему, что на информацию о Дарском он наткнулся чисто случайно, когда они занимались совсем другим делом. Почему изучил её, Миндаугас не знал. Мирослава непременно бы объяснила это интуицией, а родная тётя Мирославы писательница Виктория Волгина обязательно присовокупила бы что-нибудь насчёт Вернадского с его ноосферой. Поэтому Морис предпочитал не распространяться на тему своего интереса к тому или иному материалу.

За окном светила луна, почти прижавшись лбом к стеклу террасы. Шура допил чай и сладко зевнул. «Сегодня придётся обойтись без песен», – промелькнуло у него в голове, и он почувствовал, что начинает засыпать прямо за столом.

Спать легли поздно. А вставать пришлось как всегда…

Утро распускалось точно цветок после ночного сна, один за другим распрямляя лепестки сначала прозрачно-серебристые, затем розовые, а потом покрывающиеся пыльцой золота солнечных лучей.

На работе Наполеонова поджидали неутешительные выводы экспертов. Следов пороха на руках актёра и при пристальном изучении не обнаружено. На ключе отпечатки актёра и больше ничьих нет. На пистолете тоже.

На ящике письменного стола имелись только свежие отпечатки Дарского. Да и в кабинете только его пальчики…

«А вот это уже странно… – подумал следователь, – в кабинет должны были заходить другие люди, та же жена, горничная. Куда же делись отпечатки их пальцев?»

Наполеонов решил позднее ещё раз поговорить со Снежаной Эдуардовной. И созвонившись, отправился в дом Дарских ближе к вечеру. Несмотря на то что стрелки приближались к восьми, солнце и не думало склонять свой яркий лик к горизонту.

Вдова сама встретила следователя у ворот, подождала, пока он припаркуется, и провела его в библиотеку, объяснив, что это самое тихое место в доме.

Наполеонов удивился: «Кому в доме шуметь, если нет ни детей, ни животных, не обслуге же резвиться в эти траурные для дома дни». Но вслух он, разумеется, ничего не сказал.

Снежана предложила следователю кофе, но он отказался и попросил простой воды.

Хозяйка открыла находившийся здесь же в библиотеке бар и достала бутылку минеральной воды и два стакана. Наполнив их, она пододвинула один из стаканов Наполеонову.

Следователь поблагодарил и чуть ли не залпом выпил его. В библиотеке, видимо, работал не бросающийся в глаза кондиционер, так как уличной жары здесь не ощущалось.

Хозяйка пила свой стакан воды не спеша и из-под опущенных ресниц рассматривала следователя. По её внешнему виду можно было судить, что в успех расследования она не верила, а от полиции ожидала только досадных проволочек.

– Я не задержу вас надолго, – сказал Наполеонов, – у меня к вам несколько вопросов, из-за которых мне не хотелось вызывать вас в такую жару повесткой.

Она кивнула, то ли соглашаясь, то ли просто выражая признательность за заботу.

– Как вы объясните то, что в кабинете вашего мужа нет отпечатков пальцев других людей, даже ваших и горничной?

– Очень просто, – ответила Снежана, – муж не любил, чтобы кто-то заходил в его кабинет.

– Даже вы?

– Да.

– И вы никогда не входили в кабинет мужа? – не поверил следователь.

– Входила иногда, но дальше порога не шла, – ответила она нехотя.

– Но горничная должна была там убираться, пыль вытереть, пол протереть.

– Муж в своём кабинете убирался сам.

– Интересно, – пробормотал Наполеонов, он тоже по мере возможности сам убирался в своей комнате, но ведь он не великий актёр и не владелец загородного дома.