Сергей был не на шутку взволнован. Ведь это о его семье и о нём рассказ. Именно о нём. Получается, из этой жизни, жизни нормальных людей, он исчез по своей воле. А его родная бабушка искала.

Жил бы сейчас припеваючи – на завод, фабрику поутру ходил, друзей имел, не подельников, друзей. Может, женился, на такой как Алёна. Может, и сын у него сейчас рос бы.

Словно пелена на глазах.

Покрутил головой. Всё стало на место: ресторан, музыка, Алёна… А ещё: подельники, бабло…

Девушка тронула за руку:

– Павел, очнитесь…

Опять крутанул башкой:

– Да всё в порядке, но уж больно история тяжёлая. За душу взяла.

После рассказа Алёны ни пить, ни есть сил не было. Хотелось просто побыть одному.

Николай Грач лишь к ночи вернулся домой. Домашние с ума сходили, Ольга все дни, что мужа не было дома не спала. В милицию ходила, больницы, морги обзвонила, по знакомым пробежала. Всё попусту, следов супруга нигде не было.

И вот явился. Избитый, в грязной одежде, растерянный и подавленный. Разве на такого прикрикнешь, мол, где шлялся. Ольга поняла, произошло что-то из ряда вон выходящее. Ни о чём не расспрашивая, раздела мужа, налила ванну, помогла влезть в горячую воду. Всё делала молча, деловито, но когда увидела синяки, царапины на теле, огромный кровоподтёк под правым глазом, сплошную синеву в области груди, зарыдала.

Николай протянул руку к поникшей голове жены, погладил.

– Тихо, Оленька, детей разбудишь. Всё в порядке, я дома, живой, как видишь.

Спустя полчаса они сидели на кухне. Врача Грач вызывать категорически отказался, мол, переломов нет, да и ладно, а вот Сереброву позвонил. Иван Андреевич, по сути, первым узнал о пропаже одного из ведущих своих специалистов, Ольга сообщила, и, естественно, был встревожен. Исчезновение Николая Грача вполне закономерно он связывал с переходом к нему прав собственности и формированием на предприятии новой команды управленцев.

Николай, извинившись за поздний звонок, коротко рассказал о произошедшем и, понимая тревогу Сереброва, в разговоре высказал уверенность, что случившееся никакого отношения к делам завода не имеет.

– Иван Андреевич, я вам завтра всё подробно расскажу, только вот что, не хотел бы приходить на завод, больно вид неприглядный, синяки на теле под одеждой не видно, но вот лицо… маску на физиономию не натянешь.

Серебров понял ситуацию.

– Николай Петрович, не тревожьтесь, утром сам к вам подъеду.

Ольге Николай рассказал всё и в красках и подробностях, всё, буквально до мелочей. Супруга, несмотря на молодость, была мудрой женщиной. Она с ходу предложила Николаю на время уехать из города и, может, даже попросить Сереброва организовать его защиту, частную или через милицию. Предложение уехать вполне разумно, он даже знал, куда отправиться, но вот насчёт милиции были большие сомнения, не хотел Николай заявлять о своём насильственном похищении. И не деньги, что всучили ему перед тем, как выгрузить на дороге, причина, нет, просто понимал, похищение – случайность, бандюганов вряд ли найдут, тем более расплодилось этих тварей бесчисленно и милиция их не всегда ищет.

Наутро приехал Серебров. Приехал не один, с врачом. Пока Иван Андреевич пил чай с Ольгой, врач осмотрел пациента, переломов не выявил, над ссадинами поработал, высказал вероятность сотрясения головного мозга, но это можно было точно установить в стационаре.

Грач в больницу категорически отказался, на что доктор вполне резонно ответил:

– Тогда советую покой, недельку отлежитесь, надо, больничный выпишу. Если на люди будете выходить, рекомендую тональный крем. Впрочем, недельки хватит, чтобы синяки ушли, кроме, пожалуй, вот этого…

Доктор пальцем потрогал синяк под глазом.

– Ну да, этот подарок полмесяца точно повисит.

Пожелав пациенту здоровья, врач подозвал Ольгу, написал список лекарств, которые следовало купить для ускорения выздоровления, и ушёл.

Сереброву Грач обстоятельно рассказал всё, рассказал и о всученных в последний момент деньгах. Иван Андреевич согласился, что произошедшее – трагическая случайность. Согласился также с тем, что Грачу не следует на заводе появляться.

– Ольга сказала, вы намерены временно уехать? И куда, если не секрет?

– Какой уж секрет. В Новосибирск, в области мать проживает, больше десятка лет не виделись, у неё побуду.

Серебров оживился:

– Мудрое решение, но предлагаю выехать не на недельку, а минимум на две, и не в отпуск, в командировку. С тамошними промышленниками у меня хорошие отношения, а с руководителем областного исполкома учились вместе. Правда, сейчас в местном самоуправлении чехарда, но Пётр Сергеевич сильный мужик, молодой, надеюсь, не только в должности, как бы её теперь ни называли, останется, но может и подрасти. Что надо сделать, с кем встретиться, подробно отпишу, записку завтра привезут вместе с командировочным предписанием и деньгами. Ну и в Новосибирск отзвонюсь. Идёт? Только вы вот что, в первую неделю у матери посидите, а то Сергеич испугается, такую вот красоту под глазом увидев.

Серебров рассмеялся. Рассмеялся с облегчением, синяк синяком, но всё произошедшее с Грачом завода и его личных интересов не касалось, и это успокаивало.

Утром следующего дня Николай Грач был в пути.

Ночь для Корня прошла тревожно.

Вспоминая рассказ Алёны, скрипел зубами – жаль себя, ведь сам свою судьбу выстроил. Как всё в исходное вернуть? Никак. Не вернёшь… Что было, то было, висит клеймо – ВОР! И при огромном желании его не смоешь.

Старушку жаль. Вот если бы он здесь жил…

Да не жил он здесь! Хаты брал, людей грабил, кутил, пьянствовал, забот не знал – ни о старушках, ни о родителях. И никаких дум.

А думать стоило.

Алёнка… Такая девка… Такая… Вкалывает с утра до позднего вечера, старикам сопли подтирает, обхаживает, они для неё родные, и она им не чужая. А вот если бы он здесь жил, то она с ним была, это точно.

Размечтался…

Кому нужен фраер дешёвый…

Закемарил Корень лишь под утро. Очнулся часов в одиннадцать. Голова болела, перед глазами туман. В памяти обрывочные картины ночных переживаний и только.

А если от них избавиться? Просто попытаться о них забыть. Что останется?

Встал с кровати, попытался размяться: руки вверх, руки вниз, головой повертел. Не идёт. Лень и апатия… Сел к столу, взял бутылку с минералкой, глотнул из горлышка. Чуть полегчало. Грохнул руками по столу.

Да пошло оно всё…!!!

И себе вслух:

– Мудак! Последний идиот. Надо идти к старухе, всё ей рассказать, а там будь что будет!

Вечером Корень был у дома Антонины Митрофановны. Прошёлся туда-сюда, на лавочке посидел. Тяжело вздохнул и к двери.

Старушка долго не открывала, терпеливо ждал, знал, она дома. Как и в первый раз, щеколда звякнула, дверь открылась. Старушка мельком глянула на него, кивнула, здороваясь, и, развернувшись, засеменила в комнату.

Послышалось:

– Дверь прикрой, дом застудишь.

Аккуратно прикрыл входную дверь. Скинул пальто, руки потянулись к вешалке.

Опять сами потянулись…

Выдохнул, как штангист перед помостом, вошёл в комнату и от двери выпалил:

– Не Павел я. Меня зовут Сергей, Сергей Коренев. Родился здесь, в этом доме, в шестнадцать лет сюда приезжал…

Сделал несколько шагов к креслу, перевёл взгляд на лицо старушки и осёкся. Антонина Митрофановна была бледна как простыня. Руки с напряжением сжимали подлокотник, пыталась вздохнуть, но только хватала воздух ртом. Правая рука потянулась к тумбочке с лекарствами. Серёга понял: надо помогать. Упал на колени, принялся судорожно хватать пузырьки с жидкостями, блистеры с таблетками. Увидел флакончик с валерьянкой, взял, накапал в стакан с водой десяток капель и буквально всунул в немощную холодную руку. Старушка сделала несколько глотков, попыталась поставить стакан на место, чуть не уронила. Прикрыла глаза, откинула голову на спинку кресла.