Лицо Кошона густо покраснело, инквизитор смертельно побледнел.

- Ну, Жанна, что было бы, если бы мы тебя положили под раскаленные щипцы? Видишь ли, иногда дьявол освобождает жертву, если ей причиняют боль, - он посмотрел на нее сквозь узкие щелочки глаз, от него не смогло ускользнуть ни одно движение ее лица, ни малейшее подрагивание рук.

- Даже если бы Вы оторвали мне руки и ноги, и душа моя отлетела, я не сказала бы Вам ничего иного! А если я все же скажу что-нибудь по-иному - то тут же заявлю, что Вы меня к этому принудили! - ее покинули печаль и страх, с гордо запрокинутой головой и решительным взглядом стояла она перед ним.

- Посещали ли тебя голоса со вчерашнего дня? Не иначе, как нечистый укреплял в ней твердость духа.

- Да. Архангел Гавриил, - это имя обнадеживающе реяло в камере человеческих злодеяний. Лемэр отвернулся, палач свирепо раздувал огонь.

- И что он тебе сказал?

- Я спросила, сожгут ли меня, и голос мне ответил: "Полагайся на Господа, Он поможет тебе", - глаза ее сияли, как две звездочки.

Раскаленное железо приблизилось, палач приготовился, он вопросительно посмотрел на епископа. Тот медлил. Затем подошел к двери, открыл ее и позвал стражников.

- Выведите ее. От пыток никакого толку не будет, - сказал он Лемэру, тяжело дыша. - Душа этой женщины слишком закалена дьяволом. Как по-вашему, Лемэр?

-- Никак. Мне хотелось бы только выйти на свежий воздух.

Богиня Юстиция

Три дня спустя Уорвик пригласил к себе епископа Бове. Тот вошел к нему в комнату, и едва паж успел закрыть за ним дверь, англичанин начал ходить по комнате взад-вперед, сжимая кулаки, и кричать.

- Вот что происходит от Вашей медлительности! Разве Ваши попы не могут сделать то, что им говорят? Проклятое свинство! А что будет, когда Карл, этот трус, наденет штаны? Или Вы считаете, что мы можем целый год держать наши лучшие войска в Руане?

Епископу даже не предложили сесть, Уорвик же откинулся в кресле, не думая о своем визави.

- Ну, хотел бы я знать, сколько это еще будет продолжаться?

В переговорах с большими вельможами Кошон считал за правило проявлять тем больше спокойствия, умеренности и мягкости, чем сильнее уклонялся от них собеседник. Он начал издалека.

- Граф Уорвик, мне жаль видеть Вашу душу в таком волнении. Если бы я знал, о чем идет речь, я бы, вероятно, смог Вам помочь.

- А что? Вы ни о чем не слышали? Сегодня днем об этом чирикает с крыши каждый воробей. Ла Гир с несколькими крепкими парнями проник в город, чтобы освободить Жанну.

Теперь и Кошон забыл про свою выдержку, волнения последнего времени начали подтачивать его силы.

- Ла Гир? - воскликнул он. - Жанна? Какой ужас! И что теперь?

Уорвик, прищурив свои гневные глаза, любовался смятением епископа, это был бальзам для его яростного нрава.

- Разумеется, наши люди его поймали, он сидит в башне и так скоро от меня не уйдет. Но кто может поручиться за то, что это не повторится? Граждане оказывали ему содействие, вся Нормандия против нас, потому что Вы все еще размышляете, можно ли назвать ведьму безбожницей! Потому что Вы хотите провести "прекрасный" процесс! Так долго не тянули даже в Констанце с Яном Гусом.

Кошон разгладил складки своего фиолетового одеяния, а затем с сожалением вскинул брови.

- Я не могу судить о том, как провели процесс наши коллеги в Констанце. Как бы там ни было, наш процесс, который может Вам запомниться, граф Уорвик, должен быть проведен с соблюдением всех формальностей. И герцог Бедфорд...

- Остановитесь, епископ. Не следует вмешивать в это дело герцога Бедфорда!

- Что ж, я полагаю, в разговоре с глазу на глаз мы можем называть вещи своими именами. Впрочем, как Вам угодно. Позволю себе заметить, что о законности церковного процесса, о форме и времени его проведения можем принимать решения только мы, служители Церкви. Если же Вы хотите свести дело к государственной измене и устранить изменницу, то здесь, естественно, можно действовать проще, граф Уорвик. Но там, где Вы полагаетесь на авторитет Церкви, ибо только ее суждение в состоянии прозвучать на всю Европу и окончательно уничтожить Карла, Вы должны проявлять терпение. Церковь избегает кровопролития, и Церковь обладает выносливостью. Прежде, чем она проклянет одну из своих овечек, она должна довести до сведения всех, что спасти эту овечку было невозможно.

Уорвик отчасти в нетерпении, отчасти в знак примирения коснулся кончиком своего хлыста для верховой езды руки Кошона.

- Не хотите ли Вы этим сказать, что, чего доброго, причислите Жанну к лику святых, а? - он благодушно засмеялся, его гнев уже рассеялся, но Кошон продолжал восседать на своем стуле с важным и оскорбленным видом.

- Ваша ирония, граф Уорвик, несправедлива. Я вижу, что Вы с презрением относитесь к работе, проделанной мною за одиннадцать месяцев. Если Вы хотите иметь председателя, лучшего, чем я...

- Ерунда, - взорвался Уорвик, - вы, французы, не понимаете шуток. Эй, что там?

Один из слуг поднял занавес, в комнату на коротких ножках с до смешного маленькими ступнями уже с достоинством входил Бедфорд. За ним шел какой-то господин в одежде ученого.

- Благодарю Вас, Уорвик, за известие, касающееся Ла Гира. Хорошо, что Вы здесь, епископ. Кстати - знакомы ли Вы с нашим английским другом? Доктор Питер Маколей, юрист из Оксфорда.

Питер и Кошон поклонились друг другу, а после того, как Бедфорд дал им знак, сели.

- Поскольку Ла Гир предпринял эту попытку, - начал герцог на своем монотонном французском языке, - следует полагать, что со стороны Карла не нужно опасаться какого-либо нападения. Случилось именно то, о чем я думал: чисто личная попытка Ла Гира освободить Жанну И все же мы должны учитывать, что такие попытки могут возобновиться. Следует принимать во внимание и настроение горожан, которое, - Бедфорд повернулся к Кошону и вскинул свой крючковатый нос, - совершенно неблагоприятно для нас. Ходят слухи, что некоторые судьи не согласны с Вами, господин епископ.

Кошон также запрокинул голову.

- Господин герцог, смею сообщить Вам, что наше обвинительное заключение, составленное с полным единодушием, направлено в Париж на экспертизу. Пока оттуда придет решение, мы уже сможем вынести приговор. После этого должно прозвучать общественное требование к Жанне покаяться. Народ сможет убедиться собственными глазами и ушами в том, что церковные судьи учли крайние пределы возможного. Затем будет объявлено наше проклятие, а женщину передадут Вам для наказания.