- Да, отец Ален, даже если мне для этого придется много проехать верхом, я успею. Могу я пожертвовать кое-какие деньги для бедняков из Вашего прихода? - он положил кошелек на стол с на редкость робким, почти извиняющимся смирением.
Городская стража еще не успела прокричать о наступлении полуночи, когда отец Ален, едва заперев за гостем дверь, выпил еще один, последний глоток, вино было его слабостью. При этом он взглянул на кошелек. До чего же он тяжел - отец Ален готов был поклясться всеми святыми! Он открыл кошелек. Монеты из чистого серебра, ими можно было наполнить блюдце. Столько денег отцу Алену не приходилось видеть целых полгода. Теперь он мог купить пару новых башмаков для вечно жалующейся Мадлен; а может быть, и для себя, так как его башмаки не годились для зимы. Еще нужно было помочь вдове из переулка, где жили канатчики, и пятерым ее крикливым озорникам, а может быть, также и хромому кузнецу за углом. Усмехаясь, Ален лег спать, на отдых оставалось всего пять часов.
Но сон не приходил к нему, а когда, наконец, к утру он погрузился в легкую дремоту, ему приснился страшный сон. Он увидел темный подвал, в котором извивались змеи, со змей текла кровь. Они превратились в кишки, где-то стонали дети в предсмертной муке, но их не было видно, затем появился Жиль с иссиня-черной бородкой и ужасным злым взглядом, глубоким как бездна.
Отец Ален проснулся от собственных стонов. Настало время идти служить мессу. Солнце только что поднялось над горизонтом, и было так хорошо смотреть на него после ночных призраков. Он встал с кряхтением, одряхлевшие руки и ноги болели, и лишь теперь он осознал нечто странное: бледное лицо Жиля с кроваво-красным ртом, которое со вчерашнего дня непрестанно его преследовало, внушало отвращение - настолько сильное, настолько подавляющее, какого каноник не испытывал ни к одному убийце или злодею. Он умылся свежей водой, кувшин с которой Мадлен поставила ему под дверь.
Так что же все-таки здесь кроется?..
Не прошло и часа, как отец Ален стоял у алтаря с тяжелым, полным терзаний сердцем. Ему следовало найти другие слова в разговоре с этим человеком, более угрожающим тоном взывать к его совести, более сурово предупреждать его. Ибо, несмотря на смирение, щедрость и благочестие Жиля де Рэ, в нем сидел дьявол высокомерия. Устами этого рыцаря говорило нечто новое, жуткое, богохульное, то, чего отец Ален никогда не встречал за все сорок пять лет своей службы. И это дьявольское сегодня же должно было возвратиться к Жанне, быть рядом с ней завтра и в последующие дни - рядом с Жанной, ангелом-хранителем Франции.
Когда каноник при мерцающем свете алтарных свечей достал из золотого кубка гостию для Жиля, у него так дрожали руки, что он испугался, что она выскользнет. Только когда он произнес слова: "О Господи, я недостоин, чтобы Ты вошел под мой кров, но скажи лишь слово..." - он понял, что за всю свою долгую жизнь никогда еще так пылко не молился; да простит Христос этого грешника, у которого, кажется, все-таки меньше грехов на совести, чем у многих других людей, приходив к отцу Алену исповедоваться.
Англичанин
В Жанвиле, в штабе генерала Талбота только что пообедали. Со столов убрали посуду, так как совет должен был заседать в той же комнате, а комната была тесная.
Сэр Джон Фальстолф, одержавший последнюю победу англичан в феврале, до того, как появилась Дева, - тот самый Фальстолф, который был выведен в шекспировских драмах как Фальстаф, хотя изображен с большой творческой свободой, - нетерпеливо ожидал, когда ему предоставят слово.
Как только Талбот закончил свою речь, Фальстолф сказал, что не следует преуменьшать огромных потерь, понесенных англичанами под Орлеаном и после Орлеана. Только в Жаржо было убито одиннадцать тысяч человек. Нужно вырваться из тупика и выиграть время. Войско французов намного увеличилось, при несчастливом стечении обстоятельств все завоевания последних лет могли быть утеряны. Он предложил начать переговоры и так затянуть их, чтобы герцог Бедфорд успел подойти с новым подкреплением; по слухам, архиепископ Режинальд не против компромисса.
Талбот, человек с орлиным носом и властными глаза
, скорее смельчак и сорвиголова, чем стратег, был мучим жаждой отмщения за бесславное отступление из-под Орлеана.
- Клянусь, что мы застанем французов врасплох, как только столкнемся с ними. Пусть французская ведьма занимается дьявольскими искусствами - клянусь святым Георгием! - это меня не волнует. Кто скажет по-другому - трус! - его взгляд скользнул по Фальстолфу и офицерам, сидящим за столом. - Мы должны стремиться к бою. Это мое последнее слово.
Фальстолф обиженно пробормотал, что о нем обычно вспоминают, когда уже поздно. Затем он встал и захлопнул за собой дверь.
Англичане выступили на следующее утро, они полагали, что столкнутся с неприятельской армией, как только пройдут через Божанси. Но Божанси был уже в руках французов, на равнине Ла-Бос англичан ожидали французы, выстроившись в полный боевой порядок. Они стояли на небольшом возвышении.
- Очень ловко, - злорадно сказал Фальстолф так, чтобы его слышал Талбот. Талбот приказал войску остановиться, и лучники, как это было принято, воткнули свои стрелы в землю наискось. Обе стороны застыли в ожидании, что противник начнет первым. Был вечер, солнце склонялось к закату.
- Вы согласны, что положение еще менее благоприятное, чем это можно было предположить? -- спросил Фальстолф с плохо скрываемой насмешкой.
Талбот в задумчивости помолчал.
- Мы могли бы попытаться дать бой.
Но посланные герольды привезли ответ, Дева сказала: Уходите и располагайтесь на ночлег, так как уже поздно. А завтра по воле Господа и Богоматери мы сойдемся поближе".
Талбот провел военный совет, и на этот раз большинство голосов было против него. В сумерках англичане отступали к Мену, городу, мимо которого прошли французы. Еще ночью он приказал собрать все щиты, какие только можно было достать, и даже снять с петель все двери в переулке, чтобы лучше вооружить наемников, выступавших на передней линии атаки.
На рассвете французы вышли на широкую равнину, покрытую лесом и кустарником, но никаких врагов не было видно. На разведку послали несколько десятков рыцарей, но они вернулись ни с чем.
