Мальчик Генрих, возможно, немногое понял из этого письма, но Бедфорд, действовавший от его имени, не желал из-за какой-то ведьмы терять свое господство во Франции. Он обратился с воззванием ко всем французским вельможам, которые поддерживали англичан и их союзников бургундцев: они должны были явиться в Венсен.

Пришли лишь немногие. Франция смотрела в сторону Орлеана, а Орлеан был освобожден. Сам Господь дал знамение. Впервые глухое негодование против англичан вспыхнуло под пеплом отчаяния. Приор кармелитского монастыря в занятом англичанами Реймсе сказал: "Никогда ни один англичанин не был королем Франции, и никогда ни один англичанин им не будет!" Не потребовалось устраивать над ним судебный процесс, с каждым днем все умножалось число тех, кто действовал в соответствии с его словами. Во дворцах и хижинах люди рассказывали о Жанне, в церквах в честь победы под Орлеаном раздавался звон колоколов, в Регенсбурге жители платили шестнадцать грошей, чтобы увидеть портрет Жанны, не имевший с ней никакого сходства.

"Как только это произошло, Жанна вместе со своими людьми направилась в Тур в Турени; в то время туда должен был явиться король. А Дева туда приехала раньше короля, и она взяла в руки знамя и поехала навстречу королю; и когда они встретились, Дева склонила голову так низко, как только могла, король же тотчас приказал ей встать, и думают, что он ее даже поцеловал от радости. Это случилось в среду после Пятидесятницы, и пребывала она у него после этого до 23 мая. Тогда король стал держать совет, что ему делать, ибо Дева всегда хотела повести его в Реймс и короновать его, и сделать его королем. Тогда послушался ее король и отправился в путь".

Так писал в Германии Эберхард фон Виндеке. Но Виндеке был казначеем императора Сигизмунда и получал только официальные сообщения, приходившие из Франции. Действительность же выглядела по-иному. Карл получил известие о победе, все еще пребывая в Туре, оп встретил Жанну, как только она приехала из Орлеана, и обнял ее. Но ничто не содержало намека, что он спешил короноваться в Реймсе. Он запирался со своими советниками и часами с ними совещался. Прошло три, четыре, пять дней, прошла первая неделя.

- Благородный дофин, прошу Вас, не проводите таких долгих совещаний! умоляла Жанна. - Поезжайте в Реймс короноваться, я сгораю от нетерпения, голос девушки дрожал. Карл смотрел на нее своими маленькими глазками, как бы извиняясь, он был исполнен страха и нерешительности.

- Жанна, между этим городом и Реймсом еще столько крепостей и неприступных городов.

Девушка замолчала, затем она обратилась к епископу.

- Во имя Господа, я знаю, о чем Вы думаете и что бы Вы хотели узнать: что говорит голос, который я слышу... Скажу Вам, что я, как обычно, погружаюсь в молитву и, если жалуюсь на то, что никто мне не верит, я сразу слышу голос, который говорит: "Дочерь Господня, иди, иди, иди! Я помогу тебе, иди!"

Епископ Режинальд сидел неподвижно, приложив руку ко рту, из-под полуприкрытых век он не видел взгляда Жанны. Когда она стояла перед ним, он был склонен ей верить - но было и другое, о чем следовало подумать. Конечно, Орлеан освобожден. И, разумеется, заслуга Жанны во всем, что касается сроков и подробностей этого освобождения, вопреки воле главнокомандующего и даже вопреки указаниям короля. Теперь она, так же вопреки мнению двора, настаивала на необходимости похода на Реймс. Реймс был в руках англичан, а по пути туда на протяжении трехсот миль лежали территории, занятые врагом. Если бы поход потерпел неудачу, Карл стал бы предметом осмеяния и врагов, и своих; если бы поход все же удался, чего почти никто не ожидал, то разве не стали бы в последующие века говорить, что Карл Седьмой обязан своей короной крестьянской девушке? А он, архиепископ Реймсский, смог осуществить величайшее дело в своей жизни лишь потому, что девушка способствовала этому?

Режинальд Шартрский, архиепископ Реймсский, ощущал себя политиком по призванию. Наследник богатого отца и троих братьев, нашедших свою гибель в страшной битве при Азенкуре, в которой французы потерпели поражение, он участвовал в Констанцском Соборе, имея высокий церковный титул посланника Карла VI. Он вел крайне затруднительные и щепетильные переговоры с императором, с князьями Церкви, с французскими и бургундскими вельможами еще в те годы, когда дофин Карл был ребенком. Теперь ему пришлось признать, что ситуация полностью изменилась со времени Шинона. Освобождение Орлеана снова придало французам мужества и разрушило легенду о непобедимости англичан. На основании этого с англичанами, вероятно, можно было пойти на компромисс, разделить страну и окончить войну. Но сделать это мог только он. Правда, можно было связаться и с Тремуем, потому что король его слушался и потому что он мог исключить из игры девушку. Однако, для дипломатических переговоров Тремуй не годился: слишком много убийств было на его совести, когда же он заключал договоры, то преследовал только личную выгоду. Что же касается Карла, то он не мог ни принимать разумных решений, ни самостоятельно действовать, а когда на него оказывали давление, он становился строптив: не следовало допускать, чтобы Жанна влияла на него. Лучше всего было бы занять девушку безопасными, но выгодными делами, поручить ей осаждать города, лежавшие на пути в Реймс. Тем самым можно было выиграть время.

День за днем Жанна стучалась в дверь короля, она становилась перед ним на колени.

- Благородный дофин, дайте мне знать, почему Бы все еще не решаетесь идти в Реймс, прошу Вас!

Карл беспокойно ерзал на стуле, скрестив руки и стараясь не смотреть на Тремуя, который с умышленной невежливостью сидел в стороне.

-Потому что у нас нет денег на то, чтобы держать войска в боевой готовности. Мы должны распустить армию.

- Тогда позвольте мне собрать другую!

- Без денег? - насмешливо спросил Тремуй из своего угла.

- Даже если бы у нас были деньги, нам потребовалось бы шесть недель, чтобы создать новую армию, - сказал Гокур, которому совсем не нравилось то, что битва была выиграна, поскольку его оттеснили от городских ворот.