Я свалился на пол, тяжело дыша. Полежал немного, потом переполз на диван, чтобы подсчитать понесенный урон.

К моему удивлению, долговременного урона не обнаружилось. Конечно, я был выбит из колеи, но вполне здоров и даже свеж, разве что шея после тисочного зажима побаливала.

Убедившись, что нисколько не пострадал, кинулся к заветному файлу. Хотя беспокоиться было не о чем. Если бы стеклянный луч в самом деле перемешал в файле все символы и невообразимую кучу-малу, и тогда бы ничего страшного не произошло. Копии файла хранились на паре хостингов: если что и будет потеряно, то лишь текущая редакторская правка. Представить, что стеклянному лучу под силу высосать файл не только с экрана монитора, но и с хостингов, при отсутствии открытых вкладок, было сложно.

Как я и подозревал, ничего не случилось – даже с основным файлом. Файл был на том месте, где я его оставил: на экране, в открытом Ворде. Оставалось только гадать, каким образом символы из него возвратились из моей головы на положенные им, исконные места – я сам видел, как символы срывало с экрана, словно тонкой искрящейся трубой пылесоса, а потом подавало по лучу в направлении моей головы. Не знаю – возможно, это было видение.

Оставалось проверить главное – способность проникать в ММ. Как только моя голова освободилась из стеклянных тисков, я инстинктивно выключил мозговую связь. Пытался и до этого, но не удавалось. Следовало убедиться, что приобретенные сверхспособности не утеряны. Я надеялся на благополучный исход, поскольку стеклянные лучи, символизировавшие для меня эволюционный скачок, находились в нормальном рабочем положении.

Без всякого труда я зашел в собственное ММ. Там все осталось по-прежнему. Хотя… Мне показалось, что разноцветные синаптические нити сделались немного ярче и начали пульсировать – совсем незаметно, с частотой в одну-две секунды, но начали. На размышления над произошедшим эффектом не оставалось сил.

Я принял душ, раздвинул диван и свалился на него, как убитый.

На следующий день я сидел на своем рабочем месте, в фирме «Сигнал-Монтаж», и размышлял, что со мной такое случилось – имею в виду, прошлым вечером. На ум ничего не приходило, на работу не осталось сил. Просто сидел перед монитором и пролистывал, одну за другой странички раскрытого файла, не вникая в содержание и вообще опустив взгляд к клавиатуре.

Экспериментов не проводил – напротив, раздумывал над чистовиком экономической теории: пора было за него поскорей взяться.

Еще раздумывал над тем, как бы сподручней разузнать у Светланы из маркетингового отдела, где она живет. Ножки у девушки красивые, но в отделе кадров завязок нет – спросить адрес не у кого. Не насчет ножек, а насчет адреса, конечно.

Во второй половине дня начальник – он с утра крутился в нашем отделе, что, в общем, было для него не свойственно, – вызвал на ковер. Я сразу насторожился, почуяв опасность, и не ошибся – вид у Селедкина был в самом деле угрожающий. Так-то он сидел спокойно и, как всегда, внутренне ухмыляясь. Но стреляного воробья на мякине не проведешь: я видел, что начальник взбешен и разговор предстоит не из приятных.

– Чем сегодня занимались, Иван? – спросил Селедкин, оскаливаясь.

На элементарных вещах я не палился, поэтому отвечал без запинки.

– С утра просмотрел пару договоров. Форс-мажора сегодня не предвидится, срочной текучки тоже нет, поэтому решил поизучать инструкцию по технике безопасности, на предмет повышения квалификации.

– И долго вы ее изучали?

– Несколько часов, а что?

Селедкин пропустил мое наглое «а что» мимо ушей, зато поинтересовался, как бы между прочим:

– Почему так долго, Иван?

– Что долго?

– Изучали инструкцию.

Я понял, что дело тухло – за мной шпионил Пашутин, замначальника по безопасности. Было известно о софте, позволявшем видеть экран проверяемого сотрудника. Но именно на этот случай я время от времени скролил файл, переворачивая страницы. Чтение инструкции, несмотря на немалый объем, заняло бы гораздо меньше времени, чем я просидел за инструкцией, но я знал ответ.

– Я в нее вчитывался, Сергей. Старался не просто прочитать, а представить, каким образом действовать на практике. Изучал самым внимательнейшим образом.

– Ах, внимательнейшим…

Я молча ждал, что мне будет предъявлено. Старался при этом быть мужественным, но выходило не очень. В конце концов, я ученый, а не Кожаный Чулок, привыкший встречать краснокожих разбойников лицом к лицу.

– А по моим данным, – продолжал рассерженный Селедкин, – вы несколько часов просидели, ничего не читая, в просто упершись носом в клавиатуру.

– Кто вам такое сказал? – выдавил я из себя.

В это время Селедкин пристально смотрел на меня, пытаясь проникнуть в самые задушевные глубины. И я смутился. И Селедкин увидел, что я смутился, и воспарил надо мной адским кондором с размахом крыльев более трех метров, если я правильно цитирую «Википедию». И я устрашился и приник к земле, пытаясь спастись от его смертельного взора. Короче, херня какая-то получилась.

В общем, Селедкин понял, что предъявленные обвинения правдивы. А я понял, что Селедкин в моей вине заранее уверен. Но я не смог изобразить что-либо спасительное – такое, что привело бы начальника к противоположному мнению. Единственное, я не понимал, каким образом спалился? Рабочее место расположено в углу офиса и заслонено монитором: никто из сослуживцев не мог ни увидеть экран монитора, ни определить наклон головы. Ко мне никто не подходил. Если предположить то, что я заподозрил с самого начала – шпионаж со стороны Пашутина, – то экран монитора жил своей жизнью. Время от времени на нем мелькали договоры, а инструкция по технике безопасности, открытая с самого утра, исправно скролилась – не очень быстро, но постоянно. Я попросту не мог спалиться.

– Если один такой рабочий день, и вы будете уволены, – сообщил Селедкин. – Запомните, Иван, с этого момента мне будет известно о каждом вашем шаге, каждом телодвижении, совершенном в рабочее время.

В глазах начальника плясали иронические чертики.

Я вспыхнул.

Сука начальственная, да он знает, с кем разговаривает?! Хотя откуда ему знать? Моя экономическая теория существует только в черновике. Но когда-нибудь, в отдаленном светлом будущем, внуки Селедкина станут изучать экономику по моим учебникам. А деда, известного откатчика и проходимца, поминать недобрым словом.

– Рад, что вы стараетесь идти клиентам навстречу, Сергей, – сказал я, поднимаясь со стула. – Хотя запрошенный процент на грани возможностей.

Как вы уже поняли, я повторил слова, услышанные во время прослушивания селедкинского ММ.

Это было наитие! О да, это было самое настоящее наитие, возможное только экспромтом и в самой экстремальной ситуации. И наитие подействовало. Я понял – нет, ощутил – это по тому, что Селедкин открыл рот, чтобы выговорить что-то, но из его горла донеслось лишь непривычное клокотание.

Я развернулся, чтобы выйти из кабинета, но услышал в спину, уверенное:

– Подождите, Иван.

Кажется, Селедкину удалось овладеть собой. Я остановился на полпути к двери.

– Присядьте.

Я присел, боясь проронить хотя бы слово. Любое неверное слово могло обратить ситуацию не в мою пользу, а мне этого не хотелось. С другой стороны, противоборствовать своему непосредственному начальнику в интригах казалось опасным: я относился не только к другой весовой категории, но и к другому виду спорта.

– Что вы сейчас сказали, Иван?

– Вы слышали, Сергей.

– Я немного не понял. О каком проценте вы говорили?

– О проценте на грани наших возможностей. Точнее, ваших.

Для верности я повторил несколько приметных фраз, которые запомнил из разговора Селедкина с контрагентом.

Начальник молчал, в тяжелых раздумьях – молчал и я. Внезапно Селедкин понял и вздрогнул от изумления. В этот же момент, с запозданием разве что в пару мгновений, очевидное дошло до меня.