– Все придумала? – только и решился спросить он чуть насмешливо.

– Еще в процессе, – коротко отозвалась Дина, тоже с легкой улыбкой.

– А давай в кино сходим, – предложил он.

– Давай, – ни секунды не думая, согласилась она (это тронуло его).

– Что смотреть будем?

– Там разберемся. Что, ты ожидал другого ответа?

– Хм, предпочитаю формулировку «все равно, только бы с тобой».

– Тогда считай, что я сказала именно это.

«Но ты ведь этого не сказала».

– Я написала рецензию.

– Ого! Даже это успела. Дашь почитать?

– Если захочешь, то конечно. Теперь я расправилась со всеми делами и открыта к любым предложениям. Можно прогуляться после фильма и пофотографировать пейзажи. Вчера смотрела в окно автобуса, все-таки меня впечатляет зимняя природа.

– Отлично, я «за».

– Степ.

– А?

– Ты отличный парень.

Дина произнесла это без всякого выражения, скорее констатируя, чем восхищаясь, но он, никогда не слышавший от нее ничего подобного, на секунду потерял дар речи.

– О… ты тоже… очень… ты великолепна.

– Думаю, мы начнем собираться где-то через полчаса, да?

– Э… да, конечно.

– Ты выглядишь обескураженным.

– Я просто не понимаю… не ожидал… в общем, растроган.

– Ничего особенного я не говорила.

– Это я… я много чего тебе не еще не говорил, – сбивчиво начал Степа. – Я ведь…

– Согласно Горацию, «сказанное слово не возвращается», – предостерегла его Дина. – Впрочем, это понятно и без мудрецов.

– Я просто…

– В какой кинотеатр идем? – Дина взяла друга за руку.

– В первый попавшийся.

– Очень вероятно, первым попадется тот, что через улицу.

– Тогда туда. На ближайший по времени фильм. Фотоаппарат не забудь.

– Сейчас возьму.

Глава 5. Жизнь впереди

«Смерть не есть зло.

Ты спросишь: что она такое?

Единственное, в чем весь род людской равноправен».

Сенека Луций Анней (Младший)

Антону стало намного легче. И физически (вечером он отмечал с друзьями возвращение приятеля из армии, теперь похмелье понемногу отступало) и морально. Весь предыдущий день, особенно после того как он выпил, почему-то тянуло позвонить Дине, но наутро он удалил ее номер из списка последних вызовов.

«Вот и все дела, – сказал себе Антон, допивая стакан кефира. – Хватит страдать ерундой. Нам не о чем говорить, мы почти не знакомы, она давно забыла о моем существовании… подумаешь, зацепила слегка… Понятно, чем – непохожестью на других, уверенностью в себе… и эта аура таинственности и силы… Но что я мог знать о ней после нескольких минут общения? Да, думаю, человек, интересный. Но, опять же, это всего лишь догадки. Теперь нет смысла об этом размышлять. Я ей никогда не позвоню, даже если очень захочу. И хватит уже… у меня полно других дел».

Если говорить по совести, не так уж много их было. Учебу Антон бросил – не понравилась специальность, в армию его не забрали из-за плохого зрения, подрабатывал он от случая к случаю. С друзьями встречался нечасто – в основном все были заняты, некоторые даже успели обзавестись семьями. А Антон все еще жил с родителями и, периодически назначая свидания девушкам, не видел ни одну из них в роли будущей жены – они, впрочем, и сами не жаждали серьезных отношений.

В целом Антон мало чем отличался от большинства. Не совсем урод, но явно не красавец; того, что называют харизмой, в нем тоже не наблюдалось. Не особенно успешный в своих начинаниях. Людей вокруг него вертелось достаточно, но по-настоящему близких, кроме родственников, – никого. Человеком Антон был скорее хорошим – искренним, тонким, понимающим. Только кому все это надо? Кто вообще видел его таким? Родители да старший брат (он же и лучший друг), с которым получалось общаться не так часто, как хотелось бы.

В начале студенчества брата настигла такая любовь (а его пассия с детства так хотела красивую свадьбу), что он, никого не слушая, бросил университет, чтобы освободить время для работы, быстро скопил денег… и в девятнадцать лет влюбленные стали мужем и женой. Естественно, брат съехал от родителей – молодая пара сняла квартиру. Теперь у них уже был двухлетний сын.

Вероятно, над мужчинами в семье Антона довлело какое-то особое проклятье, не позволявшее им задерживаться в высших учебных заведениях – его отец сменил место учебы целых четырежды. Но у него это шло от неспособности заниматься чем-то одним, желания успеть все сразу. Брату Антона надо было обеспечивать семью. А сам Антон… просто думал, что будет интересно, а оказалось – не его.

Он давно привык так ошибаться – и в людях, и в занятиях, и в привычках, и в суждениях… Несмотря на недовольство родителей, парень не спешил поступать в другое место – решил какое-то время подумать. И пока взял паузу. Курил. Читал книги. Иногда развлекался с друзьями. Иногда работал – кем попало, просто ради денег. Торчал в социальных сетях. Слушал музыку на большой громкости, когда никого не было дома. Существовал в своем ритме. И ждал.

В тот день к нему наконец пришло чувство, что – дождался. Но чего?

«Когда-нибудь я все пойму. А сейчас главное, что мне легче. Я выпил кефир. Голова проходит. И той девушке я не позвоню. И нечего слишком много размышлять о жизни. У меня все впереди, и все, что не получается, я исправлю…»

***

Похожие слова в то же самое время произносила Дина Степе, выходя с ним из кинотеатра:

– Подумаешь, убили его в конце… это просто фильм. Ты что так переживаешь, у тебя-то вся жизнь впереди.

– Могли бы и не убивать. Слезогонка какая-то, – отозвался Степа довольно резко. Он еле удержался от того, чтобы уронить пару слезинок над судьбой героя фильма – взял себя в руки только благодаря невозмутимости сидевшей рядом Дины, – и теперь ему было стыдно за эту слабость.

– Люди любят красивые трагичные истории. Все, переключайся. Мы оба живы, и жить тебе еще долго. Остальное – ерунда.

– И тебе – еще долго.

– Ну, это никому не известно. – Дина достала сигарету и, щелкнув зажигалкой, закурила. – Не так уж плохо уйти в начале пути. Или в середине.

– Эй, ты что, хочешь умереть молодой?!

– Не знаю. Иногда мне кажется… а иногда я почти знаю… прости, я не на ботинок тебе пепел стряхнула?

– Да какой пепел, подожди. – Степа тревожно заглянул ей в глаза. – Ты… чем-то больна? Только честно.

– Надеюсь, нет. Просто ощущение. Я и курить поэтому не бросаю. Впрочем, какая разница. Пока живы, надо жить. Только с умом.

– Ничего с тобой не случится, – уверенно проговорил Степа. – Потому что я уж точно этого не перенес бы, а у меня линия жизни длинная. Понятно тебе?

– Ты очень мил.

– А уж ты-то как. Можно тебя сфотографировать?

– Меня зачем. Такие следы на снегу причудливые. Такой у неба цвет странный – пепельно-серый… и черные голые ветви на его фоне… тут явно есть что снимать, раскрой глаза.

– А у меня они все равно только на тебя смотрят, – простодушно признался Степа и обнял Дину.

Нужны ли после этого другие признания?

– Ладно. Посвяти мне пару кадров – и хватит. Не жди, что я стану позировать. Как получится, так и получится.

Они вернулись довольно поздно – уставшие, замерзшие, но вполне довольные собой. Разувшись и даже не успев снять верхнюю одежду, Степа прошел в комнату, чтобы включить ноутбук и посмотреть получившиеся фотографии на нормальном экране.

– Ого, сколько мы нащелкали! Триста кадров! – изумился он.

– Ничего себе. Пойду чайник ставить, нам надо согреться… о, мне кто-то звонит. Судя по мелодии, это… Надя! – Дина бросила взгляд на часы. – Господи, что стряслось?! Если что, маршрутки еще ходят… – Она нащупала в кармане пальто сотовый и, нажав на кнопку, быстро поднесла его к уху. – Алло!

– Привет, дорогая. Я тебя не разбудила? Впрочем, в такое время – вряд ли… У меня все хорошо, ты не волнуйся.