Часть 1. Одна вторая плюс одна вторая

«Судьба сокрушает нас двояким образом:

отказывая нам в наших желаниях и исполняя их».

А. Амиель

– Прошу вас… позвольте мне попытаться…

– Об этом не может быть и речи, ясно? Мне и так не хватает здесь помощников… и вообще, не отнимай у меня время!

Она обернулась и крикнула одной из служанок:

– Энни, следующую сотню брошюрок!

«Брошюрки… – Он содрогнулся. – Еще сотня ранних смертей… а я никогда не смогу это предотвратить!»

– Госпожа. – На этот раз голос Роба звучал куда тверже, так что собеседница соизволила поднять голову от очередной книги и нетерпеливо уставилась на него.

– Что, появились новые доводы? Я же понимаю, почему ты так хочешь попасть на эту планету. Тебе скучно. Скучно вечно подносить мне книги, писать под диктовку истории чужих жизней и не иметь возможности прожить на Земле свою… Но пойми: это огромная честь для тебя – помогать мне. Я допускаю до себя лишь тех, кто вел образцовую, праведную жизнь более двух веков подряд.

– Я не помню своих прошлых жизней, госпожа. Но, вероятно, вы и захотели, чтобы я был праведником.

– Сколько раз тебе говорить: я не сочиняю судьбы, я чувствую их! К тому же в большинстве случаев у людей есть выбор. Если ты заметил, я стараюсь оставить им «развилки», запасные ходы – иначе они все давно стали бы марионетками. Но иногда бед просто нельзя избежать…

– Вам самой-то не больно заполнять младенцам брошюрки на пару десятков лет? – почти кричал Роб: раньше он не осмеливался повысить голос на Судьбу, да и едва ли кто-то из помощников на это решался.

Однако она, похоже, была не столько разгневана, сколько заинтригована непривычным обращением: несмотря на свою занятость, отложила наполовину заполненную книгу и полностью посвятила себя беседе.

– Остынь, мальчик мой. – Ее голос звучал необыкновенно мягко – это была уже не та Судьба, которая громко и властно отдавала распоряжения помощникам. – Таков закон.

– Несправедливо!

– Чего ты от меня хочешь? Видишь, мне, как всегда, некогда – надо заполнить вот это. – Она кивнула на только что принесенную расторопной Энни гору брошюрок.

– Я уже сказал – хочу попытаться лично помочь кому-то из обреченных.

– Обреченный есть обреченный, Роб. Есть те, кому просто грозят опасности, но этого можно избежать, а есть те, кому изначально отмерено не так много… вижу, ты хочешь возразить: я действительно вершу их судьбы, да, я рада бы их спасти, но чувствую, что они не жильцы.

– А я думал, вам просто бумаги жаль – страницы подклеивать, – отважно съязвил помощник. – Если кто-то знает о грозящих человеку опасностях, он обязан об этом предупредить. Разве нет?

– Вынуждена разочаровать тебя, друг мой. – Постепенно отвлекаясь от беседы, Судьба принялась мелкими буквами выводить что-то на обложке первой в стопке брошюрки. – Никто не помнит своих прошлых жизней. Ты отлично знаешь, что я могу послать тебя на Землю только младенцем – это означает, что в первые несколько лет ты в любом случае вряд ли сможешь вмешаться в чью-то судьбу. Да и потом, встретившись с кем-то из обреченных, ты не сможешь сказать им ни слова. Тебе будет просто нечего сказать: ты все забудешь.

На пару секунд Роб застыл с мучительной болью во взгляде, а потом медленно произнес:

– А сохранить мне память разве не в ваших силах?

– Этот закон я нарушать не собираюсь. Ты никак не поймешь – твоя затея совершенно… бесполезна. Если я чувствую, что человек уйдет рано, тут ничего не сделаешь.

– Но вы сами сказали, что оставляете «запасные ходы»! – вдохновенно перебил Судьбу Роб (неслыханная дерзость, но в пылу он этого даже не заметил). – Есть же у людей хоть какая-то свобода выбора! Значит, и шанс есть…

– Я же тебе только что… а, что с тебя взять! – Она махнула рукой. – Жаль, ты был хорошим помощником, расторопным…

– Вы можете сразу забрать меня обратно. Как только я выполню свою миссию.

– Возможно, я так и поступлю. Что ж… сейчас ты напишешь под мою диктовку брошюрку одной особы. Ей ты и будешь помогать. Но, если рассчитываешь на мое покровительство, тебя ждет разочарование. Я дам тебе единственный шанс ее встретить: упустишь – проживешь жизнь зря. Я буду только посылать тебе подсказки, которыми ты сможешь руководствоваться – если, конечно, разгадаешь их. И все. Ты родишься завтра утром. Ясно?

– Госпожа… – Роб попытался целовать ее руки, но Судьба царственно отстранилась.

– За что ты меня так благодаришь? Я всего лишь согласилась доказать тебе несостоятельность твоей же идеи. Даже не обещала, что не буду тебе мешать. Дерзай, я всегда любила деятельных людей… Записывай.

– Кто она? – с готовностью отозвался помощник, присаживаясь.

– Косарева Дина, Россия, город N. Родилась два часа назад. В прошлой жизни – преуспевающий бизнесмен, не женат, прожил шестьдесят три года, детей нет. В позапрошлой – потомственный дворянин, женат, трое детей, умер в семьдесят. Ранее – крепостной крестьянин…

– Одни мужчины, – подивился Роб. – И за что вы ее обрекли? Бизнесмен убил преуспевающего коллегу?

– Не умничай.

– Когда она умрет… то есть… должна умереть?

– Пиши дальше, увидишь.

– Госпожа…

– Ну что еще?

– А можно и я буду мужчиной?

– Уф-ф… я над этим подумаю. Пиши!

– Слушаюсь.

2010 год

Глава 1. Дина

«Есть что-то трагичное в дружбе,

окрашенной цветом влюбленности».

Оскар Уайльд

– Я приготовил нам завтрак. Бутерброды с арахисовым маслом, как ты любишь.

– Хорошо. – Дина не обернулась. – Принеси мне, пожалуйста, еще сигарету, пачка на тумбочке.

– Ты же обещала бросать… – мягко произнес парень, приобняв девушку за талию.

Она сделала рукой движение, недвусмысленно свидетельствующее о желании высвободиться. Степа немедленно отпустил ее и, съежившись, пробормотал:

– Сейчас принесу.

Он вновь появился на балконе – тот, кому зачем-то вздумалось бы засекать время, обнаружил бы, что прошло ровно семь секунд. Быстрее добежать до тумбочки, схватить сигареты и попасть обратно было невозможно. Впрочем, Дина вряд ли оценила расторопность Степы.

В последнее время ему казалось, что она вовсе его не замечает. Это так удручало беднягу, что не умей он усилием воли выбрасывать мысли об этом из головы, придумывая любимой всевозможные оправдания, Степа мог бы сойти с ума. «Такой уж у нее характер – не привыкла демонстрировать эмоции», – говорил он себе. И тут был совершенно справедлив: если Дина говорила о чувствах, то сухо, скупо и по делу.

Ее поведение гармонировало с внешним обликом. Слегка угловатая фигура, почти полное отсутствие груди и довольно большой для девушки – сороковой – размер ноги (при не таком уж высоком росте). Спасти ситуацию могли бы женственный макияж, правильно подобранная одежда, каблуки и, конечно, длинные волосы. Однако Дина всем своим видом будто давала понять, что по достоинству оценила иронию природы на свой счет. Из одежды девушка носила исключительно свободные джинсы со свитерами, летом – с футболками (никогда – топы, юбки и шорты, не прикасалась она даже к обтягивающей одежде).

Прическа из иссиня-черных волос – короткая, под мальчика, часто уложенная небрежно или не уложенная вовсе. На лице ни при каких обстоятельствах не появлялся макияж. Если Дина чем-то и пользовалась, то только гигиенической помадой в суровые ветреные зимы. Элегантным туфлям предпочитала грубые ботинки, летом – кроссовки и кеды. При этом назвать девушку спортивной никто бы не решился – она ни разу не вставала на лыжи, плохо каталась на велосипеде, всю жизнь прогуливала физкультуру и, кроме того, с последних классов школы дымила как паровоз. Периодически «завязывала» по одной ей понятным причинам и так же внезапно начинала снова.