Засада теней. Поторопились. Рванул реактор моего скафандра.

С фейерверком я ещё не умирал.

…Записи капитана становятся всё более неразборчивыми, словно он писал на ходу, кое-как выводя карандашом заметки…

Круг семьдесят девятый. 3:42. День первый.

Правила (нельзя забывать!):

Рябчика нельзя убивать неожиданно или излишне жестоко.

От ментального состояния Совы зависят жизни Володи, Ятагана и меня.

Кравченко нельзя оставлять наедине с Володей или Ятаганом. Кто-то из троих неизбежно умрёт от рук другого к шестому этажу.

Тени наполняют этаж за этажом, как вода набирается в ведро. Чем дольше я жду, тем больше их будет на верхних этажах. И, что парадоксально, меньше – на нижних. Тени не пользуются искусственными или природными подъёмами/спусками.

Если не отправиться к десятому этажу сразу же после попадания на девятый, все, кто идёт со мной, исчезнут или умрут.

Никто из «Альфы», кроме меня, не сохраняет воспоминания из предыдущих кругов.

Если Ятаган жив к концу второго дня и мы НЕ на восьмом этаже, он уже мёртв.

Подрыв кратера неизбежно приводит к перезапуску круга.

«Ящик Пандоры».

Записи личного интеркома из предыдущих кругов могу прослушивать только я. Для остальных чёрный ящик – пустой.

Мне нельзя сходить с ума. Может, у меня здесь вечность. А может, эта попытка – последняя. «Альфа» выживет. Любой ценой.

– Личный интереком. Позывной. Рыцарь. Один. Спецотряд «Альфа». Запись. Номер. Один. Сделана. Ошибка. …нут. Назад. Воспроизведение…

Скрип помех. Голос Лихачёва, посмеивающийся. Тем не менее, он наполнен теплотой и умиротворением.

– Эй, лейтенант, а ты знаешь, что включать… «Раньше в твоих глазах отражалась ночь… Теперь, когда за окнами ночь – твои глаза спят!»… Ну-ка… Ну-ка давай что-нибудь ещё. Лейтенант! Кому приказ отдал?..

Никто не отвечает капитану. Только скрипят и шуршат помехи в интеркоме, да играет в динамиках скафандра известная музыкальная группа.

– «Это был новый день», Володька… В нём тебя нет…

Звук, с которым падает стеклянная бутылка на каменный пол. Звук, с которым она катится в сторону, подальше от записывающего устройства.

– А ты до сих пор в старом, там нет… Никаких прег… рад…

Некоторое время слышна только музыка. Затем она прекращается, и Лихачёв тяжело вздыхает.

– Тёмка… Василь'ич… Где же ты ходишь, старина, когда я тут… Подыхаю. Каждый. Сраный. Раз. И эта минута! Грёбанная минута! Сначала я подыхаю, а потом достигаю десятого этажа! Это вообще как?!

Сквозь шорох и помехи слышны всхлипы.

– Отряд… Володька, Сова… Ятаган… Кравченко… Простите меня, отряд «Альфа». Я больше не знаю, что попробовать. Я умирал на каждом этаже. Умирал по-разному. Умирал с вами. Умирал один. Оставлял вас на втором этаже, сам убегал, пытаясь добраться до десятого. И ведь добирался. А всё одно…

Пауза. Скрип помех, нарушаемый всхлипами капитана Лихачёва.

– Так легко свою жизнь я ещё не отдавал… Млять, я её вообще не отдавал! Короче, ублюдки, которые всё это сделали…

Голос капитана совсем близко, словно он поднёс интерком к губам.

– Я найду вас. Я выберусь отсюда. И вы все, нахрен, умрёте. Не важно, сколько у меня попыток. Хоть вечность, хоть бесконечность!

Запись, в последний раз разразившись шелестом помех, останавливается. Руки младшего лейтенанта Ирины Уваровой дрожат, едва удерживая дневник, пролистанный до середины.

– Ира, если ты не можешь…

– Нет! Мы это начали. Давай узнаем, что всё-таки с ним случилось. И… Отзови ребят. Пожалуйста.

– Костя… Где же ты, дружище…

Пауза.

– Да, да, я понял, лейтенант.

Шорох страниц. Всё громче и громче.

Круг ???. Я перестал считать, пожалуйста, простите…

ПРоСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТеПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТеПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИтЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТеПРОСТИТеПРОСТИТЕПРОСТИТеПРОсТИтЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОсТИТЕПРОсТИТЕПРОСтИТеПРОСТИТЕПРОСТИтЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОсТИТЕпРОСТиТЕПРОсТИТЕПРОСТИТЕПРОСтИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОстИТеПРОсТИТЕПРОСтИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОсТИТЕПРоСТИТЕПРОСТИТЕПРОсТИТеПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСтИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТеПРОСТИТЕПРОСТИТЕ МеНЯяЯяЯ

…Дальнейшие записи неразборчивые, пока через несколько страниц они не возвращаются в прежнее ровное и структурированное состояние…

Круг №1040250(примерно).

Если хотя бы половина из насчитанных мною кругов(дурацкое название, в литературе Володи было куда более изящное – «петля») затрачивала хотя бы день, то я уже промариновался в этом месте больше тысячи лет. Как ощущаются эти года, спросишь ты меня, дневник?

Ведь спросишь же?

А, к чёрту. Я пытался сойти с ума. Намеренно и нет. Ничего не помогает.

Отсюда нет выхода. Смерть = перезапуск. Перезапуск = снова третий этаж. Снова Рябчиков. Снова Сова. Снова безумие, которое поглощает моих друзей и товарищей по оружию. Эх. Наверно, как выйду отсюда, такое пособие можно будет запросить? За выслугу-то лет!

По крайней мере, за всё это время никто из «Альфы» не умер от моих рук. Исключая предателя.

Я… Наверно, пришла пора подвести итоги.

Я прослушал каждый плейлист каждого члена отряда.

У Володьки отличные старые песни, я тут успел стать фанатом «Кино» с «КиШом».

У Совы японские, металл или рок. Качает. Ещё б я понимал, о чём в песнях речь.

У Кравченко всякие ремиксы и попса с рэпом. Что-то понравилось, что-то не очень. Вот особенно «Фотографирую закат» показалась душевной. Так поёт парень, так поёт…

У Рябчика старые, английские. Beetles… «Yellow submarine, yellow submarine…»

У Ятагана оказалось больше всех. Linkin Park, Queen, Blink-182, немного ДДТ и Наутилуса. Когда он вновь потерял зрение, то в одном из кругом признался мне, что музыка – единственное, что позволяло ему идти дальше. Ха, старик.

Он всегда умирает так трагично…

Ятаган единственный, кто стойко выдерживает любое давление. Кроме меня, но я тут уже не первое столетие варюсь. Он никогда не сходит с ума, никогда не поднимает оружие против товарища. Сталь, а не мужик.

Впрочем, я могу понять и остальных. Если бы у меня начали проявляться те же симптомы, то я б, наверно, загнулся точно также. Загибался бы, из раза в раз.

Мы с Володей как-то разговорились. Ну, как как-то – раз семьдесят так точно эту тему поднимали. Про течение времени, имею в виду. Я поделился с ним странным ощущением тут, в кратере. Володька предположил, что время тут как бы замедлено. Очень сильно. Поэтому и приборы сбоят. Интересно, сколько тогда времени прошло снаружи? Я тут уже столько раз умирал.

Может, хотя бы неделя? Весомый срок, чтобы послать спасательный отряд. Хотя… Может, оно того и не стоит. Если я не смог выбраться за тысячу лет, то может, ну его? Атомной бомбой, да весь кратер со всеми тенями, лабораториями и экпериментами нахрен, в пепел!

Что ещё? Ну, из достижений – я научился убивать тени. Их не могут повредить пули, но если нечто «родное» им коснётся их туловища, они тут же рассыпятся в чёрный пепел. Проще говоря, их уязвимое место – бейджики. Одно попадание туда, и тень исчезнет. Только попасть ещё надо умудриться – даже Кравченко едва справляется. Чёрт знает, как это работает. Главное, что работает.

Время, время.

Надо что-то сделать с этим временем. С этой разницей в одну минуту между моей смертью и моим проходом на десятый этаж, к лаборатории. Я думаю об этом далеко не в первый, и далеко не в тысячный раз. Но так до сих пор и не смог родить решение.