Лидия Фёдоровна забрала картонную коробку с фотографиями и поставила на место в стенку. По опыту она знала, что дочери нужно выплакаться, а потом она всё расскажет. Затем ушла на кухню и продолжила готовку. Поверх ярких коротких занавесок деревянного окна она привычно глянула на позолоченные купола церковки, перекрестилась и запела любимую песню, переворачивая начинающие подгорать блинчики. В духовке поднимался калач. Запах свежей сдобы успокаивал и насыщал блаженным умиротворением.

На последнем куплете «Издалека – долго течёт река Волга» к ней присоединилась дочь и присела на табуретку у окна. С детства такая нервная, чуть, что не по ней – истерики и обиды. Болезненная была, вместо спорта книгами зачитывалась. И потом ничего путного. Замыкалась в себе. То рисовала какие-то ужасы нечеловеческие, то стишками баловалась. Только когда на фабрике начальницей работала, деньги хорошие получала, весёлая стала. Все радовались. Думали, что жизнь наладилась. Ан нет. Связалась с этим старым бездельником французским, и снова биография кувырком пошла. Женька вот из-за неё не хочет детей. Говорит, зачем мол, рожать, если родители на работе, а воспитывать не кому. Вот оно, воспитание.

В раздумьях о прошлом, Лидия Фёдоровна ожидала объяснений дочери о причинах такого бурного расстройства. Мила собиралась с мыслями. Она не знала, какие слова подобрать, чтобы мать смогла понять её состояние, причём стараться не увлечься и не рассказывать слишком много подробностей о своих внутренних терзаниях. А особенно о недавних постыдных злоключениях с «заморским принцем», вернее мошенником, который в переписке влюбил её в себя и хотел провернуть нелегальную сделку, пользуясь её наивностью. Главное, что она вовремя опомнилась, и всё благополучно завершилось.

Мила рассматривала пёстрые полотенца, красочные календари и иконы на стенах кухни. Знакомые и любимые с детства запахи вызывали аппетит. Она достала из холодильника бутылку кефира, чего ей так не хватало во Франции, и выпила полстакана бодрящего напитка. Холодильник совсем старый, почти не морозит, и заставлен недельными остатками еды. Не удивительно, что у мамы поджелудочная и печень пошаливают. Она никогда не выбрасывала приготовленные блюда, а изо дня в день послушно доедала заветренные салаты с майонезом или подсохшую колбасу. Так и говорила: «Не пропадать же добру».

– Мам, извини, это перелёт на меня так повлиял. Разница во времени, бесконечные пересадки, не выспалась совсем. Устала.

– Конечно, доченька. – Лидия Фёдоровна решила не усугублять ситуацию и вместо Людмилы, называть её просто дочерью. – Я понимаю, столько вёрст за день отмахать. Ты устала. Иди, приляг, ещё поспи. Нет, сначала поешь по-человечески, а потом ложись спать.

– Скажи, ты не знаешь, а как дела у Лёни сейчас? Вот, смотрела наши свадебные фотографии и так жалко себя стало. Я же не любила его, и вышла замуж только из-за того, что была беременна. Он мне был неприятен как мужчина. Долго терпела…

Мила понимала, что нужно выговориться и заодно узнать новости о тех далёких персонажах, которые, оказывается, ещё живы в её сердце и терзают душу. Ведь, именно для этого она и приехала на Родину. Понять, простить себя и других, и отпустить своё болезненное прошлое.

– А кто виноват, дочурка? Надо было за любимого выходить, а не спать с нелюбимым. Ну ладно, без упрёков, нет в них смысла теперича. Лёнька сначала долго пил, потом уехал на заработки на Север, кажись. Женился, сыночка родил с местной. Но не заладилось, развёлся и снова на фанерную фабрику вернулся. Видела его как-то на Солнечном рынке. Хороший, плотный такой стал, но передние зубы плохие. Вот вставит коронки, будет на загляденье. Добрый, любил он тебя. Ждёт, когда одумаешься.

Милу мало интересовали новости о первом муже, которого она действительно сразу же забыла после свадьбы с Филиппом, встречаясь изредка по случаю Жениных дней рождений. Каждый раз, укоряя себя, что не дождалась развода Антона с первой женой, или не вышла замуж за другого парня. Из любви, а не из жалости или по «залёту».

– А Антон? Ты не знаешь, где он? Женат? Есть ещё дети?

– Антон Андреевич женат. Старшенький Андрейка стал военным. А дочка Оксанка, что они со второй женой Маргаритой родили, – многодетная мать. Он счастливый муж и дед. Вместе с женой в школе работают. Давно их не видела, переехали в новостройки, кажись.

Мила тяжко вздохнула. Но ничего не сказала. Этого и следовало ожидать. Хорошо, что мама воздержалась от лишних комментариев, но её тон не оставлял недоразумений – сама виновата, что такого парня упустила.

Лидия Фёдоровна поставила перед дочерью красивую тарелку из нового сервиза – белую в васильки по краям. Подвинула стопку румяных картофельных блинчиков и достала баночку густой деревенской сметаны. Вид и аромат любимого лакомства из детства благотворно повлиял на Милу. Также из холодильника появилась банка маринованных огурцов, лечо, квашеная капуста с яблоками и клюквой, толсто нарезанная докторская колбаса, печёночные котлетки, и прочая вкусная снедь.

Мама выключила духовой шкаф. Калач должен немножко остынуть. И села напротив дочери, которая с видимым наслаждением поедала картофельные блины, макая их в сметану, присыпанную мелко нарезанным зелёным лучком. Ну вот, так-то лучше будет. Лучшее средство от истерики – вкусное угощение. От домашней сливовой настойки Мила отказалась.

– А что же ты про Павла не спрашиваешь?

Мила прикусила вилку и удивлённо взглянула на мать. Неужели она в курсе её отношений с женатым коллегой? Она никогда не рассказывала матери об этой истории.

– Да рассказывала ты мне. – Лицо Лидии Фёдоровны выражало победоносное торжество. – Как-то напилась коньяку и здесь же, на кухне, на этом месте мне всё и выдала. И как встречались, и как расстались. Что замуж звал и жену хотел бросить из-за тебя. Что обзывал, когда призналась, что замуж за француза собралась. Сама мне рассказала, доченька. А как же. А Павел Антонович – известная личность теперь в городе. И развёлся с Инной, горевал долго без тебя. Все об этом знали, кто на мебельной фабрике работал. Видели твою фотографию рамке в его кабинете. И этот любил тебя.

Мила резко покраснела, сердце заколотилось в груди так, что стало трудно дышать. Разъярённое лицо Павла и его крики «Да будь ты проклята, похотливая самка обезьяны» ещё долгое время болели в её душе. Но то, что он на самом деле её любил и ушёл от жены, для неё было совершенно неожиданным известием. Горло пересохло. Она схватила бутылку кефира и сделала несколько спасительных глотков прямо из горлышка, оставив белый след над верхней губой.

– А теперь? Что с ним?

Лидия Фёдоровна выдержала значительную театральную паузу, и мстительно глядя на свою глупую дочь и торжественно напевным говором пропела:

– А сейчас Урусов Павел Антонович – генеральный директор холдинга, где ты работала. Построил особняк на берегу Волги. Женился на молодой. И всё у него «в шоколаде».

Мила с открытым ртом смотрела на мать. В её мозгу произошёл полный коллапс от услышанной информации, органы чувств потеряли ориентиры. Прошлое и настоящее соединились в точке здесь и сейчас – в маминых голубых глазах.

– Дура ты, Людка. – Не сдержалась Лидия Фёдоровна, вытирая у дочери след от кефира полотенцем. – Столько завидных женихов упустила из-за своих страстей неугомонных. Иди ты в баню. Попаришься хорошенько. Сегодня вечером на спектакль чистая пойдёшь. Вон, твой билет.

До комплекса банных услуг Мила шла пешком, с любопытством озираясь по сторонам, замечая каждое вторжение нового в старый уклад. Раньше, вдоль канала росли неопрятные заросли и сарайчики из подгнивших зеленоватых досок, где местные рыбаки хранили снасти. Но потом, по решению администрации, этот участок облагородили: построили велодорожку, поставили красивые скамейки для отдыха, посадили редкие цветы и кустарники. А встроенные в фонари камеры видеонаблюдения делали пребывание жителей совершенно безопасным.