Я широко улыбаюсь, пячусь в коридор и говорю:

— А знаешь, Виталь, оставайтесь.

— Э, ты куда? Если к бате моему…

— Нет-нет, — мотаю я головой, крепче прижимая к себе котенка. — Не беспокойся. Не буду я твоего отца тревожить. Сидите, отдыхайте. А у меня еще дела…

Пока до этого пьяного черта не доперло, что я элементарно сбегаю, я кидаюсь к шкафу, выдвигаю ящик, достаю оттуда папку со своими документами, оставляю на тумбочке ключи от квартиры и ухожу. Спускаясь в лифте, мысленно убеждаю себя, что все делаю правильно. Самое ценное со мной. Чмокаю Тимошку в пушистую головку и выхожу на улицу.

Ну и куда идти? К маме? Вот ей сейчас точно не до меня! И Крис там отираться будет, пока в Австрию не вернется. А мне с ним пересекаться хочется не намного больше, чем с Васькой. Пошли они, эти мужики! Но и назад не вернусь. Переступлю через себя, переживу все Васькины угрозы, но дам себе шанс на новую жизнь. Хватит вести себя так, будто он меня на помойке нашел. Я женщина, в конце концов, а не боксерская груша!

Смотрю перед собой, глубоко вздыхаю и перебираю в голове всех знакомых, кто мог бы мне помочь. Чувствую, как заржавевшие шестеренки скрипят, но приходят в действие.

Есть! Есть у меня одна должница.

Достаю телефон, вызываю такси и вскоре подъезжаю к крутому отелю в центре. Принадлежит он родителям моей одноклассницы, с которой когда-то мы были лучшими подругами. Не представляю, что буду говорить и как помощи просить, но упрямо иду к ресепшену администратора.

Замираю в шаге от стойки, видя перед собой ухоженную куколку в белоснежной блузке с бейджиком. Она стоит с бумажным стаканчиком перед кофе-машиной, а по эту сторону ее ждет постоялец.

— Ваш капучино, — улыбается она, накрывая стаканчик пластиковой крышкой и протягивая мужчине.

— Спасибо, лапонька, — отвечает он и отплывает от стойки, открывая меня взору администратора.

Не думаю, что мои волосы вдруг причесались, а футболка наделась на правую сторону, да и Тимошка по-прежнему испуганно мяукает. В общем, я рядом с ней как бомжиха какая-то.

Секунду она немигающе смотрит на меня, а потом едва слышно лепечет:

— Окси…

Ну привет, Полиночка, думаю я. Вот мы и встретились спустя годы.

— Здравствуй, Поля, — вслух холодно отвечаю я, до сих пор испытывая горечь за то, что она предала меня… переспав с моим парнем…

— Черт, — Макс давится виски, захлебывается смехом и стучит себя мощным кулаком по груди. — Ты серьезно? Я думал, ты уже давно развелся с этой долбанутой. У тебя уже лет пять в Инсте фотки совместные не мелькают.

— Потому что я с ней не фоткаюсь.

Макс хмурит бровь и смотрит пытливо на меня.

Мы сидим в баре какого-то отеля, в котором поселился друг. Мы дружили со школы, со старших классов, потом наши пути разошлись. Я уехал учиться в мед в Германии, а он захотел стать ментом. Вроде бы он добился неплохого успеха. Я слабо разбираюсь в полицейских званиях и должностях, особенно в России.

Про Лану он слышал от меня. Пару раз он застал картину, как мы сремся с ней по телефону, когда я приезжал в Россию. Но подробностей всего этого треша он, к сожалению, или к счастью, не знал.

Я надеялся, что если расскажу ему — он не наденет на мои запястья наручники, хлопнув мордой в стол.

— Я ни хера не понимаю, почему ты до сих пор с ней живешь, — бормочет Макс. — По тебе всегда тащились бабы, а ты терпишь какую-то долбанутую тварь. Слушай, брат, поверь моему опыту — такие не меняются. Она родит и поедет крышей еще больше. Буквально вчера наши ребята выезжали на вызов — младенца нашли. В мусорку кинули. Слава богу живой. Нашли быстро, чей — там такая же истеричка, поссорились с мужем, она решила отомстить. Типа не нужен тебе, и мне не нужен тогда…бывает такое вот. А мужик там пашет с утра до ночи, чтобы семью прокормить. Иначе никак, кризис сейчас в стране. Тебя-то что держит? Ни детей, ничего… имущество?

Я отпиваю виски и задумчиво кручу в руках шот. Жидкость приятно согревает горло. Черт, я ведь начал зависать в барах во время брака. Я врач-нарколог, соучредитель наркологической клиники, которую мы открывали с другом по институту, мечтая помогать людям избавиться от пагубной зависимости, и… сам начинаю потихоньку попадать в сети этой зависимости, пытаясь убежать от проблем в семье. Забыться.

— Она знает обо мне то, что может лишить меня лицензии врача и упечь за решетку, — произношу я медленно, а брови Макса так же медленно лезут вверх на макушку.

— Чего? Ты залечил кого-то до смерти, что ли? — издает он хохоток, и я криво ему улыбаюсь.

— Почти. Один наш друг подсел на наркоту. Опустился конкретно, просрал квартиру и семью. Лечился несколько раз и снова срывался, и после очередного срыва пришел к нам. Ломало его конкретно, — я повожу плечами, потому что вспоминать тот день мне не сильно приятно, а уж рассказывать кому-то… тем более. Но если я не пойму, как мне выбраться из этой задницы — то один хрен эта сука сдаст меня, и будет уже срать, кто знает мою тайну. — Денег у него не было на лечение, да он и паспорт даже умудрился проебать где-то. Мы его не оформили, как пациента. По дружбе…блядь.

— Ммм, — тянет Макс, — кажется, я догадываюсь, че было дальше.

— Догадывайся. Мы сняли ломку, прокапали его. Разрешили остаться. Медикаменты списали втихую… этот долбоеб свалил под нейролептиками покурить. И свалил вообще через забор в новую прекрасную жизнь под эйфорией. А дальше хер знает. То ли решил в последний раз что-то по вене пустить, то ли чет сожрать или курнуть. В общем, он двинул кони.

— Охеренно, — усмехается друг, и жестом подзывает бармена, указывая на пустые шоты, — повтори, пожалуйста. Короче, судмедэкспертиза наверняка показала в его крови полный коктейль странного дерьма?

— Да. Мы еще несколько месяцев тряслись, что к нам кто-нибудь придет и начнет задавать наводящие вопросы. Если кто-нибудь узнает, что мы лечили человека, не оформив его как надо, списывали медикаменты, и еще он умудрился свалить недолеченным… в общем, нам придет пиздец.

— И ты рассказал все этой суке?

— Да. Я тогда еще думал, что она в адеквате.

— Ты долбоеб, Крис, — Макс ржет, закрывая лицо ладонью. — Но хорошо, что из тебя херовый преступник и ты прокололся. Я б насторожился, если бы у тебя хватило яиц замести все следы и молчать много лет.

Я пожимаю плечами. Многолетнее молчание стоило мне километровых счетов в барах Австрии. Так я хоть на секунду мог отпустить ситуацию и перестать дергаться.

— Я не знаю, че тебе посоветовать, Крис. Она до конца жизни тебя будет шантажировать.

— Я в курсе и так.

— Либо думай со своим дружком о том, как замести следы. Вряд ли кто-нибудь уже вспомнит о том, что когда-то от вас свалил тип, смутно похожий на того откинувшегося торчка. И вряд ли кто захочет поднимать дело многолетней давности… хотя хер знает ваших ментов. Дай мне подумать несколько дней, — Макс задумчиво чешет брюхо, а потом и щетину на подбородке. — Я тебе скажу, если че придумаю. Ну, давай лучше еще раз за встречу, — он поднимает шот с виски, и я проделываю то же самое.

— За встречу.

И мелькает странная мысль в голове, пока я глотаю обжигающую жидкость: интересно, если бы нимфа узнала все обо мне… она считала бы меня чудовищем?

Полинка хлопает ресницами, убеждая себя, что я не плод ее воображения, и только через минуту оживает. Ее губы изгибаются в кривой улыбке с ощущаемой горчинкой, и она тихо говорит:

— Привет!

Дверь за ее спиной распахивается. Из комнаты для персонала выходит девушка с таким же бейджиком и мальчик лет четырех-пяти со знакомыми чертами лица. Он запрыгивает в кресло на колесиках и начинает катать под столику под стойкой свою игрушечную машинку, шепелявя: «Жш-ш-ш».

— Спасибо, Полина Андреевна, — обращается к ней девушка. — Я пообедала.