Интересно, Крис действительно провел бы с ней ночь, чтобы насолить мне?

Накрапывающий дождь приводит меня в чувство. Просто так Кристиан не отстанет. С Полинкой он меня не оставит. Да и ей сейчас точно не до меня. К маме в таком виде точно меня не повезет. Об отеле, где я остановилась, говорить ему не хочу. Иначе еще и от него прятаться придется, а то прохода не даст, пока в свою Австрию не улетит. Значит, выход один: помочь ему с проклятыми шкафчиками и заняться уже разводом с Васькой!

— Отстойно, — произношу я.

— Что?

— Твой друг… Анри… Целуется отстойно.

И хотя эксперт из меня никудышный с моим-то недоопытом, я прекрасно помню вкус поцелуя Криса. Боюсь, как бы теперь моя личная жизнь не полетела псу под хвост. Причем не из-за Васьки. От него я как-нибудь отделаюсь. Ментов подключу, быстро отвадят его мне угрожать. А вот Криса мое тело будет помнить всю оставшуюся жизнь.

Он опять смеется:

— Поэтому он до сих пор не женат.

Дождь усиливается, и я ежусь. Крису это перестает нравиться. Он взглядом выцепляет свободное такси на парковке и тянет меня туда.

Черт, на ногу больно наступать. Или каблуки, или неудачный прыжок. Я прихрамываю, и это привлекает внимание моего сводного братца. Он опять подхватывает меня на руки, только в этот раз, прижав к своей груди.

— А ты легче, чем показалась в первый раз, — подшучивает, неся к машине.

— А ты все такой же нахал, — отвечаю я, беря у него бутылку, из-за которой ему неудобно держать меня. — Осторожнее, братик, я хрупкая.

И я вдруг чувствую в нем надежность, защиту, твердость. Прижимаюсь ухом к его груди, прислушиваюсь к учащенному сердцебиению и прикрываю глаза. Как же я хочу спать! Надеюсь, Крис не будет против, если я окажу ему лишь моральную помощь в разборе вещей Павла Георгиевича? На большее я сейчас совсем не гожусь…

Я несу эти пятнадцать килограмм к машине, и, судя по мерному и глубокому дыханию, моя новоявленная сводная сестра решает вырубиться прямо у меня на руках. Сажусь в такси, кое-как достаю деньги и передаю таксисту, назвав адрес. Он задумчиво рассматривает нимфу, которая дрыхнет у меня на коленках, уткнувшись носом в шею.

— Напилась? — подозрительно интересуется таксист. — Учтите, у меня тут запись на регистраторе включена. Если криминалом промышляете — сдам видео с вашим лицом в полицию.

— Ты о чем? — приподнимаю я бровь, а таксист кивает на Оксану.

— Девчонка не под наркотиками? А то тут недавно из клуба так же увезли…

— Слышь, придурок, — цежу я, — я тебе нос сверну сейчас за такие намеки. Девчонка просто спит и это моя сводная сестра.

Он пожимает аккуратно плечами.

— Ну, смотрите. Извините уж, если чего не так. Лучше перебдеть. Знаете, сколько девчонок так попадает? Да каждую неделю…

— Я в курсе. Мой друг — мент.

— А-а-а, — тянет таксист, выруливая с парковки клуба, — тогда знаете. Эх, раньше такого не было. Что за мир у нас такой дурацкий? Люди друг другу как волки стали… Одна только забота у них — где б денег отхватить, да кого бы трахнуть…

Всю дорогу мы едем под печальные речи таксиста, который ожидаемо переводит тему на «в СССР было лучше» и истории о том, как раньше детей можно было ночью отпускать гулять без страха.

Я слушаю его краем уха, изредка что-то мыча в ответ, пока моя рука гладит бедро нимфы. Пальцы находят край чулок, и я медленно трогаю его, чувствуя, как в штанах в районе ширинки стремительно твердеет и становится тесно. Конфетка, ты отравила меня собой. Как минимум, мое тело помешалось окончательно на тебе, и я снова мечтаю о близости.

Такси тормозит возле подъезда, и я, попрощавшись, выхожу из него. Затаскиваю нимфу в лифт, нажимаю локтем кнопку и спустя пару минут уже захожу домой, скидывая кроссовки с себя и снимая туфли со сводной сестры. В полной темноте и тишине иду в спальню.

Я опускаю нимфу на постель, аккуратно, чтобы не разбудить, и смотрю на нее, нависая. Дотрагиваюсь большим пальцем до мягких губ и медленно провожу по ним, стирая остатки помады. Чувствую себя извращенцем, потому что едва борюсь с желанием наклониться и начать целовать ее. Кажется, сегодня я точно буду дрочить в душе.

— Стерва ты, Оксана, — тихо говорю я, и только собираюсь уйти, как губы девушки вздрагивают в легкой улыбке.

— А ты извращенец, Кристиан, — произносит она, распахивая сонные глаза. — Трогаешь спящую девушку.

Все-таки, проснулась, коза, пока я тут гонял романтичные мысли в голове.

— Я собирался не только потрогать, но и раздеть тебя, — хмыкаю я, запуская ладони ей под подол платья и задирая его. Нимфа тихо ахает, а я не могу оторвать взгляд от охренительной картины — как темное кружевное белье контрастирует с ее гладкой белой кожей. — Ночь, нимфа, подходящее время для того, чтобы делать что-то запретное…

Я отбрасываю платье в сторону, обхватываю ее лицо пальцами и сжимаю. Облизываю ее губы и стираю подчистую любой намек на помаду. Она трепыхается подо мной, как птичка, вырывается, переворачивается на живот и со смехом пытается уползти вперед, цепляясь за изголовье кровати. В этот момент я настигаю ее и, сжав ладонью шею, впечатываю спиной в себя.

— Мне нравится эта поза, Оксана, — шепот вырывается хрипловато, потому что желание стучит даже в висках. Пока я вдыхаю ее сладкий запах, зарываясь носом в волосы, или собираю его языком, дотронувшись до уха.

— Ты меня иногда пугаешь, Крис…

— Чем?

— Ты слишком напористый… и…

Она замолкает, тяжело и часто дыша, пока я снимаю с нее белье. Поддеваю кружевные стринги, чувствуя, насколько они уже влажные и бросаю их где-то рядом с кроватью.

— И?

— Н-не знаю…

— Нимфа, — произношу я, избавляясь от одежды вслед за ней, потому что хочу чувствовать ее так — кожей к коже, — я не сделаю тебе ничего, что не принесет тебе удовольствие.

Она молчит в ответ, когда я накрываю ее своим телом. Целую ее в плечо, и медленно веду ладонью по животу вверх, задеваю пальцами грудь, чувствуя, как твердеют тут же ее соски, сжимаю ее.

— Крис… — умоляюще шепчет она, выгибаясь и упираясь мягкой задницей мне в стояк.

Я с шипением втягиваю воздух сквозь зубы. Нет, маленькая стерва, ты не получишь сегодня сладкого. Если бы ты не трепала языком, что секс со мной она оценила как «середнячок»… мы бы сейчас уже сгорали в нашей похоти. А сегодня обломаю тебя я. Пока ты горишь и течешь — это я знаю точно, потому что моя рука ныряет тебе между ног.

Поэтому несколько минут ее тихих стонов, пока я ласкаю ее, кажутся мне музыкой. И дрожь, которая сотрясает ее тело, когда мои пальцы ныряют в ее горячее, тесное лоно.

— Еще...

— Нет, — мстительно шепчу ей я на ухо, улыбаясь, как демон, и убираю пальцы, размазав влагу по внутренней стороне бедра.

Стягиваю ее обратно вниз, на кровать, ложусь рядом и сгребаю в объятия, прижимая так, чтобы она тоже ощутила, как я хочу ее. Она растерянно смотрит на меня, а я ухмыляюсь ей в ответ.

— Что, конфетка?

— Мне показалось… ммм…

— Что? Я хотел раздеть тебя, нимфа. Плохо спать в уличной одежде.

Она задумчиво ерзает, потираясь голым телом об мое охреневающее от возбуждения достоинство, и я сжимаю зубы до скрипа.

— Мне показалось, что ты хочешь… сделать что-то другое.

Я мысленно смеюсь, потому что в голосе Оксаны просыпаются те самые женские мурлыкающие нотки. Она закусывает призывно губы, но тянется ко мне за поцелуем пока с некой заминкой, будто сомневается — оттолкну ли я ее или нет.

Я целую ее, вкладывая всю ярость, сжимая до того, что кажется, будто ее ребра вот-вот захрустят. Прикусываю губы, ставлю своим языком клеймо — хер ты, нимфа, когда еще такой поцелуй получишь. Только я хочу тебя до полного разрыва сердца. И ты еще придешь ко мне за этими эмоциями.

— Спи, нимфа, — по слогам шепчу я ей в губы, прерываясь, и она недоуменно смотрит на меня. — Давай-давай. Ты же очень хотела спать.