Мы дышим часто, по нарастающей. Хватаемся друг за друга, трогаем. Оба дрожим. Он задирает мою водолазку, расстегивает и рывком сдергивает с меня брюки, приспускает свои. Я растегиваю только верхние пуговицы его рубашки. Раздеться полностью терпения не хватит. Это не похоже на оговоренный заранее секс, это какое-то безрассудство.

Гарик сминает мою грудь, с силой гладит живот, спускается ниже, трогает там. Я цепляюсь руками за обтянутые черной тканью плечи и обхватываю ногами его бедра. Выгибаюсь навстречу. Мне не нужны сейчас ласки, я уже на грани. Он просовывает между нашими телами руку, помогает себе и одним мощным движением входит в меня.

Я почти взвизгиваю, как это резко. Он не дает мне привыкнуть, нетерпеливо толкается раз, второй, третий… Задыхаюсь от такого напора, паникую. Пальцы немеют, как сильно сжимаю его плечи. Мне не больно, просто много. Слишком много ощущений и они одуряющие. Я отвыкла, забыла, как приятно чувствовать его в себе.

Он двигается уверенно, без остановки. Берет меня с неистовой одержимостью. Влажно целует лицо, шею. Слегка прикусывает. Шепчет, что красивая, что хочет меня сильно.

Я закрываю глаза и отпускаю контроль. Подстраиваюсь под заданный ритм и позволяю себя вести. В животе пульсирует и разрастается огненный шар.

Игорь ускоряется. Вжимает меня в матрас и трахает, выбивая сдавленные стоны из груди. Они мешаются с пошлыми звуками наших тел и предельно усиливают возбуждение. Мокрые и горячие, мы стремительно проносимся эту чокнутую стометровку и приходим к финишу одновременно. Я вскрикиваю и закусываю ладонь. Он замирает и хрипло стонет мне в шею. Толкается еще несколько раз, продлевая общее удовольствие, и с выдохом наваливается на меня.

Сердце выпрыгивает, в висках остервенело стучит, тело утопает в невозможном кайфе. Секса лучше, чем с ним, быть не может, большее удовольствие я попросту не переживу.

– Прости, я тебя задавил, – спустя минуту хрипит Гарик, приподнимаясь на руку.

Целует в плечо и пытается словить мой взгляд. Я быстро отворачиваюсь. В такие моменты через глаза можно заглянуть в душу и на эмоциях сказать лишнего. Ни ему, ни мне это не нужно.

– Все в порядке, дай встать, – говорю, уворачиваясь.

Белецкий садится, смотрит хмуро перед собой. Я отползаю и поднимаюсь с кровати. Тело все еще приятно ноет, по ногам стекают крупные теплые капли. Я заторможено смотрю на них. Гарик тоже смотрит. Он впервые кончил в меня, без презерватива.

– Если что, к последствиям я готов, – говорит спокойно.

– Не волнуйся, я пью противозачаточные таблетки.

– Зачем? – его лицо напрягается.

– Врач назначил. После той экстренной контрацепции у меня сбился цикл.

Он морщит лоб, потом трет переносицу и собирается ее что-то сказать, но я разворачиваюсь и иду в душ. Надолго.

Когда выхожу, Игорь спит. Это прекрасный момент, чтобы уйти незаметно.

Одеваясь, украдкой посматриваю на его красивое расслабленное лицо. Мы еще так близко, но уже бесконечно далеки.

Взяв пальто, в последний раз смотрю на него спящего и тихонечко выхожу. Еще не поздно, на последний рейс до Варшавы успею.

По дороге в аэропорт я глотаю очередную таблетку и пишу Белецкому последнее сообщение:

«Это точно финал, Игорь. Последняя точка в нашей истории. Мы больше не будем контактировать, совсем. Прошу, не воспринимай это сообщение как манипуляцию. Я долго и непросто шла к такому решению. Дело не в тебе и не в твоей измене. Мне нужно решить свои внутренние проблемы. Не ищи встреч, никому из нас они не нужны, мне будет только больней. Я искренне благодарна тебе за все. За опыт, чувства, океан эмоций! Рядом с тобой я повзрослела и многое о жизни поняла. Пожалуйста, будь счастлив и любим. Ты очень талантлив и всего добьешься! Прощай».

***

[1] Тимлид – ведущий разработчик, лидер команды программистов.

Глава 39. Такая любовь отравляет

Когда полгода назад мне удалось вырваться из душных объятий родительской опеки, меньше всего я думала о любви. Я жаждала чего-то нового и неординарного, мечтала о крутой карьере и тотальной независимости.

Игорь Белецкий предложил просто поиграть, взамен пообещал мечту. Я радовалась, что сорвала джекпот, но на самом деле – попалась на удочку. Моргнуть не успела, как симпатия к привлекательному боссу превратились в большее.

Чувства вспыхнули ярко, феерично. Я и не знала, что они могут быть такими мощными, не понимала, как их контролировать. Этому нигде не учат!

Поначалу было кайфово. Казалось, мы с Игорем созданы друг для друга. Я им восхищалась, он одаривал нежностью и заботой. Постепенно, сама того не осознавая, я стала зависимой от его знаков. Наслаждалась, когда чувствовала себя желанной и нужной, расстраивалась, если обделял вниманием.

Сгорать от любви – это только звучит красиво. Горение – процесс разрушающий, оставляющий после себя едкий газ и пепел. В реальности страстная, всепоглощающая любовь отравляет и выжигает дотла.

Ревность – чувство яркое и острое, обида ­– жалкое и разъедающее. Вместе – они страшная сила. Меня изломали вдоль и поперек.

Узнав подробности измены, я начала мучать его, при этом еще больше мучаясь сама. Мне в прямом смысле было больно дышать и не хотелось жить. На райском острове ночами представляла, как вхожу в океан, уплываю на глубину, ныряю и глотаю воду, пока не захлебываюсь.

Инстинкт самосохранения оказался сильней. Я выбрала жить и приняла волевое решение закончить токсичные отношения.

Наше расставание получилось таким же красивым и волнительным, каким был роман. Гарик все правильно понял. Не стал звонить и не ответил на сообщение. Сделал, как просила – оставил в покое.

Прошло всего три дня, а мне уже легче. Днем папины проблемы отвлекают, ночью мамины таблетки спасают.

– Ариша, спустишься на кухню? – зовет мама. – Я буду жарить блинчики. Поможешь?

– Сейчас иду, – отзываюсь, поднимаясь с кровати.

Люблю, когда она готовит блины. Они так вкусно пахнут! Дома становится уютно, как-то теплей и радостней.

– Садись за стол, будешь смазывать края маслом, – командует мама, придвигая вилку и масленку.

Это она хорошо придумала. Когда руки заняты, ждать легче.

Сегодня папу должны отпустить. Для мамы это будет сюрпризом.

– Ну мам! Я так не играю. Он ни разу не комом, – возмущаюсь наиграно, когда на тарелку падает первый кружевной блинчик.

С первого до последнего блины у нее идеальные, ровненькие и тоненькие.

– Хотела стащить бракованный? – догадывается.

– Так он испорченный, – говорю, запихивая в рот вкуснятину, – Дырочки не симметричные!

Впервые за много дней мама смеется. Коротко так, боязливо. Словно уже разучилась.

Буду считать это хорошим знаком. Буду верить, что еще час-два – и папа позвонит. С утра он дает показания, обличающие Влада и его финансиста, после этого арест заменят на подписку о невыезде.

– Влад вчера приезжал? – спрашивает мама, переворачивая сковороду. На тарелку падает второй блинчик. – Соседка утром сказала, что видела его машину. А ты молчишь. Что он хотел? – внимательно смотрит на меня.

Накалываю вилкой масло, принимаюсь елозить им по теплому блину.

– Он привозил бумаги на подпись. Я ж у вас главный директор. Большая босска!

– Барбоска! – передразнивает и отворачивается к плите, чтобы налить новую порцию теста.

Вроде не заметила. Обычно она сразу замечает, если обманываю или недоговариваю.

Влад вчера был, но не с бумагами. Приезжал за флэшкой. Пришлось ее отдать, папе нужен был еще день. Я рискнула.

– Ой, дочка! – восклицает мама. – Ты же со сметаной любишь, а я забыла купить. Не подумала! – сокрушается мама, снимая очередной блинчик.

– Дожарим и сгоняю в магазин. Все равно собиралась. Утром месячные начались, а тампон последний, – вспоминаю вслух.

– Ариша!

Мама поворачивается и делает недовольное лицо.